Орёл в стае не летает - Анатолий Гаврилович Ильяхов

– Если хотите, это я. Сознаюсь, удивлён, что меня кто-то обнаружил на этом благословенном острове, притом что даже близким я не давал знать о последнем своём местопребывании. Тем более кому-либо в Македонии.

Говоря это, философ старался придать голосу шутливые интонации:

– Так что, раскрывайтесь, не знакомый мне человек, расскажите, что привело вас ко мне и заодно как угораздило отыскать меня столь далеко от Македонии? – Философ улыбнулся. – Видите, сколько сразу вопросов я задал. Не обижайтесь, на это есть причины: я пухну от голода на добрых гостей и, вернее, на хорошие новости из Греции. Но, извините, не ожидаю получить их из Македонии.

Судя по недрогнувшему лицу гостя, он не обиделся.

– Я всего-навсего торговец пшеницей, не слуга Гермеса, вестника богов, – отшутился незнакомец. – Но весть я принёс, правда, не ведаю, добрая ли.

Он вытащил из-за пазухи тряпицу, откуда извлёк круглую тубу*, в какой обычно содержатся папирусы, оплетённую красной шёлковой нитью с печатью.

– Письмо моего царя Филиппа.

Он помолчал мгновение, видимо, подчёркивая важность поручения к нему, затем продолжил:

– У меня дела на Лесбосе, но я отложил встречи, чтобы найти вас в Митилене. А сделать это было несложно – в Митилене многие знают академика Стагирита.

С этими словами он передал тубу философу.

– Свои дела я закончу через десять дней. Если позволите, я зайду за ответом. Мой царь так мне и сказал: «Без письма Стагирита не возвращайся!» – Македонянин извинительно улыбнулся. – Что мне прикажете делать?

Аристотель, сохраняя на лице невозмутимость, согласился:

– Зайдите, коли царь просил. Я напишу ему.

Торговец вздохнул с облегчением и распрощался с благодарностью богам, которые помогли ему исполнить задание царя Филиппа.

Под вопрошающим взглядом жены и Феофраста Аристотель с тубой в руке неторопливо спустился с веранды и направился в сад. Поселившись в доме друга, он с первых дней в нём обнаружил беседку, заросшую плющом настолько, что она стала похожей на застывший зелёный водопад. В этом уютном углу сада подолгу пребывал в раздумьях, говорил сам себе вслух или исписывал папирусные листы, или чертил на песке понятные только ему символы. Сейчас, пристроившись удобно на каменной скамье, вынул из тубы письмо.

Феофраст не пошёл сразу за другом, но не вытерпел, приблизился к беседке. Остановился поодаль, ожидая, что скажет Аристотель. По его лицу понял, что произошло нечто важное. Аристотель протянул письмо.

– Читай.

– Филипп пишет тебе. Разве будет удобно?

Аристотель покачал головой.

– Какие у меня могут быть тайны от своего друга? Читай. Я хочу знать твоё мнение после того, как решу, как поступить.

Заинтригованный, Феофраст развернул папирус, стал читать вслух:

«Филипп, царь Македонии – Аристотелю Стагириту: Хайре!

Филипп приветствует тебя, желает здоровья и благополучия, и всем членам твоей семье!

Ты знаешь, что у меня есть сын и наследник Александр, подросток. Ему нужен учитель и наставник. Твой тесть Гермий, правитель Троады и мой друг, узнав о том, сообщил в письме о тебе. Это было до его мучительной смерти. Он говорил, что ты обладаешь большими знаниями в разных науках, имеешь опыт преподавания в афинской академии и особенно практикой мудрого наставничества любознательных юношей. А мне как раз нужен такой человек для моего сына, потомка древних царей Арголиды и Геракла. Мне будет спокойно, если рядом с Александром до его совершеннолетия будет такой мудрый наставник, как ты, Аристотель. Если при твоём участии он овладеет науками, полезными эллину, а твои наставления позволят познать искусство управления государством. Я уверен, что ты дашь моему сыну правильное воспитание и образование, достойные эллинских царей.

Если согласишься, я жду в Пелле. Сообщи, как скоро соберёшься. И будь здоров!»

Феофраст, выжидательно приподняв белесые брови, посмотрел на Аристотеля.

– Какое решение примешь, Аристо?

Аристотель резко встал со скамьи, вышел из беседки и нервно зашагал по шуршащей гравийной дорожке. На ходу коротко бросил:

– Поеду!

– Зачем тебе нужен сын тирана? – изумился Феофраст. – Это безумие – согласиться на приглашение царя варваров, дня не думая!

У Феофраста заблестели глаза, от возмущения или крайнего удивления. Он уже кричал в спину Аристотелю:

– Ты учёный, а не нянька царскому наследнику! Зачем тебе испытывать судьбу в такое время, когда вся Греция поднимается против Македонии? Тирания будет разгромлена, и тогда неизвестно, какие испытания ждут тебя. Подумай, ты рискуешь не только репутацией учёного, но и собственной головой, жизнью. Твои друзья и я не перенесём твоего осуждения Грецией. Одумайся, Аристо! Разве тебе плохо в Митилене рядом со мной?

Аристотель остановился, повернулся к Феофрасту, обнял и привлёк к груди.

– Друг мой верный, славный. Мне рядом с тобой чудесно живётся, легко работается. Если бы не твоё приглашение год назад, я не представляю, как и где жил бы после гибели Гермия, когда персы угрожали мне смертью. Я благодарен, друг мой Феофраст, что позвал к себе, в твоём доме я с семьёй ощущаю понимание и поддержку.

Аристотель отстранился от Феофраста и заглянул в глаза.

– Ты мой друг, значит, поймёшь, почему я не могу отказаться от предложения Филиппа. В положении беглеца от дурных событий, преследующих меня в последнее время, служба при македонском дворе станет для меня значительным событием. – Он сделал паузу. – Если назвать наставничество службой.

Аристотель перевёл дух; по белым пятнам, выступившим на лице, было заметно, что философ взволнован. Феофраст давно не видел его таким.

– Я соглашусь наставлять сына Филиппа вовсе не из-за вознаграждения, хотя в моём положении деньги не будут лишними. Я вижу в предложении македонского царя добрый для себя знак. К тому же занятия с наследником царя дадут мне определённую свободу действий и, надеюсь, повод для новых направлений в научной работе.

Аристотель понизил голос, словно приглашал Феофраста в заговорщики:

– Это судьба. Ты помнишь, зачем Платон, рискуя жизнью, трижды посещал двор сиракузских тиранов Дионисия Старшего и его сына, Дионисия Младшего? Он убеждал их, насколько выгодно построение справедливого государства во главе с мудрым правителем, не приносящим соотечественникам разочарований. Увы, тираны оказались не податливым для философии материалом.

Аристотель уже почти кричал, размахивая руками:

– Оба тирана успели сформироваться как чудовище, поэтому Платон не смог реализовать замечательную идею, а сам едва не погиб. А в Пелле я смогу начать с детской души, чистой добрым помыслам. У меня получится, и тем отдам свой долг великому Платону.

Феофраст осознал, что Аристотель говорил о том, в чём был абсолютно убеждён:

– Волею судеб у меня появляется возможность воспитать сына царя, будущего правителя, с добродетельными качествами, о которых стоит только мечтать. Я буду рядом каждый день, чтобы посеять в его