Избранные ходы - Яков Арсенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром в гости пришел деверь.
— Замучили лисицы, — сказал он родственнице, жалуясь на жизнь, пятого гуся тащат.
— Нет, милок, — возразила бабка раннему гостю, — это не лисицы. Такого жирного гуся лиса не дотащит. Это волки.
Tеперь старуха стала сливочной. По вечерам она устраивала глазунью, а первые блюда вообще не выводились круглосуточно. Веселясь, бабка беззубым ртом выделывала непонятные шамканья, и на нее было жутко смотреть. Сила ее логики и острота намеков стали пугать постояльцев. Бабка напрямик не просила студентов сходить к соседям за продуктами, однако все ее легко понимали, пусть даже и не всегда правильно.
А вот Гриншпона бабка боялась сама. Она ни о чем не просила его и всегда отводила от него свои блудливые очи.
Но в тот вечер послала в сарай за яйцами почему-то именно его.
Гриншпон вернулся назад бледный и испуганный.
— А бабка где? — резко спросил он.
— Вышла на улицу вслед за тобой, — ответил Артамонов, ближе всех стоявший к двери.
— Ну и напугала, ведьма! — выдохнул Гриншпон с заметным облегчением. — Иду я, значит, в сарай и случайно оглядываюсь перед входом. Вижу, за мной крадется бабка. В лунном свете она мне дико напомнила одну гоголевскую старушенцию. У меня аж под ложечкой засосало от жути. Я и раньше всегда чувствовал, что на меня она как-то косо смотрит, особенно после того, как я случайно нарвался на спрятанное сало.
— Она на всех косо смотрит! — пропели в один голос Пунтус с Нынкиным.
— И что далше? — словно взял в руку саблю Мурат.
— Шарю я, значит, по гнездам, а сам оглядываюсь. Ну, думаю, вскочит сейчас на спину и до пены заездит на своих небесных дорогах. Из сарая выходить страшновато — цапнет, и все дела. Так и стою, трушу яйцами. Потом все ж решился, вышел. А тут петух как даст во все горло! У меня и ноги крестом! Чувствую, потеть начал.
— Н-да, — закурил Рудик, — с этой бабкой мы натерпимся.
Новость, что бабка нечиста на душу, молниеносно распространилась по группе. От потерпевшего Гриншпона не отставали с расспросами. Пришлось пересказать историю раз двадцать. В конце Гриншпон добавлял, что, в принципе, ничего особенного не произошло — он как бы сам себе все вообразил, но эту тонкость пропускали мимо ушей и сходились во мнении, что перед отъездом бабку надо… того… проверить.
Предлагались сногсшибательные варианты.
В субботу, как и обещал бригадир, Левый с Борзым устроили танцы и пригласили студентов. Начался культурный обмен девушками. Студенты из своих подруг упустили только Татьяну. Рудик изменил ей, увлекшись загорелой Машей в лапидарном платьице. Той самой, которая по утрам ходила за водой с коромыслом через плечо. Магия двух полных оцинкованных посудин, ежеутренне поднимаемых ею в гору, сделала свое дело — Рудик не устоял.
Татьяна, обидевшись, осмотрелась вокруг и нашла среди деревенских парубков себе по росту. Сразу после знакомства они поторопились в стога на прогулку и вернулись назад задумчивые и серьезные.
Уборка картофеля не шла. То картофелекопалка ломалась, то запивал ее рулевой Борзой. То неделю женили кого-нибудь из местных, то девять дней хоронили. Сами колхозники, за исключением Левого и Борзого, вообще не выходили в поле.
Устроители работ стали опасаться насчет выполнения студентами условий договора.
— Если так пойдет и дальше, — чесал репу бригадир, — то съеденных баранов не отработать. И как бы вам вообще не пришлось доплачивать из собственного кармана.
Чтобы как-то поправить дела, студентов расформировали по вспомогательным объектам: на лесопилку, зерносклад и силосную яму.
Забелина поставили чинить комбайн в паре с Левым и Борзым. Механизаторы никуда не торопились. В качестве грузовика комбайн использоваться мог, и ладно, говорил Левый. Они с Борзым подъезжали к бурту, забивали бункер комбайна картошкой и везли сдавать в магазин. Большой корысти в этом они не видели, поскольку брали за сданный товар не деньгами, а коньяком и сорокапятиградусной польской водкой, которую, как уверял Борзой, ни под каким предлогом нельзя закусывать молочным супом. Лучше вообще не закусывать, чтобы не переводить харчи.
— Вам не кажется, что магазин может перевыполнить план по заготовке? — спросил как-то Забелин.
— Не перевыполнит, — успокоил его Борзой. — Хоть всю колхозную картошку вместе с колхозниками запусти в оборот.
— Вот именно, колхозную…
— Э-э, парень, ты, видно, еще не скоро поймешь. Все поля вокруг засадили и окучили мы с Леваком. Пахали день и ночь. Свои огороды обрабатывать было некогда. Вот тут-то все и перепуталось. Не поймешь теперь, где она, колхозная.
Климцов напросился на силос. Он решил, что там будет легче, но просчитался. Разгребать по углам кузова колючую траву, летящую из жерла косилки, было настолько противно, а покосы были настолько огромны, что за три дня Климцов исчесался до горячки набивавшимися в одежду колючками.
Разделение труда дало свои результаты, дела пошли на поправку. Зато весело теперь было только вечером, когда собирались потрепаться на крыльце клуба или шли на речку с гитарами.
Как-то Замыкин сказал Рудику:
— Пора провести комплексное собрание. И комсомольское, и профсоюзное заодно. По традиции первые собрания первокурсников проводятся в период сельхозработ.
Вечером собрались в клубе. Куратор с трудом настроил подопечных на серьезный лад:
— Вы уже долго находитесь вместе и наверняка присмотрелись друг к другу. На посты нужно выдвинуть ответственных товарищей. От их активности в дальнейшем будет зависеть авторитет группы на факультете и в институте. Я предлагаю изменить обычный ход выборов. Не будем избирать голое бюро, которое потом как бы распределит обязанности промеж себя. Будем выбирать напрямую конкретно на должность. Чтобы кандидаты утверждались всей группой, а не группой товарищей. — Ему понравилось, что он неожиданно скаламбурил.
Несмотря на увещевания, выборы проходили по системе прессинга. Староста называл должность, кто-нибудь с места выкрикивал кандидатуру, а потом все наперебой начинали бросать на стол президиума положительные моменты из жизни пострадавшего. Если тот был не в силах выкрутиться из возносящего потока, его быстренько утверждали голосованием без всяких против и воздержавшихся.
— Учебный сектор, — объявлял Рудик.
— Пунтус! — негромко шутил Нынкин.
И дальше неслось как под гору:
— Пойдет!
— У него самые большие очки!
— Он лобастый!
И Пунтус, не успев ничего сообразить, услышал:
— Единогласно!
— Культмассовый сектор, — продолжал староста.
— Марина!
— Она культурная!
— Нет, она массовая!
— Хорошо поет!
— Крутится сразу с Кравцовым и Гриншпоном!
— Они ей помогут!
— Сама справится!
— Единогласно!
— Профорг, — умело вел собрание Рудик.
— Нынкин! — не остался в долгу перед другом Пунтус.
— Он хозяйственный! — понеслись раскаты. — Регулярно ходит за капустой и гусями!
— Единогласно!
— Комсорг, — продолжил Рудик, и все затихли.
— Климцов, — ляпнул Артамонов.
— Он смелый! — понеслось дальше.
— У него комсомольский значок на пиджаке!
— Он весь в силосе!
— И чешется!
— Он за народ горой!
— Трудяга!
— Десять перчаток протер!
Климцов выслушал свой «мартиролог» с ухмылкой.
— Голосуем? — спросил староста.
— Я… это… — начал мяться Климцов, — ну, раз уж выбрали…
— Вас никто не выбирал, пока только предложили, — сказал куратор. Самоотвод?
— Почему самоотвод, просто…
— Значит, голосуем.
Был против и одновременно воздержался только Артамонов, сам предложивший кандидатуру.
С горем пополам вычленили всех, кого полагалось, — опорные точки и остальную шушеру.
В заключение куратор сказал:
— Наряду с другими должностями вы избрали комсомольского и профсоюзного вожаков. Вместе со старостой все это называется одним словом треугольник. По аналогии — партком, местком, администрация. Прошу любить и жаловать. Через эту фигуру будут решаться все ваши вопросы. Заявления на имя декана или ректора рассматриваются и подписываются прежде всего треугольником, каждой из вершин.
Татьяна в течение собрания сидела в ожидании, что вот-вот выкрикнут и ее фамилию. Но даже в спортивный сектор ее никто не предложил. За здоровье группы 76-Т3 вынудили отвечать Мурата.
В плане ближайших комсомольских мероприятий решили предусмотреть концерт для колхозников. Ответственной за его организацию и проведение назначили Марину.
Выйдя из клуба после собрания, все заметили «Жигули» у избы, где квартировали Климцов и Усов. Климцов, наплевав на группу, вприпрыжку побежал к машине, но оказалось, что гости приехали не к нему, а к Усову. Это были родители недоростка.