Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945 - Петер Гостони

«По-видимому, мы задремали, так как в половине первого ночи внезапно очнулись от полусна. Тяжелые удары прикладов в дверь. «Открывайте! Открывайте!» Ада Норна бросается вверх по лестнице, чтобы открыть входную дверь. Русские! В следующую секунду нам показалось, что в подвале полно солдат. На самом деле здесь было три или четыре человека, в то время как остальные громко топали сапожищами вверху в комнатах. Красная армия – интересная встреча. Русские, в землисто-бурой форме, запыленные до черноты, как обычно бывает во время боя, вооруженные до зубов, внимательно оглядывались по сторонам. Мы невольно облегченно улыбнулись, выходит, что бой за городской район Далем (на юго-западе Берлина. – Ред.) закончился и русские уже здесь. «Финка», – говорит Ада Норна. «Норвежец, – говорю я, – в доме нет немцев». Русские хотят удостовериться в том, что мы говорим правду, и проверяют наши паспорта. Потом они начинают обыск в доме. Двое остаются с нами в подвале, офицер и его адъютант. Я не разбираюсь в знаках различия Красной армии, но на обоих молодых офицерах форма из более качественного материала, чем у других солдат. У них на груди много орденов и медалей: ордена Красной Звезды, медали с профилем Сталина и Ленина. Остальные русские хозяйничают в вилле. Мы слышим, как они входят в кладовую, затем они поднимаются вверх по лестнице в спальни на втором этаже, вот они уже на чердаке.

«Воды, – говорит адъютант, который хорошо владеет немецким языком, – мы хотим побриться». Мы приносим горячую воду в кастрюле. Офицер сбрасывает мундир, и адъютант начинает ловко намыливать его щеки и подбородок. «Белый подворотничок?» – спрашивает адъютант. Мы находим подходящий кусок белой материи. Он просит фрау Норну пришить его к внутренней стороне ворота мундира. Фрау Норна берет иголку и нитки, надевает очки и пришивает белый подворотничок так, что из-под ворота мундира выглядывает только узкий белый край. При таком торжественном событии, как взятие Берлина, молодой офицер хочет выглядеть хорошо. <…>

Адъютант осматривается в подвале, который до отказа забит чемоданами и разными ящиками. «Оружие?» – спрашивает он, грозно сверкая глазами. «Нет, – говорю я, – у нас нет никакого оружия». – «Что-нибудь поесть для четырех человек!» – требует адъютант. Фрау Норна быстренько готовит несколько бутербродов. «Шнапс!» – обращается к нам адъютант. Но запас вин, имеющихся на вилле, состоит только из нескольких бутылок сухого белого вина из Словакии, вина низкого качества, остальные бутылки, стоящие на полках, заполнены кипяченой водой. Мы откупориваем некоторые из них, делаем несколько глотков, чтобы показать, что это не яд, и даем попробовать ему. Адъютант презрительно морщит нос. «Оружие? – снова спрашивает он грозным голосом и, сверкнув глазами, показывает на ящик в углу подвала. – Открывайте!» Мы открываем один чемодан за другим, и он, как таможенник, перерывает все содержимое, но ничего не берет себе. Все было бы хорошо и в полном порядке, если бы фрау Норна по доброте душевной не взяла бы у друзей несколько ящиков и чемоданов для хранения на нашей вилле, которая находится под защитой шведского посольства. У нее нет ключей от этих чемоданов, и она не имеет ни малейшего понятия, что в них лежит. Если хотя бы в одном из них находится какой-нибудь старый револьвер, то мы пропали. Адъютант с помощью кинжала взламывает замки чемоданов и ящиков. «Твое», – говорит адъютант фрау Норне и швыряет ей под ноги всевозможные предметы женской одежды: женское белье, платья и куски шелковой материи. «Твое», – говорит он мне и бросает мне на колени мужские костюмы и галстуки, доставая их из туго набитого чемодана, – очевидно, это плата за хранение. Последний ящик, который он вскрывает, до отказа забит дорогими винами и спиртными напитками – французское шампанское, коньяк многолетней выдержки, мозельские и рейнские вина еще довоенного урожая: целое состояние. <…>

Лица русских военных расплываются в довольной улыбке. «Шнапс!» – наконец-то нашли! Бородатый рыжеволосый парень, который выбрал себе несколько пар светлых брюк из чужого чемодана, наполняет жестяную кружку шампанским и скептически смотрит на пенящуюся жидкость. Очевидно, этот напиток ему незнаком, но уже первые глотки настраивают его на благодушный лад».

Начинается дикая попойка.

«Словно по волшебству, новость о находке алкоголя облетает всю виллу, и один русский солдат за другим, грохоча сапогами, спускаются в подвал, чтобы получить свою вполне законную долю спиртного. У всех поднимается настроение, и теперь здесь начинается настоящий праздник. Солдатам приходит в голову идея помыться. Здесь внизу, в «столовой» подвала, шесть полуобнаженных парней намыливаются, смеются, и озорничают, и плещутся, не экономя наш драгоценный запас воды. Они все выглядят по-разному, и мы делаем вывод, что состав Красной армии очень пестрый. Самый приятный из них полный блондин среднего возраста с добродушным лицом, который снова и снова повторяет: «Война нике гут, Берлин капут, Гитлер капут». Самый неприятный из них бойкий адъютант, говорящий по-немецки, который так хорошо начал с уверений, что верит в Бога. Однако у него резкий, неприятный голос, он готов тотчас схватиться за пистолет, если ему отвечают недостаточно быстро.

«Помогите, помогите!» – раздается пронзительный крик из сада соседнего дома. Какой-нибудь раненый солдат? «Все немцы свиньи, – говорят русские, – они не заботятся о своих раненых». В нашем подвале становится все веселее: в ящике полно спиртного, в чемоданах – первоклассные товары. Некоторые из русских солдат уже основательно захмелели и начинают клевать носом. Адъютант следит за порядком и отправляет их из подвала наверх. Зажав бутылки под мышкой, они нетвердой походкой поднимаются по лестнице на второй этаж, чтобы лечь в кровать.

«Помогите, помогите!» – раздается из соседнего сада. Мы продолжаем сидеть в подвале и ничего не можем сделать. Проходят часы. Постепенно светает, и начинается новый день. Слышно, как вверху храпят русские. <…>

Мы осматриваемся в вилле. Во всех комнатах спят русские. Все провода электропроводки и телефонный кабель перерезаны. Следовательно, радио и телефон не работают. Теперь мы никак не можем связаться с внешним миром. Создается впечатление, что нашу виллу русские предпочли всем остальным соседним домам – может, они знали, что здесь живут нейтральные иностранцы? <…>

Раненый солдат, лежащий в соседнем саду, продолжает стонать, но гораздо слабее, видимо потеряв всякую надежду на спасение. Немцы не могут или не решаются прийти ему на помощь, а у русских полно своих раненых, о которых надо позаботиться в первую очередь. Двое русских солдат подтаскивают раненого немца к нашей входной двери и оставляют его там. Это молодой паренек с проникающей раной в мягкие ткани бедра. В рану уже успела набиться грязь. «Помогите немецкому камраду», – говорит наш вчерашний друг, тот, с добродушным лицом. Мы приносим ватное одеяло, подушку, воду, вату и марлю и накладываем на рану временную повязку. Паренек тихо стонет, от боли он то и дело теряет сознание, кажется, даже малейшее движение вызывает у него мучительную боль. Сразу видно, что жизнь уже покидает его. Он даже не в состоянии проглотить несколько капель кофе, которые так и остаются у него во рту. Мы укрываем его одеялом. Нам остается ждать, пока появится санитарный патруль.

В первой половине дня [27 апреля] к нам заходят два русских офицера, чтобы осмотреть раненого. Они входят в дом через стеклянную дверь из сада, и мы показываем им полумертвого немецкого солдата, лежащего перед входной дверью. Он все еще жив и пришел в сознание. Запинаясь, он пытается поблагодарить русского солдата, который помог ему. Офицеры осматривают его рану и качают головой. «Оставайтесь здесь», – вежливо говорит один из офицеров, обращаясь к Аде Норне, когда мы снова оказываемся в комнате, а сам выходит на улицу. Мы слышим три выстрела и понимаем, что раненый мертв. Офицеры уходят. Немного подождав, я выхожу на улицу и забираю из карманов мундира мертвого солдата его документы. Вальтер Реклинг из Берлина. Ученик столяра. 18 лет. Сирота. Родственников нет. В записной книжке лежат фотографии: молодая девушка и несколько групповых снимков с одноклассниками. И это все».

В этот же самый день где-то в восточной части огромного города молодая берлинка впервые встретилась с Красной армией.

«Все началось с тишины. Слишком тихая ночь. Около полуночи фрейлейн Бен сообщила, что враг продвинулся до садовых участков на окраине города и что линия немецкой обороны проходит перед нашими домами.

Я долго не могла заснуть, пробуя говорить про себя по-русски. Я мысленно повторяла те слова и выражения, которые, как мне казалось, могли вскоре пригодиться. <…>

Я спала до пяти часов утра. Потом услышала, как кто-то возится в прихожей. Это оказалась продавщица книг. Она вошла в комнату, схватила меня за руку и прошептала: