ВОЛКИ БЕЛЫЕ(Сербский дневник русского добровольца 1993-1999) - Олег Валецкий

Интервентному взводу военной полиции, наступавшему левее, больше повезло, и он только попал в засаду, потеряв троих ранеными. УЧК, очевидно, имела связь с авиацией НАТО: в этом я уверился, когда во время авиаударов услышал по захваченной раньше у шиптар [одно из названий косовских албанцев. — примеч. ред. ] портативной радиостанции торопливый говор, что офицер безопасности перевел как просьбы оборонявшихся к своему командованию о поддержке авиации.

Под удар попали и другие подразделения. В паре сотне метров от нас валил густой черный дым, но никто особого желания отправиться туда не испытывал, хотя было много криков, что в какой-то машине «наш» водитель. Мои спутники, недолго подумав, завели свою легковую машину, и мы отправились назад по дороге, где незадолго до этого проехали. Дорога была перегорожена горящим танком, а рядом с ним горели бензозаправщик и еще одна машина. Как оказалось, ракета разорвалась в нескольких метрах от бензозаправщика, и пламя перекинулось на заправлявшийся горючим танк и соседнюю машину. Одного раненого, Любо Месара из военной полиции, увезли, но никто не мог сообразить, все ли живы, пока не выяснилось, что в танке остался механик-водитель, и его обугленный труп вытащили позднее. Тут неожиданно появились два или три бронированных УАЗов с пулеметами на крыше, состоящих на вооружении «специальных» сил МВД. Правда, они тут же развернулись (как и несколько грузовиков с полусотней полицейских, державших здесь позиции, но к тому времени упаковавшихся и сразу же отбывших назад под озлобленные комментарии военных). Через минут пять-десять за ними последовало еще два три десятка резервистов нашей бригады на трех тракторах с прицепами, и я хорошо запомнил, как один из них, бородатый тип лет 30–40, кричал, что, мол, Косово было и останется шиптарским. Не помогли уговоры и приказы бывших со мной штабных подофицеров и танкистов, остававшихся с двумя танками без всякого пехотного прикрытия в самом важном месте

Появился командир бригады Любиша Дикович со своей свитой и сам опешил от происходящего. Сказав, что сейчас кого-то срочно пришлет, отправился вслед уехавшим, а мы трое заняли оборону, встретив лишь одного добровольца из пехоты, который со своими товарищами занимал позиции слева и внизу от нас. Это немного прояснило ситуацию, и доброволец, сев в трактор, брошенный полицией и погрузив туда брошенные ею же упаковки с минеральной водой, отправился назад к своим. Прошло полчаса или час — все-таки появились сначала резервисты, правда, не ставшие занимать позиции, а затем какие-то срочнослужащие солдаты, распределенные своим командиром по позициям и освободившие нас.

Понятно, что на этом операция была закончена: в конце дня я узнал, что бригада потеряла убитыми в тот день до 10–15 человек.

По возвращении я был переведен в роту военной полиции, где встретил моего знакомого по отряду «Белые волки» — Перо, родом из Рашки, приезжавшего воевать добровольцем в Республику Сербскую. Перо сразу начал агитировать командира роты «Гишку» принять меня в интервентный взвод. После «экзаменационного» разговора с сапером роты, меня приняли в военную полицию, где я от телохранителя «Гишки» — Уроша — получил достаточно сведений о характере местного театра боевых действий. Главный наш противник находился в так и не взятом районе, вокруг сел Горня и Доня Обриня, Резала, Ликовац, Тырстеник, Полужа. Этот «анклав» был под полной властью УЧК до начала мая, и в нем находилось около тысячи бойцов УЧК. Там же долгое время пребывал и командир УЧК региона Дреницы Сулейман Селими («Султан»), один из главных помощников Хашима Тачи, какое-то время бывший и военным командиром УЧК. Этот анклав весной 1999 года и был главной целью наших наступлений. Еще до моего приезда в одном неудачном наступлении «цервени беретки» потеряли несколько бойцов.

К сожалению, через несколько дней к нам пришел начальник военной безопасности бригады, который сказал, что не может оставить меня в роте военной полиции, но может предложить мне на выбор: переход либо в инженерную, либо в разведывательную роту. О причинах этого предложения я стал догадываться позднее, но тогда без размышления согласился на переход в разведку.

В разведроте как раз в это же время на замену погибшего под Обринье капитана Ивицы, прибыл новый командир роты, по кличке «Струя». Последний мне предложил стать его телохранителем, на что я согласился, пробыв, правда, на этой должности всего пару недель. Моим напарником стал один доброволец из Боснии — Ранко, впрочем, задержавшийся на этой должности еще меньше меня, и после нервного срыва отправленный домой.

Нашей первой «акцией» была операция по зачистке села Лауша.

Во время «акции» обнаружилось, что мужчины отсюда ушли с оружием еще за пять дней до этого. Можно было вообще обойтись без стрельбы, но группа сводного отряда из Крушевца, входившая в село с другого направления, стала без толку палить, не зная, есть ли кто здесь, или нет, а на выходе из села бойцы этой группы, сопровождая колонну гражданских, открыли огонь по нам, разведчикам, сидевшим в засаде и чудом уцелевших от метких сербских выстрелов. Все это было довольно странно, и подобный случай был не единичный: противник просто ускользал от войск.

Новая акция началась через пару недель и опять после долгой, но неторопливой огневой подготовки артиллерии и танков на нашем участке пехотный батальон и наша разведрота первое время наступали без проблем, хотя полкилометра пришлось идти полдня. Противник отступал, спорадически отстреливаясь.

Махалы (селения), из которых состояли албанские села, лежащие в долине, еще задолго до акции опустели. Но когда мы входили в дома, то видели, что во многих из них ночевали бойцы УЧК — на полу лежали матрасы, в углу стояли печи, и вообще комнаты, где они спали, были хорошо прибраны, хотя сами дома нередко были сожжены.

Как развивалась операция на других участках, не знаю, но наша разведрота, хотя и вышла после пехоты, быстро достигла высоты Бок Тырстенички. Оставив взводы срочнослужащих и резервистов в домах под ней, «Струя», второй по счету командир роты, со мною и взводом добровольцев вышел на высоту, и дабы показать наше местонахождение, поджег амбар с кукурузой около одиноко стоящего дома. Его действия оказались результативными: вскоре взвод добровольцев был обстрелян снайпером. Стало понятно, что противник лишь выжидает время в лесу на склоне следующей высоты, за которой уже лежало Горне Обринье. Справа от нас должна была, находится полиция МВД, но попытка установить с ней связь оказалась бесполезной. Пройдя метров 500 вправо и спустившись с высоты до ручья и селения Беженич, мы никого не обнаружили, зато, возвратившись, увидели в 200 — 300 метрах от себя троих албанцев, быстро скрывшихся в зарослях после нескольких очередей нашего пулеметчика «Бырко».

На крайнем левом фланге, который держал взвод срочнослужащих, дело шло нормально, но пехота, бывшая левее с двумя танками, вырвалась слишком далеко вперед, и ее в теснине зажали огнем. В конце концов, наступила ночь, и разведрота была отведена на базу, зато пехота осталась ночевать в лесу и, как потом выяснилось, потеряла в тот день около десяти человек убитыми и раненными. Пехота шла через поляны цепью в полный рост и хорошо была видна албанцам, подкараулившим ее в удобном месте. К тому же пехоту, похоже, накрыла и наша артиллерия, вызванная для поддержки этой же пехоты. Понятно, что и эта операция была неудачна, и УЧК опять возвратилась на свои исходные позиции.

Сам разгром УЧК произошел только на бумаге. Объявленное в начале апреля генштабом югославской армии общее число оставшихся террористов на Космете (300 — 400 человек) на деле можно было найти в лесах, а то и селах в ближайших окрестностях Глоговца. Трудно говорить о точных цифрах, их здесь не знало и командование самой УЧК. Так, например, в полностью подконтрольном УЧК районе сел Горня и Доня Обрыньи, Тырстеник, Резала, Ликовац, находившихся слева от дороги Глоговац — Сырбица, по разведанным югославской армии, находилось в конце апреля 1999 года до тысячи бойцов УЧК, а что касается горного массива Чичавица, отделявшего Дреницу от Приштины, то он не был очищен от отрядов УЧК до конца войны.

Наша рота лишь чудом тогда избежала потерь в засадах. Хорошо помню случай с нашим очередным переездом, когда после перемещения штаба бригады из Сырбицы в Глоговац, наша рота, до этого уже сменившая село Лаушу на Полянце, отправилась из последнего в село Глобаре под Глоговцем. Тогда опять поменялся командир роты, и место нашего капитана «Струи», ушедшего на должность погибшего командира 1-го батальона, занял резервный капитан «Жути». Ему, естественно, было нелегко в уже устоявшейся офицерской среде, и даже в роте первое время решал вопросы не он, а другие — старшина, командиры взводов, связисты и так далее. И вот он, буквально на следующий день после своего назначения, должен был командовать переездом. Все было организованно впритык по времени. В шесть вечера основная часть нашей роты должна была выехать из Полянце по дороге Сырбице — Глоговац и въехать в село Глобаре под Глоговцем, в котором наших войск вообще не было. Мне все это стало немного непонятно, ибо любая задержка оставила бы нас в темноте, а наши войска, как мне было известно, ночью практически не действовали, чего нельзя было сказать об УЧК. К тому же вдоль дороги стояли посты полиции, и с ней по темноте всегда могла вспыхнуть случайная перестрелка. Я все это сказал командиру, но, видимо, от него ничего не зависело, и мы стали действовать по плану.