Секретная миссия Пиковой дамы - Елена Логунова

— Скажи, что это коммерческая тайна! — прикрыв трубку ладонью, прошептала она мне.

— Это тайна следствия! — брякнула я с подачи подруги, от волнения немного напутав.

В трубке озадаченно замолчали.

— Данный телефонный номер был написан губной помадой на клочке туалетной бумаги, — опасаясь, что собеседник вот-вот положит трубку, я пошла напролом. — В наши руки он попал восьмого августа минувшего года. Вам ни о чем не говорит эта дата? Где вы были восьмого августа?!

— Я думаю, нам нужно встретиться, — после долгой паузы предложил мужской голос, несколько утративший былую приятность. — Сегодня в семь вам будет удобно?

— Нам всегда удобно, — рыкнула я, невольно войдя в роль нахального грубияна-сыскаря. — Как я вас узнаю?

— Я буду ждать вас в серебристой «девятке», — подумав, сообщил мужчина. — У памятника Тургеневу, с семи до семи пятнадцати. Не опаздывайте, пожалуйста, у меня много дел.

— Дела у прокурора, — мгновенно отреагировала я.

Ирка показала мне большой палец.

— Что? Конечно, вы правы… Да! Захватите, пожалуйста, с собой ту записку, о которой вы говорили. — Мой собеседник явно решил, что сказал достаточно, потому что голос сменили гудки.

Я с недоумением посмотрела на трубку, положила ее на аппарат и перевела взгляд на подругу. Она увечным слоном прыгнула из комнаты — пол дрогнул, колокольчиками зазвенели подвески на люстре.

— Чего стоишь, как знак вопроса? Помоги мне одеться! — закричала Ирка уже из прихожей.

— Интересно знать, куда это ты собираешься?

Я выдвинулась в коридор и скептически оглядела подругу, пытающуюся напялить на себя дубленку, не выпуская из рук костылей.

— Как куда? К памятнику Тургеневу, разумеется! — Она вызывающе посмотрела на меня, уловила мое неодобрение и рассердилась. — Ну же, шевелись! Наконец-то в моей серой скучной жизни обнаружился намек на какое-то приключение, а ты хочешь меня его лишить?! Живо одевайся и топай в гараж за машиной!

— Водила, трогай! — проворчала я, притворяясь, будто раздосадована.

На самом деле мне было уже почти весело: что греха таить, я тоже хотела развлечься.

Я напялила куртку, загнала в вольер Томку, вывела из гаража нашего верного коня — Иркину «шестерку», препроводила в экипаж травмированную боевую подругу и, усевшись за руль, сообразила, что не успела сказать тому мужику, что самой записки у меня нет, а есть только ее фотография! Даже две фотографии.

— И в чем проблема? — выслушав меня, пожала плечами Ирка. — Туалетной бумаги в доме — навалом, можно слепить из папье-маше твою статую в полный рост. На отсутствие губной помады я тоже не жалуюсь, полная палитра в ящике трюмо в спальне. Ты вроде письму обучена, вот и напиши пару слов. Валяй, действуй!

— Это называется «фальсификация», — заметила я.

Но спорить не стала, быстренько вернулась в дом, нашла в Иркиной косметичке подходящую по цвету «губнушку» и, сверяясь с образцом на фотографии, старательно воспроизвела на обрывке пипифакса исторический документ.

— Отлично, — похвалила меня Ирка, изучив дело рук моих. — Почерк не отличишь, просто гениальная фальшивка!

— Молчи, несчастная! — беззлобно огрызнулась я, нагибаясь, чтобы снять ботинки.

Мягко говоря, я не очень хороший водитель и не могу управлять автомобилем в обуви на каблуках или на такой массивной подошве, как на моих «гриндерсах». Честно говоря, боюсь такой широкой лапой разом накрыть сразу две педали!

— Да поехали уже, поехали! — прикрикнула на меня Ирка, поглядев на часы. — Шевели плавниками, половина седьмого, времени в обрез, а нам еще в пробках стоять!

В пробке и впрямь постоять пришлось, да еще двигались мы черепашьим шагом, потому что к вечеру приморозило и утренние лужи замерзли, превратив дорогу в ледяной каток. В итоге, когда наша «шестерка» подъехала к месту условленной встречи, часы в машине показывали девятнадцать десять. Боясь опоздать, я нервничала и подъехала к площади, в центре которой одиноким верстовым столбом торчит памятник Тургеневу, не с той стороны. Припарковала машину и только тут увидела, что серебристая «девятка» стоит точно напротив нас, но через площадь.

— С этим Тургеневым у нас в Екатеринодаре вообще какая-то чертовщина! Есть и памятник писателю, и улица его имени, и даже библиотека, а ведь он в своих произведениях ни словом не упоминал наш город и сам никогда не бывал не только в Екатеринодаре, но и на юге России вообще! — в сердцах пожаловалась я Ирке.

— Ну и что? — пожала плечами подруга. — Думаешь, у нас здесь бывали Роза Люксембург или Карл Либкнехт?

— Это политики, их упоминали в коммунистических святцах независимо от географии перемещений, — уперлась я. — А я тебе про писателя говорю! Ведь несправедливо это: Маяковский, к примеру, в Екатеринодаре никак не увековечен, а ведь он и бывал здесь, и два стихотворения про наш город написал, и даже окрестил его «собачкиной столицей», потому что тут его песик укусил, а он и обиделся…

— Я тебя сама сейчас покусаю, не обижайся потом! — закричала на меня Ирка. — Шевелись, копуша! Живо вылезай из машины и беги, а то «девятка» сейчас уедет!

Я торопливо заталкивала ноги в ботинки. В принципе я это делаю быстро, особенно если тороплюсь, но как раз на такой случай природой придуман элементарный закон подлости: в последний момент шнурок в правом ботинке вызывающе крякнул и оборвался.

— Ничего, так дойдешь! — осатаневшая Ирка буквально силой вытолкнула меня из машины.

Волоча ногу в спадающем ботинке, я заковыляла через площадь. Тяжелый «гриндерс» явно желал меня покинуть, и, чтобы его не потерять, я двигалась приставным шагом, словно на правой ноге у меня была лыжа. Таким манером мне удалось довольно быстро добрести почти до самого памятника, и тут подлый ботинок квадратным носком въехал в отверстие водостока и там застрял. Дернув ногу, я выпрыгнула из «гриндерса», заодно выбросив далеко вперед свой норовистый башмак, со свистом умчавшийся по льду в сторону памятника. Бум! Мой «гриндерс» и гранитный Тургенев встретились.

Я застыла, как цапля, не решаясь опустить ступню в тонком носке на обледеневшую брусчатку.

В этот момент буквально в паре метров от меня кто-то хрипло засмеялся. Я вздрогнула: вроде на проклятой площади только я да каменный Тургенев! Это он, что ли, надо мной хохочет?!

— Ну, ты и влипла, подруга! — визгливым женским голосом насмешливо сказал памятник.

Слегка удивившись тому, что корифей русской словесности изъясняется на жаргоне, я испуганно вперилась в темноту и через несколько секунд с трудом различила у подножия скульптуры некий бесформенный куль. Очередной прокативший мимо автомобиль на миг высветил фарами простоволосую бабу в облезлом тулупе.

— Дашь десятку — принесу тебе твой башмак! — предложила «тургеневская барышня».

— Дам полтинник, если отнесете записку во-он в ту машину! — мгновенно приняв решение, я показала пальцем на серебристую «девятку».

Судя по габаритным огням, автомобиль должен был вот-вот отчалить. Водитель явно ждал, пока поток машин немного поредеет, чтобы вырулить со стоянки.

Холодные пальцы буквально вырвали из моих рук синенькую купюру и конверт, в который я предусмотрительно поместила свою рукотворную «липу» на хлипкой туалетной бумажке. Размахивая конвертом, баба шустро понеслась к отъезжающей машине со скоростью хорошего хоккейного нападающего. Успеет или нет? Успела! Надеюсь, теперь, получив записку, человек, назначивший мне встречу, подождет, пока следом за посыльной появлюсь и я сама, собственной персоной. Тогда и поговорим.

Не теряя времени, я на одной ноге доскакала до Тургенева, извлекла из кучки примерзших цветов у основания памятника свой блудный «гриндерс» и обулась.

И прозевала момент отъезда «девятки»! Когда разогнулась, перевела взгляд с ботинка на серебристую машину, та уже катила по средней полосе прочь от площади. А у края стоянки, привалившись плечом к бордюру тротуара, лежала «тургеневская барышня»!

В первый момент я подумала было, что она упала, поскользнувшись на замерзшей луже. В гололед случается падать даже абсолютно трезвым людям, а от дамы в тулупе, как я успела заметить, отчетливо попахивало спиртным. Досадливо поморщившись, я прохромала через площадь, чтобы протянуть этой бестолковой особе руку помощи, но, склонившись над ней, сразу поняла, что помочь ей уже ничем не смогу. И никто не сможет. Воскрешение Лазаря было разовой акцией.

Во лбу простоволосой «тургеневской барышни» зияло отверстие, не предусмотренное человеческой анатомией, что бы там ни говорили сторонники идеи открытия «третьего глаза». С первого взгляда было ясно, что несчастной тетке между бровей метко всадили пулю.

Звука выстрела за шумом автомобилей никто не слышал, наверное, и пистолет был с глушителем. А может, его приняли за грохот очередной петарды, которые наши граждане закупили к празднику ящиками и методично взрывали на протяжении всех новогодних каникул. Так или иначе, на упавшую бомжиху никто не обратил внимания.