Прямой эфир из морга. 30 сложных дел, прошедших через скальпель судмедэксперта - Мишель Сапане

– Что произошло потом? – спрашивает судья.

В ответ тишина – Габен замер, не шевелясь. Он стоит перед диваном, опустив руки. Его лицо каменеет, в глазах пустота.

Габен по-прежнему молчит. Чтобы разрешить ситуацию с затянувшимся молчанием, на помощь ему приходит судья.

– Вы уехали?

– Да, да… [продолжительное молчание] Я уехал.

И снова воцаряется тишина. Судья пытается прервать молчание:

– Куда вы уехали? Вы вернулись к себе домой?

– Да, это так. [продолжительное молчание] К себе домой.

Габен буквально оцепенел – он напряжен и неподвижен. Такое ощущение, что он превратился в зомби. Судья:

– Тогда покажите нам дорогу, по которой вы ехали.

Время тянется мучительно медленно. Наконец Габен выходит из состояния оцепенения. Все участники следственного эксперимента в этот момент испытывают одно и то же чувство. Процедура закончилась. Следственный эксперимент завершился рядом с диваном, когда обвиняемый рассказал о половом акте с Энджи. Всего остального просто не существует. Он стер остальное из памяти. Мне кажется, что как раз в этот момент он и задушил мать своей дочери. Затем он отнес тело в машину – именно поэтому она была босиком с чистыми ступнями. Он бросил тело в багажник, в результате чего была повреждена кожа на боку. Вероятно, в ходе этих перемещений также пострадала голова жертвы, и капли крови попали на ковровое покрытие. Затем Габен ездил по деревне, наматывая километры. Он не знал ни куда ехать, ни что делать дальше. Потом он вернулся к дому и оставил там тело.

Но об этом он не скажет ни на следственном эксперименте, ни перед судом присяжных заседателей департамента Де-Севр.

Этот 24-летний молодой человек, находящийся в клетке в качестве обвиняемого, производит странное впечатление. Он почти ничего не говорит, не отвечает на вопросы председателя суда или говорит, что ничего не помнит. Он не реагирует даже на очень яркое выступление руководителя следствия, которое не оставляет Габену никаких надежд.

Самое удивительное, что адвокат, который так донимал нас в ходе следствия со своими бесконечными запросами документов и ходатайствами то одних, то других экспертиз, больше не защищает обвиняемого.

Не буду скрывать, что про себя я вздохнул с некоторым облегчением. Его присутствие принесло бы бесконечные препирательства и поток не всегда уместных вопросов. Все это с целью утопить доказательства обвинений в море малозначительных деталей и неправдоподобных предположений, чтобы запутать присяжных.

Наступает моя очередь выступать. То есть наша очередь. Дело в том, что поскольку в рамках этого расследования главная роль у экспертиз, то, с разрешения председателя суда, мы подготовили совместную речь с моей коллегой-генетиком. Так что мы сменяем друг друга, выступая перед присяжными и судьями. Мы поочередно объясняем, какую роль играют взятия смывов, анализы и экспертные заключения.

Желая обеспечить полную ясность, я показываю на большом экране в зале судебных заседаний документальные фотографии.

Я хотел показать багажник машины со следами пятен крови на коврике, но случайно открыл другой файл – с посмертной фотографией лица жертвы. Эту фотографию никто из присутствующих раньше не видел. Я сразу же убрал ее с экрана, но, как оказалось, поздно: присутствующие успели ее рассмотреть и содрогнулись от ужаса, а родители жертвы, рыдая, выбежали из зала. Один только обвиняемый не проявил никаких эмоций.

Его приговорили к двадцати годам лишения свободы. Он не стал обжаловать приговор.

Приговор вступил в законную силу, но семья Энджи не узнала всю правду. Ее знал только Габен, который так и не сказал о том, что же на самом деле произошло в ту ночь.

Наедине с трупом

Я всегда любил математику[9]. Исходить из гипотезы, строить суждения и приходить к выводу на основании имеющихся в распоряжении данных кажется мне тем самым интеллектуальным занятием, которое приносит высшее удовольствие. То же самое можно сказать и о моей специальности – судебно-медицинский патологоанатом.

Каждое исследуемое тело – это как математическая задача, которую необходимо решить.

У меня есть только некоторые исходные данные, как, например, следы насилия или первые сведения от следователей. И моя работа заключается в том, чтобы с помощью технологий визуализации и методов рассечения собрать ранее невидимую информацию, скрытую в трупе. Я называю это уликами тела. Затем я сопоставляю полученную информацию с исходными данными и методом дедукции составляю наиболее вероятный и логически связный сценарий. Делать выводы о причинах смерти в плане криминалистики обычно не составляет особого труда – гораздо сложнее устанавливать обстоятельства смерти. Вот это и есть настоящий вызов.

На место преступления могут вызвать в любое время дня и ночи, в любую погоду. Другое дело вскрытие (или аутопсия) – его планируют не менее чем за сутки.

Как правило, вскрытие проводится по утрам. Я предпочитаю проводить аутопсию в первые утренние часы, когда голова еще не забита необходимостью решать многочисленные административные вопросы, а рука пока не растратила свою энергию на написание всевозможных отчетов. Я получаю свою дозу кофеина, выпивая первую чашку кофе у себя в кабинете, и неспешно перехожу в специальное помещение для переодевания. Снимаю обычную одежду, за исключением нижнего белья, и надеваю хирургический костюм, колпак и сабо. Затем дополняю свое одеяние индивидуальными средствами защиты – хирургической маской, специальными очками, стерильным медицинским халатом и, наконец, латексными, также стерильными перчатками. Так я защищаюсь от любого риска заразиться от трупа какими-либо инфекциями. Разумеется, за здоровье тела беспокоиться уже не приходится – тут речь о том, чтобы не исказить результаты последующих анализов[10].

Я захожу в зал для вскрытий, бросаю взгляд на часы. Восемь утра. Все спокойно. Тишину нарушает только едва заметное жужжание кондиционера, поддерживающего в прозекторской температуру в 16 °C. Окна с матовыми стеклами пропускают слабый свет, но мне на помощь сейчас придут мощные специальные лампы – большие споты, вращающиеся во всех направлениях. Такие же лампы используются во время проведения хирургических операций. Вдоль стен на передвижных стеллажах, словно на параде, выстроились банки, коробки и различные инструменты.

Перед моим приходом санитар забрал моего пациента из холодильной камеры морга.

Я называю труп моим пациентом, так как, прежде чем оказаться под моим хирургическим скальпелем и стать объектом изучения, он был человеком и был жив.

Мы могли бы встречаться, общаться в привычном нам эмоциональном мире живых людей. Но он умер, и теперь я должен заняться им, чтобы потом передать его тело родственникам и суметь