Зита. Дорога в небо - Владимир Борисович Журавлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не согласна? — усмехнулся Давид. — Вижу, что не согласна! Я тебя знаю, ты грузин любишь больше, чем своих земляков! Только вот такой строительный конвейер, который ты организовала внизу, Картли, например, не потянет. Народу вдвое больше — а не потянет. Будешь спорить? Вот как вы добились, что у вас и большегрузы не ломаются, и железнодорожную ветку в срок проложили, и строительные комбинаты выдерживают графики поставок? Как? Только не говори, что на сознательности, не поверю!
— Это наша работа, Давити, просто работа, — пожала плечами она. — Ты же с нами начинал, неужели не помнишь? Ну… возьмем, например, водителей большегрузов. Они здесь вахтовиками, работают трехсменно. Тяжело, а деньги те же. Могли бы отказаться, остаться на своих угольных разрезах, где все налажено и обустроено, где нет гонки и сроков, где их семьи, наконец. Их, собственно, никто и не принуждает. Просто… отказался от вахты, наплевал на интересы республики, и тебе понизили гражданский статус. Раз отказался, два отказался, и вот ты уже не водитель, а разнорабочий в топографической группе. Или вообще проходчик в шахте где-нибудь на побережье Северного Ледовитого. Зачем нам тупорылые жлобы за рулем сложной техники, на ответственной работе, и уж тем более в номерных городах, где все завязано на гражданской ответственности? Не нужны они, пусть полиметаллические руды ломают под присмотром вооруженных бригадиров. Все это знают и учитывают. Вот как-то так.
Давид рассеянно покачался с пятки на носок, засунув руки в карманы куртки. Зита с трудом скрыла улыбку: странно и диковато выглядел лощеный грузинский кацо на покрытых лишайниками камнях Заполярья. Словно с другой планеты.
— Особых людей вы здесь вывели, и не спорь, — сделал вывод он. — Примени я такую схему, у нас бы сразу что? Сразу поднялись бы раздающие гражданские статусы. И их родственники. И друзья. И соседи по улице. И… ну и все на этом, конец стройке.
— Может, оно и правильно? — тихо сказала она. — Зато у вас мир. Никто никуда не спешит, все друг друга знают. У вас прекрасный народ, Давити. Я бы так хотела там жить…
— А я бы очень не хотел жить там! — хмыкнул Давид и кивнул на стройку внизу. — Муравейник! Еще и сверху землей засыплете, да?
— Не землей, концентратами руд, но да, засыплем.
— Защита от метеоритов, понимаю… или от обстрела, да? А с герметичностью как?
— Ребята из НИИ полимеров придумали многослойный герметик, при пробитии мгновенно вскипает и образует пробку. Вот из него ставим внешний контур и разделку автономных блоков.
Давид прикинул объемы и присвистнул.
Перевели производства на военное положение, — пояснила она. — Республика сейчас работает только на строительство ковчегов и поддержание собственного жизнеобеспечения.
— Никто в мире не верит, что вы готовитесь уйти в космос, — сказал Давид и остро уставился на нее. — Ни военные. Ни политики. Ни ученые. Никто.
— Строительство ковчега — не та операция, которую можно скрыть под маскировочной тканью, — слабо улыбнулась она. — Огромная гора, опоясанная серпантином до самого верха, снизу подведена железнодорожная ветка, две мобильных ТЭЦ рядом на реке, двухкилометровый амфитеатр с гигантской стройкой внутри… На нас сейчас наверняка все из космоса смотрят.
— Смотрят, — хмуро согласился Давид, недовольный результатами погляделок. — Я вот тоже смотрю. И что? Все считают, вы строите подземные города на случай ядерной войны. Я тоже так считаю. Потому что вот так, без экспериментов, на неизученных двигателях в космос не летают, это верная смерть для всех! И нет ни одного факта, подтверждающего, что у вас такие двигатели вообще есть. Больше похоже на мистификацию от отчаяния. И для своего населения, которое нетрудно обмануть. Так что бомбоубежища вы строите, и не спорь.
— Это хорошо, что никто не верит, — рассеянно оценила она. — Позже начнут военные действия.
— Это плохо! — рявкнул Давид, развернулся и схватил ее за плечи. — Очень плохо! От войны под землей не спрятаться, Зита! Вас тут перебьют, ты понимаешь?!
— Понимаю, — тихо отозвалась она.
Он напряженно вгляделся в ее лицо — и снова не нашел в нем чего-то очень важного для себя.
— Уходи со мной! — страстно сказал он. — Забирай детей и уходи немедленно! Правительственный самолет ждет на аэродроме в Копейке, садитесь со Светкой на ваши дурацкие «Стрекозы» и прямиком туда! Зита, поверь мне, это все, что я могу сделать для «Спартака»!
— А чего это ты меня обнимаешь, к груди прижимаешь? — мягко улыбнулась она. — Бабник ты, Давити, правильно Светка обещала навернуть тебе с ноги, есть за что!
— Не уедешь, — с горечью сказал Давид и отпустил ее. — И Светка не уедет. Плачет, с кровью Гогика от себя отдирает, а не уедет, дура! Обе вы дуры. Приросли к республике, а много ли вы обе добра от нее видели? Хоть детей отправь ко мне, не будь бессердечной дрянью!
— А детей нет, — сухо сказала Зита. — Леонид Михайлович предложил, а Майка решила, что жить с отцом будет правильней. Ну и Дениска от нее никуда, она ж для него больше мама, чем я. Так что мои дети сейчас… далеко, там, где пальмы растут и шепчет ласковый прибой. Все у них хорошо.
— И ты их отпустила, — озадаченно сказал Давид. — Представляю, как тебе это далось… С другой стороны, не в это же подземелье их прятать! Как там будут люди жить, закупоренные под землей, в тесноте?! Я бы рехнулся через неделю!
— Хорошо будут жить, — вздохнула Зита. — Ты — сын гор, привык к простору, а жители номерных городов, наоборот, с опаской наружу выглядывают, уже приходится убеждать, что выходы на природу необходимы. После ровного микроклимата, чистого воздуха подкупольников, да и после их зимних садов северная тайга, знаешь ли, производит гнетущее впечатление. Духота, гнус, ледяная вода в реках, болота под ногами, паутина на лице, солнца то нет, то жарит на голову во всю дурь… А там, в ковчегах, в каждом блоке есть свой центр культурной жизни, своя центральная площадь, в парках укромных уголков просто уйма, полно света и
