Ядгар - Гафур Гулям

О моем приезде знали уже многие. Кое-кто видел меня, когда я подходил к дому. И сразу же по махалле разнеслась молва обо мне.

Не прошло и часу, и дом наполнился родственниками. Но я все посматривал на дверь. Мои глаза с нетерпением искали среди входящих… Ну, что там скрывать? Я ждал Саадат.

С одной стороны, пытался убедить себя, что я даже рад, что она не идет. Вы спросите, почему? Какое же может быть свидание в присутствии стольких родных? Легкая улыбка, быстрый обмен взглядами, вопросы о здоровье — и… все…

Так я и провел день — встречал и провожал гостей.

Адбугани был уже большой мальчик, он учился в пятом классе. Я поманил его в сторонку и потихоньку от гостей и матери спросил:

— Ты сказал тете Саадат, что я приехал?

— А как же? Когда вы сидели с гостями. Матушка заставила меня сбегать к Саадат. Я уже ходил.

— Саадат дома была?

— Нет, в школе. Я видел тетю.

— А дядя?

— Он на работе.

Не успели мы с Абдугани посекретничать, а уже на пороге калитки возникла с корзинкой на голове, запыхавшаяся, вспотевшая от быстрой ходьбы тетка.

— Ах, родненький мой! Ах, красавчик ты мой! — заголосила она еще издали.

Обняла она меря крепко и поцеловала в лоб. Тетушка задала мне тысячу вопросов. С важностью я снисходительно давал короткие ответы и все поджидал, что она заговорит о Саадат или хоть упомянет ее имя.

Тут меня позвали. Извинившись, я оставил гостей и вышел к калитке. Оказывается, пришли друзья детства — Абид, Мансур, Юлдаш из нашей махалли. Абид потащил всю компанию к себе домой. Было шумно и весело. Абид, подшучивая надо мной, заговорил о Саадат. Я был поражен. Должно быть, о нашей любви разболтала тетка. Вечно она суется со своей придурковатой откровенностью. К тому же Абид, оказывается, был директором педтехникума, где училась Саадат. Конечно, он мог о ней разузнать стороной.

Наша встреча затянулась до полуночи. Я попрощался и, вернувшись домой, растянулся на своей постели, теплой, как объятия матери. Я очень устал за день, но долго не мог уснуть. Мысли о Саадат не оставляли меня.

Девушка не пришла и на следующий день. Мною овладело беспокойство, я стал сомневаться. Не обиделась ли она? Ведь в последнем письме я намекнул, что нам нужно пореже переписываться? «А может быть, она ждет, когда посхлынет родня, — утешал я себя, — или она стесняется прийти, потому что здесь ее мать?»

После завтрака я пошел прогуляться по городу.

Ташкент изменился до неузнаваемости. Новые здания, которых я не видел, новые улицы. Даже прохожие изменились. Захваченный новыми впечатлениями, я не заметил, что наступил час обеда. Я поспешил домой. Поев приготовленной матерью шурпы, я уселся за газеты.

Но мне не читалось. Смотрю в газету, а думаю о Саадат. При малейшем стуке я поглядывал на калитку.

И вот, наконец, вошла та, которую я так долго ждал. Как забилось у меня сердце.

Но это была не та Саадат, которую я рисовал в своем воображении, — девочка-подросток, со многими косичками, в мешковатом, старого покроя платье под уродливой паранджой. Нет, передо мной стояла вполне современная девушка, изящно и даже людно одетая, на высокой пышной прическе у нее был тот самый берет, который я ей послал и который очень шел ей.

Прикусив губку, она нарочито небрежно играла маленьким портфелем и казалась очень спущенной, когда подходила к нам. Щеки ее стали пунцовыми то ли от ходьбы по жаре, то ли от смущения. Лоб покрылся мелкими капельками пота.

Я живо вскочил с места и четким военным шагом пошел ей навстречу. Поздоровавшись, я задержал ее руку в своей. Саадат смутилась еще больше. Она готова была вспорхнуть ласточкой и улететь…

Наконец, высвободив руку, девушка поздоровалась с моей матушкой, та усадила ее и принесла угощенье. Мы сидели друг против друга за низеньким столиком. Старушка разломила лепешку и принялась разливать чай.

— Не трудитесь, тети. Позвольте мне. Я буду наливать.

— Оставь, миленькая, я сама. Ты сейчас гостья, детка. Вот будешь здорова — тебе много еще раз придется наливать чай Джуре.

В бесхитростных словах матушки проскользнул намек. Саадат вспыхнула и украдкой взглянула на меня. Я — на нее. Наши взгляды встретились, и мы не могли не улыбнуться друг другу. Саадат опустила глаза.

Сколько обаяния и прелести было в Саадат. Красота ее расцвела, и выразительное, нежное лицо ее, каждый взгляд, каждое движение сулили счастье тому, кто заслужит ее любовь.

Невольное наше молчание прервала старушка.

— Поговорите тут, детки, а я загляну на кухню.

— О, — спохватилась Саадат, — не беспокойтесь, тетя, ничего не надо. Я сейчас ухожу.

— Почему это уходишь? Нет, посиди, поговори с Джурой. Что я, барана для тебя зарежу? Угощу простой шурпой, которую мы всегда варим. Вот и все!

— Мне просто неудобно, — отозвалась Саадат, — сидеть и смотреть, как вы тут хлопочете.

Вмешался я:

— Матушка, приготовьте все, что нужно. Я давно не стряпал. И сам сготовлю плов.

— Да что вы, Джура? Возиться у котла в военной форме, такой красивой? — воскликнула Саадат. — А я тут на что?

Но старушка замахала руками, зашумела и ушла на кухню, оставив нас наедине. Разговор оборвался. Я мучительно придумывал, что бы сказать.

— Почему ты в каникулы ходишь с портфелем? — наконец решился я. — Когда я послал к тебе Абдугани, ему сказали, что ты в школе. Разве учебный год не закончился?

— Ученье-то кончилось, да меня послали агитатором в женский клуб. Я никогда общественной работы не вела. Очень трудно! С утра до вечера занята.

— Ого, какой ты стала активисткой! А я и двух человек не могу сагитировать.

Саадат бросила на меня укоризненный взгляд.

— Вот вы все и повернули по-своему. Вы, ленинградцы, остры на язык.

С обиженным видом я заморгал глазами и, вынув из кармана шелковый платочек — подарок Саадат, начал с комичным смущением вытирать несуществующие слезы. Саадат, конечно, узнала платочек, но сделала вид, что ничего не замечает. И только покачивала головой. Она едва сдерживала себя, чтобы не прыснуть от смеха.

В дверях показался Ядгар, тащивший за собой игрушечную арбу. Не обратив на меня ни малейшего внимания, сияя от радости, он бросился обнимать Саадат.

— Тетя Саадат, вы пришли? Почему завтра не приходили? (Мальчик хотел сказать «вчера»).

Саадат прижала его к груди и приласкала. А я смотрел на них обоих и думал: «Искренна ли она? Будет ли так же ласкать его потом, когда мы поженимся? А когда откроется история Ядгара, что она скажет?» В памяти всплыло мое приключение. Я сравнивал Саадат с легкомысленной матерью Ядгара. Саадат совсем другая. Какая игра судьбы! Брошенный матерью ребенок — в объятиях молоденькой девушки…

Саадат сразу же заметила, что я о чем-то задумался, и ее лицо сделалось озабоченным.

— Джура? Что вы так задумались? — обиженно воскликнула она. — Судьба часто разлучает людей против их волн, не унывайте.

Я постарался отогнать воспоминания.

— Саадат, ты так хороша! — вырвалось у меня.

Легкий испуг отразился в ее глазах.

— Вы меня захваливаете!

Я обратился к Ядгару:

— Ты слышишь, что говорит твой отец, Ядгар?

Хлопотавшая на кухне старушка, видимо, забеспокоилась и, чтобы Ядгар нам не мешал, позвала его:

— Ядгар, Ядгар, иди сюда, детка! Хочешь жареной кукурузы?

Натянутость исчезла.

— Саадат! — вырвалось у меня. — Ты свободна вечером?

— А что?

— Погуляем в парке.

— С вами? Ну и придумали.

— А что тут такого? Ты же совсем большая?

— Вы же знаете нрав отца. Узнает — что будет?

— Чудная ты! Если не сегодня, потом вместе будем гулять.

Саадат лукаво повела глазами.

— Правда? Кто это вам сказал?

— Твои глаза.

— Совсем вы, Джура, испортились. Вот скажу тете.

— А что тетя? Она только рада будет. Да ты не увертывайся, скажи: вечером ты свободна?.

— Свободна-то я свободна, но не затевайте прогулок. Мало ли какие пойдут разговоры.

И все же я ее уговорил.

Тут матушка подала плов. Мы уселись за дастархан. С самым простодушным видом мать заметила:

— Сыночек, не нравится, вижу, тебе плов, приготовленный старухой? Такой же получился, как я сама: дряблый, вялый. Вот если бы стряпала Саадат…

— Что вы, тетя, — запротестовала Саадат. — Разве я сварю так хорошо? Морковь, лук я еще поджарю как следует, но приправить не сумею.

Пришла моя очередь заговорить:

— Я и сам отлично сготовлю плов, но если только кто-нибудь будет следить за огнем.

— Ах, сынок, — сказала старушка. — Уже четыре года, как ты из готовых припасов не можешь сварить ничего путного.

Сдерживая смех, Саадат опустила глаза. А я думал: «Ну и мать! Поддела-таки!»

А старушка как ни в чем не бывало принялась выговаривать Ядгару: