Я, Потрошитель - Стивен Хантер

Я кивнул, стараясь не показать, как сразила меня наповал неопровержимая логика, утверждающая, что этот храбрейший из храбрых на самом деле был Джеком-Потрошителем.

– А теперь мне пора идти, мистер Джеб. Да, кстати, что это за имя – Джеб? Получается, я раскрыл конфиденциальную информацию человеку, имя которого мне даже неизвестно… Ну же, сэр, по крайней мере, объяснитесь.

– Это мой псевдоним в журналистике, – сказал я. – Меня называли по-разному, в том числе даже Сынок. Но я везде числился как «младший», хотя отец мой был пьяницей и у меня не было никакого желания носить его фамилию. Поэтому с некоторого времени я стал подписываться своими инициалами, Дж. Б. Моя младшая сестренка, чудесная девочка, не могла разделить эти две буквы, и в ее произношении они слились в «Джеб». Вот кто я такой, а раз вы спросили, сэр, я вам отвечу: фамилия моя Шоу. Джордж Бернард Шоу к вашим услугам.

Глава 41

Дневник

Без даты

Отступление

Я выскользнул из двора, прошел по узкому проходу

и свернул направо на какую-то улицу.

Я не могу вспомнить,

хотя это случилось всего несколько часов назад. Неужели разразилась чума,

пока я был занят работой, и скосила остальное человечество?

Кажется, я несколько дней шел через серую непогоду,

прищурив глаза от жалящих капель, подобных кинжалам,

все мое тело дрожало, стараясь приспособиться к холоду.

Повсюду пустота и отголоски, обрывки бумаги, гонимые ветром,

собака с выпирающими сквозь кожу ребрами и без надежды в слезящихся глазах, в холодном

ветре запах мусора, дерьма, мочи и, конечно, крови.

Но наконец я их увидел. Один, затем два, затем три или четыре,

люди, готовящиеся встретить день и тот ад, который он принесет.

Я увидел, как кучер гнал по улице шестерку могучих жеребцов, чтобы доставить бочки неизвестно с чем,

я увидел бдительного полицейского на страже, хоть от него нет никакой пользы, я увидел

ватагу детей,

полных сил, быстроногих, спешащих в школу или навстречу беде,

я увидел двух-трех мамаш, в кэбе я увидел джентльмена, возможно, на перекрестке стояла проститутка, возможно, сгорбленный маленький джентльмен – адвокат или помощник адвоката,

мясник, пекарь, свечных дел мастер, лудильщик, портной, нищий, вор[61].

Никто из них не обратил на меня никакого внимания.

Да и с чего бы? В конце концов, я ведь один из них.

Глава 42

Воспоминания Джеба

Я сообщил профессору Дэйру о том, что мне удалось получить подтверждение наличия у подполковника Вудраффа определенных признаков дислексии. Именно это расстройство и стало главным указанием на личность Джека. Более того, как и предсказал профессор, Вудрафф происходил из семьи, где проповедовались самые высокие моральные и гуманистические ценности.

– Что касается меня, – сказал я, – я вовсе не собирался вас проверять. Я просто должен был знать правду. Очень непросто выдвигать подобные подозрения в отношении такого героя. У меня внутри все переворачивается.

– Неужели вы станете утверждать, что физическая храбрость перевешивает глубокое моральное зло? Такова ваша позиция?

– Нет, конечно. Однако из этого еще не следует, что у нас есть повод для радости.

– Ну, хорошо. Сдаюсь. В таком случае давайте убедимся наверняка. Вы можете предложить еще какой-нибудь способ проверки?

– Нет, конечно. Просто… – Помолчав, я сказал: – Вы бы не задали этот вопрос, если б у вас такого способа не было.

– Мне пришла в голову одна мысль. Конечно, дело это весьма опасное, а мы с вами совсем не герои.

– Проникнуть домой к Вудраффу в его отсутствие и устроить обыск?

– У меня на такое не хватит духу, и у вас, полагаю, тоже. Мы не профессиональные взломщики, а просто дилетанты, особенно в области конкретных действий.

– Справедливо подмечено. Значит, вы придумали что-то такое, что могло прийти в голову Шерлоку Холмсу?

– Опять этот проклятый тип!.. Я непременно должен прочитать эту книгу, о которой вы столь высокого мнения. Что же касается моей хитрости, она слишком примитивна для этого вашего элегантного гения Холмса. Просто задайтесь вопросом. Ответ очевиден, нужно только хорошенько задуматься. Когда Вудрафф совершенно беззащитен? Когда наиболее уязвим? Когда меньше всего можно ждать, что он выхватит нож и проложит себе путь к спасению?

Я задумался. Я думал и думал. И наконец воскликнул:

– Курение опиума! Наркотик погружает его в состояние грез наяву. Он может что-то бормотать, исповедоваться, кричать, признавая свою вину, или плакать от угрызений совести. Мы ничего не будем ему навязывать, Вудрафф считает это чем-то обыденным и сам с готовностью отправляется в курильню. Но я мог бы оказаться рядом…

– Вы готовы пойти на это?

Я ничего не знал об опиуме, о его воздействии на человека, о таящихся в нем опасностях. Но в то же время я не мог двигаться дальше, не имея веских доказательств против человека, награжденного крестом Виктории.

– Постараюсь это выяснить, – ответил я.

Я решил основательно подготовиться. Своим наставником я выбрал констебля Росса, правильно предположив, что опыт его работы на лондонских улицах, среди самых низкопробных притонов, трущоб, публичных домов, питейных заведений, игорных залов и арен для собачьих боев должен распространяться и на курильни опиума. Я оказался прав – и, вооружившись надлежащими знаниями, стал разгуливать по унылым улицам рядом с портом в ожидании, когда появится подполковник Вудрафф (а профессор заверил меня, что это произойдет обязательно). Так оно и случилось; его выдала пружинящая походка, явившаяся резким контрастом с этим угрюмым местом.

Это было настолько в духе мелодрам Вест-Энда, что мне показалось, будто я вижу перед собой ярко освещенные подмостки. Вудрафф подошел к неприметной деревянной двери в безликой кирпичной стене и постучал, после чего, в точности как на сцене, в двери открылось окошко, личность подполковника была установлена, и после обмена кодовыми словами его впустили внутрь.

– Отлично, – сказал Росс, сопровождавший меня в этом путешествии в злачный мир в качестве поддержки, помогающей мне справиться с переполнявшим меня ужасом, – теперь подождите, когда он раскурит трубку – первое ее действие будет успокаивающим, – и затем заходите.

– Как все просто, – пробормотал я. – Проклятие, на улице холодно!

– Холодно, но вскоре вы начисто забудете про окружающий мир. А теперь повторите то, что я вам говорил.

– Я обязательно должен сделать первую и даже вторую затяжку. Китаец будет за мной следить. Если я этого не сделаю, вышибалы изобьют меня и вышвырнут на улицу. Далее уже мне предстоит выбирать, затягиваться глубоко или просто держать дым во рту и выпускать его в воздух, тем самым существенно снижая уровень потребления опиума, погружаясь в безумие лишь наполовину. Несомненно, воздействие я буду ощущать: головокружение, легкие галлюцинации, искажение цвета и форм окружающих предметов, – но ничего такого, с чем не сможет справиться человек в здравом уме.

– Что-нибудь еще?

– Мм… – я лихорадочно соображал, не в силах ничего вспомнить, и наконец: – Ах да, опиум оглушит меня, подобно хорошему хуку. Это неизбежно, поскольку у меня нет привычки. Опиум – далеко не успокоительный сироп «Мамаша Бейли». Мне нельзя поддаваться панике; я просто должен принять это как должное. И еще. Тепло растапливает эту дрянь, поэтому нужно следить за тем, чтобы она не вылилась из трубки, так как в противном случае я выдам себя.

– Очень хорошо, сэр, – похвалил Росс.

– И вы уверены, что я, выйдя оттуда, напишу «Кубла-хан»[62]? – спросил я.

Росс не понял мою маленькую остроту и сказал только:

– Этого я не знаю, сэр.

Мы подождали еще двадцать минут, и новых посетителей не было.

– Ну хорошо, сэр, пора! Ни пуха, ни пера!

– Увидимся в скором времени – или, по крайней мере, я на это надеюсь, – сказал я.

– Все будет в порядке.

Плотно запахнув макинтош, я натянул шляпу низко на лоб и направился по брусчатке к двери, проталкиваясь сквозь клочья тумана, налетевшего со стороны моря. Вокруг становилось все больше похоже на театр Вест-Энда. Туман из сухого льда получился замечательный, мистер Джонс[63]!

Приблизившись к двери, я стукнул три раза, затем два, после чего стал ждать. Полицейские осведомители поработали исправно, и через несколько мгновений открылось окошко и я увидел раскосые глаза.

– Баванг хуа, – сказал я, что, как мне кажется, означает «царь цветов».

Опять отличные разведданные. Окошко захлопнулось, открылась дверь. Я проскользнул внутрь, и меня тотчас же ударила пелена дыма, висящая в красном воздухе, поскольку все фонари были окрашены в этот адский цвет.