Брачный транзит Москва-Париж-Лондон - Надя Лоули

А кроме этого Стефан привез два чемодана вещей для реализации.

Прошла еще неделя. От друзей Стефана не было ни слуху ни духу. Желая сделать сюрприз любимому человеку, она все это время молчала. Но теперь стала не на шутку тревожиться. Наконец она не выдержала и рассказала Стефану о том, что отдала пять тысяч рублей людям, представившимся его друзьями.

Был одиннадцатый час вечера. Они лежали в постели. Стефан в задумчивости курил, Алька же, уткнувшись носом в его плечо, с наслаждением вдыхала запах дорогих сигарет вперемешку с запахом его пропитанной южным солнцем кожи.

Услышав новость, Стефан отстранился и с холодным изумлением посмотрел на Альку.

— О чем это ты, дорогуша?

Алька похолодела от ужаса и повторила свое сообщение.

Через секунду Стефан был на ногах. Швыряя Альке ее вещи, он кричал, что подобной идиотки в жизни не видел, что никаких таких друзей у него нет и вообще пусть убирается отсюда. Это все не его проблемы.

Идти от Третьей линии, где находилось общежитие Академии художеств, до ее Шестой было всего ничего. Но Альку, потерявшую от ужаса голову, понесло к Неве, где вовсю мела февральская метель.

Когда Алька в полночь вернулась домой, на ней лица не было. Ее, насквозь продрогшую, с блуждающим взглядом, Екатерина Великая, ни слова не говоря, уложила в постель и накрыла двумя одеялами. Всю ночь она с содроганием сердца слушала, как Алька всхлипывает и стонет во сне.

Утром Екатерина Великая попыталась напоить Альку горячим чаем. Но ту стало рвать. Алька опять легла лицом к стене и не двигаясь пролежала до ночи.

Все было кончено. Ее предали. Волшебный принц из сказки оказался подонком, а она — наивной простушкой. Ее любовь была растоптана. Надежды на другую жизнь кончились крахом. Она осталась наедине с пустотой, безнадежностью и, главное, огромным, неподъемным долгом, который надо было скоро отдавать.

Так она пролежала три дня. Ей звонили с работы, звонили знакомые, прослышавшие каким-то образом об Алькиных проблемах и, естественно, обеспокоенные судьбой своих денег. К телефону Алька не подходила.

Когда она встала с кровати, старые вещи болтались на ней, как на вешалке. Но это была уже другая Алька — собранная, сосредоточенная, с холодным блеском в глазах. Она стала звонить Мишелю, но того все время не оказывалось дома.

На другой день она продала почти за бесценок остатки югославских шмоток фарцовщику из Гостинки. Появились хоть какие-то деньги — подъемные.

Часов в шесть вечера Алька начала собирать сумку. Она решила уехать из этого города, сбежать от позора, от немыслимых долгов, от необходимости смотреть в глаза друзьям, знакомым, Екатерине Великой, наконец.

А главное, Алька твердо решила всеми мыслимыми и немыслимыми путями заработать деньги, вернуть долги, отстоять свое право жить так, как она хочет.

Сев напротив Екатерины Великой, Алька, вдохновляемая ужасом настигшей ее беды, врала на голубом глазу, что в Москве ей давно уже предложили серьезную работу в одном известном издательстве, что она раньше сомневалась, а теперь решила ехать.

Екатерина Великая выслушала всю эту ахинею, не проронив ни слова. Было непонятно, поверила она Альке или нет. Ее большие породистые руки беспомощно лежали на коленях. Алька поднялась и прижала к груди седую, с неизменным аккуратным перманентом голову Екатерины Великой:

— Не волнуйся за меня, все обойдется. Та в ответ только слабо махнула рукой.

В десять вечера она встретилась на Московском вокзале с Риткой. Милая, добрая, рассудительная Рита смотрела на Альку круглыми от страха глазами.

— Алечка, не уезжай, не надо, может, все образуется. Где ты там будешь жить-то?

— Ничего, Ритуся, не образуется. Мне надо заработать как-то кучу бабок. Наверно, я знаю, как это сделать. — Риткины глаза округлились еще больше. — А жить первое время буду у Юли. Помнишь, она до третьего курса с нами училась, а потом вышла замуж за москвича. Так вот, с москвичом она развелась, а от его двухкомнатной квартиры оттяпала себе однокомнатную. Пока у нее и буду. Дальше — посмотрим. — Алька передала Рите написанное накануне заявление об уходе с работы. — Вот, передай теткам в отдел кадров. Скажи, чтоб не поминали лихом.

На перроне они обнялись. Алька, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разреветься, попросила Риту присматривать за Екатериной Великой. Та, глотая слезы, кивнула.

— Не бойся, Алечка, мы-то здесь как-нибудь. Сейчас главное, чтобы у тебя все получилось.

Когда одиннадцатичасовой скорый тронулся, Алька долго махала идущей вдоль перрона подруге. Потом поезд прибавил ходу, перрон внезапно оборвался, и за окнами началась сплошная беспросветная ночь.

Проснулись они с Риткой поздно. За окном моросил не то дождь, не то снег. Состояние было непонятным, таким, которое всегда бывает, когда ложишься далеко за полночь.

Немного послонявшись по квартире без всякой цели, они опять уселись за стол. Вынутые из холодильника вчерашние яства показались еще вкуснее. Потом посмотрели телевизор. Такое законное послепраздничное безделье доставляло им обеим какую-то тихую радость.

После четырех Александра засобиралась. Ей надо было заскочить в гостиницу, сложить вещи и около одиннадцати быть на Московском вокзале. Тем же поездом, что и двадцать лет назад, она уезжала в Москву.

Ритка метко окрестила ее приезд на родину «путешествием по местам боевой славы».

В гостинице, уже собрав сумку и собираясь выходить, она вспомнила про загадочное письмо.

Поставив сумку на пол, подсела к телефону. Опять автоответчик. А ну его к лешему, в самом деле. Она вышла из номера и через двадцать минут была уже на вокзале.

Комсомольская площадь в это промозглое утро последней зимней недели выглядела как-то особенно тоскливо. Слякоть, грязь, огромная очередь на стоянке такси, снующие тут же частники, толпы мешочников — в Москву из близлежащих регионов один за другим шли так называемые «колбасные поезда». Это голодные соседние области рвались в столицу, чтобы отовариться всем самым необходимым.

И все же Алька любила Москву. Может быть, даже больше Питера. Здесь не было чопорности, больше было домашнего, почти провинциального уюта. Даже названия улиц были по-домашнему ласковые, какие-то свои в доску: Варварка, Ордынка, Маросейка, Стромынка, Божедомка. И сокращениями москвичи пользовались больше питерских: Воробьевка, Преображенка…

Вот туда-то, на Преображенскую площадь, и направилась Алька с вокзала, благо ехать было по радиальной несколько остановок.

Юле Алька сказала, что приехала в длительную командировку собирать материал о молодежных театрах, что поживет у нее с неделю, пока не снимет квартиру, и попросила сделать ей временную полугодовую прописку. Без соответствующего штампа в паспорте жить в Москве было опасно.

Юля сделала все, как просила Алька, ни во что особенно не вникая, поскольку находилась в ответственном и всепоглощающем процессе очередного устройства личной жизни.

Через неделю и квартира нашлась, светлая, однокомнатная, на пересечении Мосфильмовской и Университетского. Заплатив хозяйке вперед за шесть месяцев пятьсот рублей и въехав на двенадцатый этаж точечного дома, Алька почти исчерпала всю свою наличность. Надо было думать, как жить дальше.

Каждые три-четыре дня она ходила на переговорный пункт в начале Калининского проспекта, чтобы позвонить Екатерине Великой. Бодреньким голосом Алька рапортовала, что все у нее в порядке, работа движется, ест и спит нормально. Потом звонила Ритке.

Подруга сообщала, что поначалу был, конечно, большой шухер, Алькины кредиторы возбухли, но потом все поутихло. Алькиных фотографий с надписью «Объявлена в розыск» по городу не видать. (Ха-ха! Шутка.)

Выходя из переговорного пункта, нависавшего прямо над Мерзляковским переулком, она шла бродить по арбатским дворам и улочкам, опять и опять умиляясь домашности названий: Скатертный, Хлебный…

В восьмом часу темнело, зажигались окна, и с тротуара можно было подглядеть кусочек чужой налаженной жизни под уютным оранжевым абажуром.

Алька сглатывала подступающие слезы, упрямо сжимала губы и думала, думала…

Было совершенно понятно, что быстро большую сумму денег можно заработать тремя путями: проституцией с иностранцами, фарцовкой и обменом валюты. Других путей не было.

Похоже, фарцовка была самым реальным выходом, тем более что кое-какие навыки у Альки уже имелись. Надо было продумать все: с чего начать, где, с кем…

Несколько дней подряд Алька гуляла по центру. Надо было не только узнать места, где больше всего иностранцев, но где удобнее и безопаснее вступать с ними в контакт. В центре ее внимания была Красная площадь и все интуристовские гостиницы.