Моя прекрасная жертва - Джейми Макгвайр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умывшись и покончив с остальными утренними делами, я взяла свой передник, вышла за дверь и быстрым движением повернула ключ в замке. Несколько шагов по узкому коридорчику, пятнадцать ступенек – и я снова в кафе «Пила».
Чак уже стоял у заготовительного стола, а Федра пересчитывала деньги в кассе, и утреннее солнце играло серебряными нитями в ее волосах.
– Как будто никуда и не уходила, – изрекла я.
– Ты так каждое утро говоришь, – ответила Федра.
– Потому что я каждое утро так чувствую.
– И это ты тоже говоришь каждое утро. – Чак поставил в окошко между кухней и залом тарелку блинчиков в сиропе с облачком взбитых сливок и ломтиками клубники.
– Официально заявляю, что, кроме этого кафе, есть еще только одно место, где я хотела бы оказаться.
– И окажешься, – сказал Чак.
– Детка, – начала Федра предостерегающе, – он ужасно симпатичный…
– Ничего, – пробормотала я, жуя большой кусок блина. – Меня это не смутит.
– Он сюда за тобой подъедет? – спросил Чак, облокотившись о полочку окошка (она была достаточно широкой, чтобы в часы наплыва посетителей мы могли ставить на нее по пять тарелок враз).
Толкнув двустворчатую дверь, на кухню вошел Гектор. Чак повернул голову в его сторону:
– Доброе утро.
– Здравствуйте, мистер Чак! – Гектор уселся в конце барной стойки.
Он помолился над омлетом, который принес из кухни, и отправил в рот сразу четверть порции. За его спиной виднелась лестница на мой чердак.
– На что загляделась, Фэйлин? – спросила Федра.
– Кто угодно может подняться из зала по этим ступенькам, и раньше это меня напрягало.
– Но потом ты увидела, что я не церемонюсь с чересчур любопытными посетителями.
– Даже если это дети, – усмехнулся Чак. – Помнишь, как ты довела до слез мальчишку Моррисов?
– Он уже почти взрослый парень. Ты когда-нибудь перестанешь припоминать мне тот случай?
– Никогда. Мне нравится, какое у тебя становится лицо, когда я об этом заговариваю.
Через раздаточное окошко Чак окинул взглядом ряд стульев вдоль длинной барной стойки. Она отделяла от основной части зала кассу и уголок для приготовления напитков. Для нас с Кёрби это узкое пространство было как дом. Здесь мы могли несколько секунд передохнуть, прежде чем снова идти в бой. Сейчас я сидела на стуле и с удовольствием поедала пористые блинчики, обильно политые сиропом.
– Фэйлин, так ты не ответила на мой вопрос, – напомнил Чак.
Мне хотелось спокойно дожевать кусок, но, чтобы не показаться невежливой, я проглотила его и ответила:
– Я вообще не знаю, приедет ли он. Больше он не давал о себе знать.
– Готова поспорить, что приедет, – Федра задвинула ящик кассового аппарата и скрестила руки. – Ну а если будет вести себя не как джентльмен…
– Знаю, знаю, – сказала я. – Двину ему в кадык.
– Молодец! – Федра изобразила удар кулаком. – Они этого терпеть не могут.
– Точно, – усмехнулся Чак из кухни, – не можем.
Я хохотнула: хозяин «Пилы» скорее руку бы себе отпилил, чем сотворил бы с женщиной что-нибудь такое, отчего она захотела бы стукнуть его в кадык.
Чак отошел от окошка и открыл двустворчатую дверь. Он вытер руки о чистый фартук, оставив на ткани рыжевато-коричневые следы. Я посмотрела на его лицо и, не переставая жевать, сказала:
– Ой! Ты ведь не собрался читать мне лекцию? Пожалуйста, не надо.
– Кто этот парень? Ты согласилась поужинать с ним, чтобы позлить родителей, и меня это беспокоит. А еще сильнее меня беспокоит то, что может быть у него на уме.
Федра лучезарно улыбнулась мужу, как будто их любовь, длившаяся сорок шесть лет, стала вдвое сильнее.
Доев блин, я промокнула рот салфеткой, скомкала ее и уронила на колени. В голове эхом зазвучал спокойный, но твердый голос Блер: «Фэйлин, не та вилка! Фэйлин, суп так не зачерпывают! Стой прямо, Фэйлин! Если не научишься прилично себя вести, на тебя не посмотрит ни один сто́ящий молодой человек. За столом, Фэйлин, мы не обсуждаем вульгарных вещей, и твое мнение никого не интересует». Родители так настойчиво прививали мне правила хорошего тона, что, даже уйдя из дома, я продолжала намеренно их нарушать назло Блер. Она меня не видела, но бунт все равно доставлял мне удовольствие. Прошло пять лет, а я все не могла успокоиться, и это меня бесило – как раньше бесили сами родители, которые контролировали каждый мой шаг, чтобы я вписывалась в их идеал семьи из высшего света.
– Фэйлин? – ласково окликнула меня Федра, и ее слегка скрипучий голос заставил меня вернуться к реальности. – С тобой все в порядке, детка?
Я моргнула:
– Мне… не важно, что на уме у этого парня. Я действительно согласилась с ним встретиться, только чтобы позлить Уильяма.
– Тогда почему потом не дала ему отбой? – спросил Чак.
– Потому что он мне подыграл, – улыбнулась я. – Ему, кстати, на все это наплевать. Он просто ищет, с кем бы переспать.
Лицо Чака окаменело. Несколько секунд он таращился на меня, а потом медленно попятился к двери и исчез на кухне. Федра расхохоталась:
– Ты его доконаешь! Он любит тебя, как родную. Пускай верит, что ты девственница. – Сказав последние слова, она застыла и расширила глаза: – Ой, извини, дорогая.
Я подчеркнуто отмахнулась:
– Думаю, он уже знает, что это не так.
Явно смутившись, моя хозяйка принялась готовить свой всемирно известный чай. Я встала, обошла барную стойку и, подойдя к Федре сзади, опустила подбородок ей на плечо.
– Все нормально, – мягко сказала я.
– Ох уж этот мой длинный язык! – она шмыгнула носом. – И маленький мозг!
Я повернула ее и заглянула ей в глаза:
– Ох уж это твое доброе сердце!
У Федры задрожали губы. Она быстро прижала меня к себе и морщинистой рукой похлопала по спине:
– У нас своих детей нет. Вы с Кёрби нам как дочки. Ну а теперь иди займись делом. Пора работать, черт возьми!
Федра снова взялась за кувшин с чаем. Я передала ей салфетку. Она поднесла ее к лицу, опять повернувшись ко мне спиной: видимо, вытерла глаза.
– Иди работай, говорю.
– Да, мэм.
Обежав барную стойку, я запихала в рот остатки блинов и, жуя, направилась в кухню.
Рядом с Чаком стоял Пит – толстяк с плешью на затылке и хмурой физиономией, каждое утро помогавший нам заготавливать продукты. Гектор уже занял свое место у раковины и чистил приборы.
– Доброе утро, мисс Фэйлин. – Он взял у меня тарелку, сделанную из какого-то стеклянно-пластмассового сплава, и открыл воду.
– В сотый раз тебя прошу, Гектор…
– Не надо, мисс, я знаю, – робко улыбнулся он.
На лице Пита тоже появилась улыбка. Но он продолжил мариновать курятину, ничего не сказав. Эти трое и, конечно, Федра, чьи кулинарные изобретения прославили «Пилу», – таков был весь кухонный штат нашего кафе.
Неподвижно глядя перед собой, Чак готовил свой фирменный соус. Его мысли были где-то далеко. Вытерев тыльной стороной руки мокрую щеку, он снова взял нож. Потом взглянул на меня и покачал головой.
– Чертов лук! – сказал он, вытирая вторую щеку.
– Ага, – с сомнением отозвалась я: в этой семье не только Федра была чувствительной.
Пит, на секунду оторвавшись от работы, бросил взгляд на своего босса и криво улыбнулся.
Я помогла Гектору завернуть ножи и вилки в салфетки, потом залила сироп в автомат с напитками, протерла окна и в очередной раз обошла зал, дабы убедиться, что все идеально чисто.
Ровно в восемь Гуннар привез Кёрби, и она, как обычно, встала перед входом, скрестив руки. Я никогда не понимала, зачем ей так рано приезжать, если открывались мы только в девять. Впустив ее, я опять заперла дверь.
– А вот и я! – объявила Кёрби, проходя вглубь зала (это приветствие тоже вошло у нее в привычку).
– Сейчас извещу прессу о твоем прибытии, – буркнула Федра.
Кёрби показала ей язык, подмигнула мне и прошла в кухню, не придержав подвижные створки двери. Федра крикнула:
– Когда-нибудь ты их, к черту, сломаешь!
– Извини, – ответила Кёрби торопливо, но искренне.
Помахивая хвостиком темных волос, она внесла в зал банки с приправами, чтобы наполнить солонки и перечницы на столах. Пока она этим занималась, они с Федрой обменялись заговорщицкими улыбками.
– Я знаю ее с тех пор, когда она была малявкой с ключом на шее, – хозяйка кивнула в сторону моей подруги.
– Все слышу! – крикнула та.
– Ну и прекрасно! Каждый день я делала себе бутерброд с курятиной гриль, маринованными огурчиками и соусом из майонеза и перца в то самое время, когда эта девчонка шла домой из начальной школы.
Кёрби усмехнулась:
– И каждый раз Федра чудесным образом теряла аппетит.
– Я ведь знала: Кёрби зверски проголодалась и мимо нас не пройдет, – сказала Федра грубовато и вместе с тем умиленно. – Она без умолку болтала с набитым ртом. Рассказывала, как прошел день в школе. А уничтожив мой бедный сэндвич, вытирала рот рукавом и шла к своей маме, которая работала официанткой в «Старом Чикаго» – это в нескольких кварталах отсюда. Даже «спасибо» не говорила, паразитка.