Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого 2010 № 6 - Журнал «Полдень

Несчастный случай…

— Не всё ли равно, что ты там натворил? — перебили его. — Кому какое дело.

— Ну как же… Человек погиб. Или искалечен…

— У твоей Белкиной был выбор, и она выбрала. Ей отвечать, а не тебе. Как и за нерождённое дитё, которое она от тебя бы понесла.

Кто это сказал? Чьи были слова, неужели всё той же малявки? Или — почудилось, прислышалось? Невозможно понять… В голове бешено крутилась спираль галактики, космос сотрясали удары колокола. Звон разрывал реальность на куски. Чёрная воронка спускалась с неба, смазывая дома, улицы, воспоминания, прекрасные картины будущего…

— Я больше не могу, — прошептал Барсуков. — Уплываю… блин…

Тела не существовало. Сердце стучало где-то отдельно. В глазах темнело. Девочка превратилась в размытое пятно.

— Лови, это теперь твоё, — сказало пятно. — Храни на память.

Речь шла о кепке. Присев на четвереньки и вытянувшись, бродяжка попробовала водрузить злосчастный трофей Барсукову на голову. Не дотянулась. Тогда — аккуратно набросила. Кепка, оседлав на миг макушку, съехала набок, на ухо. Так и застряла — козырьком в зенит.

В этот момент силы окончательно отказали студенту: скрюченные пальцы разжались.

— Пусть тебе повезёт… сестричка… — озвучил он свою последнюю волю.

Отдалившийся берег медленно пополз вверх.

— А я бы тебя нарисовал… такую потустороннюю…

Кого бы он нарисовал? Девочки уже не было в поле видимости: только что маячила перед глазами, и вдруг — пусто.

— Господа, вы звери! — сказал кто-то им всем… Ну да, мы звери. Лесная чаща, уголок живой природы. Не зря ж предки проштамповали в наших паспортах этакие фамилии. А кто не зверь, пусть первый обнажит клыки…

Это конец, вспомнил Барсуков предсмертное бормотание Лисицына. Ну и ладно, и пусть конец. Лучшая услуга, оказанная подлецу, — дать ему сдохнуть тихо и незаметно, без зрителей.

Прежде чем воронка пожрала его рассудок, он сказал:

— Жаль, не успел…

Качаясь, как пьяный, он вошёл под арку.

Дворик, похожий на дно высохшего колодца… Тишина, покой, оторванность от мира. Никаких окон. Никаких людей, провалитесь вы все. Куда идти, зачем?

На ватных ногах он проследовал мимо скамейки-качели, мимо поваленной «горки», мимо карусели. Оказался в центре детской площадки, где и сел на корточки, обхватив голову руками.

Что же ты наделала, подумал он. Эта страшная кровать, эти потные тела, спящие вповалку… Смогу ли я называть тебя «любимой»? Смогу ли я смотреть на тебя?

Смерть, катастрофа.

Твои дружки-студенты презирают таких, как я, — вспомнил он. Вспомнил их взгляды и подколы. Они откровенно смеялись — над ним самим, над его именем и даже над его кепчонкой. Они все — умники и творцы, соль земли русской, суперэлита твёрдых сортов, — живут на мамочкины и папочкины деньги, а учатся за счёт налогов, которые отдают им работяги вроде него. Иждивенцы… Он содрал с себя бейсболку. «БУДЬ ДРУГОМ». Кто придумывает такие лживые девизы? Хорошо, что не купился в своё время на надпись «ЛЮБОВЬ НАВЕКИ». Друг — это паразит, жрущий тебя незаметно и мелкими кусочками. Любимая женщина — это нечисть, делающая тебя посмешищем…

Он вскочил, подбежал к торчащей из песка палке и насадил кепку на острый скол. В головном уборе что-то хрустнуло, порвалось… ну и хрен ли… Он бесцельно побрёл, нарезая круги по площадке, поддевая собачье дерьмо и загребая песок носками туфель.

Что с ним случилось в квартире? Нормальный вологодский паренек устроил бы там нехилый мордобой с использованием подручных предметов. Бить голых и напуганных — легко, приятно и весело. Знаем, били. Порвать пасть кобелю, вскочившему на твою бабу, — святое дело. И если б не она… если б не ОНА… с любой другой — так бы всё и было.

Слизняк. Ненавижу себя…

Он вынул из нагрудного кармана чёрно-белое фото. Родители. Молодые ещё, красивые. Одним движением разорвал карточку надвое. Получилось поразительно ровно: мать осталась на левой половине, отец — на правой. Смял обрывки, швырнул под ноги. Ненавижу…

Двадцать восемь лет корова языком слизнула. Матери на него всегда было плевать, у неё свои алмазы в небесах. Детские приятели дальше стакана не видят. Папаша где-то бродит по миру, говорили — снова женился, говорили — помер… Жизни нет и не было. А думал-то — вот оно, наладилось… Впервые он увидел ЕЁ в Вологде, на площади у Областной картинной галереи. Есть в городе такая достопримечательность; мать как раз служила там искусствоведом. ОНА приехала на Вологодщину, увлекшись каким-то там «тотемским барокко», а в галерею зашла посмотреть фото, посидеть в архиве… Познакомились, обменялись телефонами. И вроде бы забылось это мимолётное знакомство. Он решился наконец: свалил с малой родины нахрен, перебрался в северную столицу, рассчитывая познакомиться с хорошей одинокой женщиной, желательно старше себя, можно с ребёнком, лишь бы зрелой была, ценящей трудолюбивых мужиков; так вот, первое, что он сделал, приехав сюда — позвонил ЕЙ. И жизнь вернулась… Утащил любимую от родителей, снял квартиру для совместного проживания — вместо того чтобы поселиться на готовенькое, как планировал. Пошёл на стройку, закрепился в одной из шабашкиных бригад… Всё рухнуло.

Любимая женщина предупредила его: сегодня дружеские посиделки. Без выпивки, само собой. Как не поверишь насчёт «дружеских»? Она ж принципиально не пьёт, панически этого боится. Был тяжёлый опыт. Однажды рассказала, как школьницей-малолеткой затащили её на пьянку, ну и, в общем… лучше бы не рассказывала. Был бы пистолет — пошёл бы искать подонков. Столько лет она уживалась с отвратительными воспоминаниями, и вот — нате. Второй круг. Получается, не такие уж они отвратительные — те воспоминания…

Он застонал.

Остановился, раскачиваясь.

Знал ведь, чувствовал! Суперэлита спаривается легко и естественно, как кролики. Убить их надо было, столичных ботаников…

Молодой мужчина выдрал из рабочих штанов ключ от чужой квартиры, с размаху воткнул его в землю и ввинтил по самую головку: «Открывайте, твари!»

Заколотил ногой в землю — словно в люк стучал. Похоже, чуточку сошёл с ума. Или не чуточку…

Откуда у него ключ? Ну, было дело: его Любимая на пару с подружкой занималась курсовым проектом в этой их шикарной квартире — что-то чертили. Отвлекаться не могли, поэтому за сигаретами послали в универсам его. Ключ дали, чтоб самим к дверям не бегать. А он возьми и сделай копию, благо в универсаме слесарная будка стояла… Мать часто говорила — любопытство тебя погубит. Но разве желание контролировать свою Любимую — это плохо? Это можно и даже нужно. Отслеживать содержимое мобильника, читать электронную переписку — просто чтоб быть в курсе и держать руку на пульсе жизни. Иметь ключ от квартиры, где она застревает по ночам, — на всякий случай. На такой случай, как сегодня. Не любопытство это, а долг. Прийти внезапно и посмотреть, чем они там занимаются… вот и посмотрел… докаркалась ты, мама…

«А-а-а! — упал он на колени и уткнулся лбом в загаженный песок. — А-а-а, не могу!.. Что же это…»

Ведь хотели ребёнка. Откладывали… срок себе установили — сразу после диплома…

Всё было не так. Криво, глупо, бездарно. Из холодильника фреон вытек. Ни с того, ни с сего. Надо было нормальный покупать, а не минского завода. Стиральная машина два дня как накрылась, заодно затопив соседей внизу… Что ж так — разом-то?!!

Чтоб не сомневался — жизнь кончена.

Он стонал и выл: «Это всё! Всё! Больше не могу!» Он бил ладонями песок…

На работе — такая фигня, что хоть беги из города. С крана рухнул бетонный блок и проломил лестничный пролёт. Стальное «ухо» в плите сгнило, но ему сказали: ты плохо закрепил, парень. Хотят ущерб на него повесить. Когда он сегодня ночью со смены рванул, прораб выразился откровенно: лучше не возвращайся… Ещё футбол этот… и тоже вчера. Просрали кубок, как дизентерийные. Нас сделали, как детей. Такой облом…

Он упал на живот, скорчился, распрямился, снова скорчился.

«Как детей… Суки… Элита чёртова… Это — конец… Чтоб я так жил, суки…»

Через миг — катался по земле.

«Это — всё… Я мертвый… Не могу больше, больше не могу… Конец…»

В двухстах метрах отсюда другая страдалица, шагнув с балкона, отдала себя асфальту. Жертва была принесена. И была принята…

«Всё, всё… Не хочу, не могу!.. Это — всё!..»

Вопли несчастного были услышаны: песок под ним ожил, заструился, задвигался. Твердь подалась, как лоно любимой женщины, — расступилась, стала мягкой и влажной. Тёмный овал возник вокруг корчащегося тела, превращаясь в воронку. Человек получил, что просил: полминуты хватило, чтоб тело целиком ушло в глубину. Земля приняла своего несчастного сына и похоронила его — вместе с его болью. Рыдания и стоны оборвались. Детская площадка вновь была пуста.