До особого распоряжения - Борис Пармузин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Дослушай, - недовольно прервал Карим. - Спугнем банду, она найдет новое место. Снова будет
прятаться. Дождется удобного момента и начнет жечь кишлаки, убивать людей.
- Понимаю.
- Вот теперь вижу, что ты понял! Иди.
- Хорошо.
Карим только сейчас почувствовал, как фуражка режет лоб. Маловата. Из-за этого даже подстригся.
Все равно виден красный рубец.
Карим был хорошим бойцом. Умел проскакать десятки километров, но сейчас приходилось выполнять
совсем иное задание. Когда Карима пригласили на работу в ГПУ, он не представлял, насколько она
сложна.
Мальчишки были голодны. В побитые окна врывался ветер. Турецкие учителя со снисходительной
улыбкой посматривали на нового воспитателя.
Карим встретился с трудностями, о которых ему не говорили. Ученики явно были под большим
влиянием турецких преподавателей. Внешне турки честно справлялись со своей работой. Им, правда,
как и всем, мешала хозяйственная неразбериха, но они тактично не замечали отсутствия учебников и
нужных книг.
Карим понял, как умело, направленно ориентируют иностранцы молодежь. В городе действует
настоящая контрреволюция. Отсюда турки руководят, вероятно, националистической организацией.
На собрании учащихся было высказано неожиданное предложение:
- Мы просим лучших учеников послать в Турцию.
Выступал невзрачный воспитанник. Он шмыгал носом, кашлял, рассеянно смотрел по сторонам.
Говорил лениво, словно заучил фразу и только ждал случая, чтобы ее высказать.
В библиотеке, где проходило собрание, тускло поблескивали за мутными стеклами пухлые,
загадочные книги. Шкафы были закрыты на тяжелые амбарные замки. В лакированное дерево завхоз
вбил огромные ржавые гвозди. Дерево потрескалось. На стенах висели портреты писателей, о которых
ребятам никто еще не рассказывал.
За шатким столом, покрытым красной материей, сидели директор и несколько воспитателей. Турецкие
преподаватели примостились в стороне и безучастно поглядывали на собравшихся. Они никогда не
вмешивались в дела интерната. Они только учили детей нужным, высоким наукам.
- В Турцию? - испуганно переспросил директор.
10
Этот человек совсем недавно пришел из партийной ячейки хлопкозавода. Весь народ у него делился
на два класса. С одним нужно бороться, другой - вести к победе.
Директор стукнул по столу тяжелым кулаком. Хрустнуло дерево.
- Саботажник!
Никто не знал этого иностранного слова. Но мальчишки съежились, а выступающий даже перестал
шмыгать носом.
Карим сжал локоть директора. Он старался не смотреть на торжествующих турецких преподавателей.
- Почему в Турцию? - поднялся Карим. - Ну почему?
- Нам надо учиться.
- А здесь? У себя дома?
Мальчишка молчал. И вдруг раздался спокойный голос:
- Разрешите сказать. - Турецкий преподаватель, не ожидая ответа, встал. Он выгодно отличался в
своем добротном, хорошо подогнанном кителе от руководителей интерната. - Эта просьба учащихся
возникла не без нашей помощи. - Такое откровение удивило и Карима, и директора. - Да, да... Мы
говорили как-то о необходимости иметь в молодой республике образованных людей. Можно поехать и в
чужую страну, чтобы учиться, получить знания. - Преподаватель пожал плечами. - Я ничего страшного в
этом не вижу. Русские посылают свою молодежь в Европу. Богатые люди Ташкента, Бухары, Самарканда
всегда учили своих детей в Петербурге, в Москве и даже в Париже. Почему же дети бедняков не могут
быть по-настоящему образованными? - В библиотеке стало очень тихо. - Дети бедняков - надежда нового
государства, - продолжал турок. - Они вернутся и оплатят своим трудом учебу. Мы, мусульмане, должны
помогать друг другу.
Турецкий преподаватель почувствовал, что эту фразу сказал напрасно, и поспешил исправить
положение:
- В Турции имеются специалисты по европейской литературе, по точным наукам. А ведь здесь многие
не знают их, - он указал в сторону портретов. - Пушкин, Диккенс, Гомер... Эти сокровища нужно отдать
детям, хозяевам новой страны.
Карим сидел со сжатыми кулаками. Он знал, что голубоглазый эфенди - офицер, представитель
общества «Иттихад». Эфенди сколачивает кружки в Самарканде, собирает нужных ему людей. А сейчас
этот турок говорил так правильно и складно, что возразить ему было трудно.
- Это наш добрый совет. Правительство республики должно помочь детям-сиротам. В конце концов
можно собрать деньги, объяснить родным, землякам.
Эфенди сел, и ребята, взбудораженные таким поворотом, зашумели:
- Нужно ехать.
- Мы хотим учиться.
Карим скомкал в руках листок бумаги. Он хотел сегодня поговорить о создании комсомольской ячейки.
Учащиеся собирали деньги. В интернате одно время выдавали, правда нерегулярно, стипендию. На
эти ненадежные деньги мало что можно было купить. Какую-нибудь чепуху на базаре.
Иногда по пятницам воспитанники ходили на базар. Горсть урюка или кишмиша, а летом кисть
винограда, осенью медовый инжир на широких липких листьях - это настоящий праздник.
К тому же на базаре бывают самые неожиданные встречи. Кто-нибудь приедет из родного кишлака за
покупками или привезет овощи. Он расскажет о делах, о родных и знакомых, угостит домашними
лепешками.
Зная законы базара, самые ловкие, шустрые ребята оценивающе посматривали в интернате на книги
за толстыми стеклами, на блестящие рамы, в которые были заключены портреты незнакомых людей, на
запылившиеся приборы в физическом и химическом кабинетах, пожелтевшие глобусы. Вещи явно не
ходовые. Но желание как можно быстрее собрать деньги, чтобы поехать в далекую страну, заставляло
действовать.
В базарный день ребята решили проверить, нужен ли их «товар».
В торговых рядах было душно и тесно. Возвышались пунцовые помидоры, пучки лука, ранний урюк.
Продавцы - одни крикливые, назойливые, другие - степенные, равнодушные - сидели за горками
аппетитных фруктов и овощей. Некоторые, кто побогаче, тут же заказывали чай, спокойно, даже лениво,
поднимали пиалу, с пренебрежением поглядывая на соседа в порванном халате.
По окраине базара торговали всякой рухлядью: старыми замками, медными колокольчиками для овец,
гвоздями. Отдельно, в своих лавчонках, сидели китабсатары-мукавачи. Они знали себе цену, эти
букинисты, даже в голодное, тревожное время. Своего покупателя китабсатары видели издалека. На
мальчишек, которые внимательно, с каким-то повышенным интересом, рассматривали книги, продавцы
даже не взглянули. Когда кто-то из ребят решился спросить, нужны ли русские книги, китабсатар
подозрительно покосился, потом покачал головой.
Больше ребята не пытались узнавать, кому нужны оставшиеся ценности бывшей женской гимназии.
Неожиданно Камил почувствовал на плече тяжелую руку.
- Вот где ты, бандит!
Потом другой радостный крик:
- И этот здесь!
11
Базар равнодушен к чужим радостям и бедам. Но всегда находится несколько зевак, людей без денег
и забот.
Ребята - спутники Камила и Рустама - вначале подумали, что дехкане, схватившие их товарищей,
шутят.
- Наконец-то вы попались!
Худой рослый дехканин смотрел по сторонам, призывая честных людей в свидетели.
- Это они сожгли нашу пшеницу. Волчата Джумабая... И сбежали...
Толпа расступилась полукругом.
- Сожгли. Выкормыши бая! - надрывался дехканин.
- Они воспитанники советского интерната, - серьезно сказал кто-то из ребят. - Они уже два года...
- Правильно! - закричал дехканин. - Два года назад... Теперь едят хлеб Советов. Они волчата. Так их и
звали в кишлаке.
Толпа была на стороне дехканина.
- В милицию негодяев.
Подошел милиционер, выслушал сбивчивый рассказ, страшное обвинение и сказал спокойно:
- Разберемся.
Милиционер третий день выслеживал какого-то спекулянта, третий день краснел перед начальством.
Рассказу дехканина он не очень поверил.
- Из интерната, значит? Ну, разберемся.
Толпа постепенно растаяла. И опять, торжествуя над общим гулом, раздались крики продавцов. Чем
выше солнце, тем громче крики и ниже цены.
В интернат приехал давешний толстячок. На этот раз он был с портфелем, который не выпускал из
рук. Представитель наркомата поблескивал очками, с нетерпением ожидал, пока соберутся