Первая чаша - Zarylene

– Нет! – грозный голос Иршаба заставил селянина заткнуться. – Мы ошиблись. Высшие судили его и вернули назад, значит, наш суд был несправедлив и на нас теперь падет проклятье!

– Или это ифрит вернул его назад, чтобы забрать с Арслана причитающийся долг, – произнес Урсан, вставший рядом. – В любом случае, ничего хорошего нас не ждет.

–Монах, скажи, – староста сложил перед собой руки в молитвенном жесте, – сможешь ли ты теперь спасти нас? Судить нас?

– Судить вас будут Высшие, а не я. Я больше не хочу иметь с вами никаких дел. Пришел только, чтобы сказать вам правду. Что убийца Арслан, – изрек Орей прохладным тоном. – В его колодце, в пристройке я нашел нож Оттара. Это главное доказательство. Думаю, копнув глубже, вы отыщите еще два ножа.

– Проверьте! – рявкнул Иршаб в кухню. Раздались частые удаляющиеся шаги капитана стражников.

– Я никого не убивал! – повторил Арслан, заметно нервничая. – Вы же не поверите ему? Не поверите? Как я мог убить собственных братьев? Разве я бы посмел? Ведь это хуже любого греха убивать своих родных!

– Хуже любого греха? Хуже, чем обречь на смерть чужака? Обвинить его во всем, зная, что тебе поверят, а его убьют? – Орей говорил быстро и, судя по виду селянина, каждое его слово становилось меткой стрелой, попадающей точно в цель. – Ведь ты сам поддержал мою идею с кладбищем. И пользовался только тем, что я плохо говорю!

– Но… – Арслан хотел что-то возразить, но открыл и закрыл рот.

Спустя пару мгновений раздался плеск воды и крик:

– Тут ножи! Два ножа на дне колодца!

– Я был прав, – Орей откинулся на подушки.

– Нет! Я не знаю, как они там оказались! – завизжал Арслан, попятившись. – Это всё вы! Вы оба! Сговорились! – он указал на Зариме. – Вы меня подставили! Демон и потаскуха!

– А по-моему, всё ты прекрасно знаешь, – тихо сказал Орей, прикрыв глаза. На него тяжелым одеялом навалилась усталость.

– Схватить его! – приказал Иршаб. – Арслан убийца, а не монах!

Урсан положил крепкую руку на плечо преступника.

– Нет! Я никого не убивал! – продолжал повторять он, отпираясь, но пальцы кузнеца крепко сомкнулись на его плече, а бежать было некуда.

– Ты совершил то, что хуже любого греха. Ты должен понести наказание, – решил староста.

В комнату вошел капитан стражи и отдал Иршабу один из ножей. Староста переменился в лице, увидев на рукояти имя своего сына. Урсан и стражник заломили руки Арслана за спиной и грубо толкнули его к выходу.

– Что?! Нет! – завопил селянин как резаный. – Отпустите! Я никого и пальцем не тронул! Я не убивал своих братьев! Это все он! Этот демон под личиной монаха!

Иршаб некоторое время стоял, сжимая нож в дрожащей руке, не отрывая взгляда от имени, начертанном на рукояти.

– Ганим… Мой… мой сын… – надломленно выговорил он не своим голосом, – как я мог быть так слеп…

Когда все покинули дом, Орей взял бутыль вина и откупорил пробку. К нему неслышно подошла Зариме, словно ожидая приказов. Она выглядела растерянной, а не радующейся столь внезапному освобождению от жестокого мужа. Орей удостоил её лишь беглым взглядом. Все уже предрешено, не так ли? Они спасены.

– За мертвых, – произнес он, делая глоток. Он подумал о жертвах, павших от зависти и ножей Арслана.

21. Видеть зло, желать зло, совершить зло

«Священное Право Мести даруется каждому мужчине, которому было нанесено оскорбление от мужчины из другого рода. Он должен выступить на общем собрании и потребовать Священного Права у рисена. Если рисен сочтет обвинения справедливыми, два соперничающих рода сами вершат правосудие над членами своих семей.

Священное Право Мести может быть одобрено за личное оскорбление, оскорбление родственников мужчин или матери рода, надругательство над женой, сестрами или дочерьми, и при необоснованном нарушении уговора, если это стало причиной невосполнимых потерь, смерти члена семьи или непоправимого урона чести рода».

Выдержка из свода законов Великого круга

Орей проспал в своей комнате на лежаке весь вечер и всю ночь. Тело постепенно приходило в норму, он чувствовал это, однако вставать, ходить и даже просто есть с разбитой челюстью стало тем еще испытанием. За пострадавшим монахом чутко присматривала Зариме. Утром она накормила его молочной кашей, но Орей заметил, что несмотря на то что избавление от жестокого мужа было уже близко, на её лице вовсе не проступало улыбки. Женщина носила печаль, как траур, и Орей предположил, что на самом деле, она скрывает свои истинные чувства. Однако темные круги под покрасневшими глазами указывали на обратное. Она была не в порядке, но монах не понимал, с чем это связано.

После полудня Зариме снова заглянула к нему в комнату и еле слышно сообщила:

– Пришел Гурам. Хочет с тобой поговорить.

– Пусть зайдет… Говорить я смогу, – Орей сделал попытку улыбнуться, но распухшая челюсть тут же дала о себе знать, и монах зажмурился.

Вид у него всё ещё был жутковатый – от молодого путника, полного надежд, осталась кровавая отбивная, щедро приправленная разочарованием. Пока он жил в монастыре, то беззаветно любил всех людей, особенно своих братьев, теперь же все, кроме Зариме, вызывали у него презрение и отвращение. Но больше всех Орей теперь ненавидел себя за собственную наивность и мягкосердечие.

Гурам зашел в комнату и пугливо как зверек осмотрел сидящего на лежаке Орея. Он так же, как Арслан вчера вечером, нервно комкал в руках шляпу и чуть сутулился, виновато глядя на монаха. Юноша и подумать не мог, что на него так скоро свалятся обязанности