Мистификация - Клиффорд Ирвинг

– Это прекрасно, дорогая, – воскликнул я, – прекрасно...

Но Эдит уже было не до меня. Она увлеклась альбомом с репродукциями Сальвадора Дали. А минуту спустя в комнату с шумом ворвались дети. Недски изъявил желание посидеть у меня на коленях, а Барни незамедлительно направился к клетке Юджина, который уже бурно выражал свой восторг, расшатывая прутья и громко урча.

На следующее утро я проснулся с простудой и температурой. Пришлось провести весь день в постели, принимая множество витаминов и антибиотиков. Только на третий день после моего приезда с Пальмы я смог поехать в студию, где намеревался поработать. Телефон заверещал, как только я вставил ключ в замочную скважину.

Это был Дик. Таким нервным и взвинченным я его не слышал никогда.

– Какого черта? Ты где был? Я тут уже два дня с телефона не слезаю! – Я постарался объяснить, но мне не дали и слова вставить. – Слушай! Нам надо провернуть это дельце!

– Какое дельце?

– Дельце с Хьюзом, идиот!

– Сначала я хочу закончить свой роман, – терпеливо урезонил его я.

– Забудь об этом! Ты всегда можешь написать роман, но вот шанс написать биографию Ховарда Хьюза выпадает только раз в жизни. Если он еще не отбросил коньки, то все равно стар и болен. Представляешь, если старикан откинется до весны? Да ты же сам будешь стонать, причитать и обливаться горючими слезами до конца своей жизни.

– Дик, у меня тут вообще другие проблемы. Эдит пошла в банк забрать мою почту... – попытался встрять я, но не преуспел.

– А если еще кого-нибудь осенит такая же гениальная идея? Ты знаешь, как часто две книги на одну тему появляются в одно и то же время. Хьюз сейчас в моде. Плод созрел, надо только сорвать! Да любой может сделать это, и, если мы облажаемся, ты будешь биться головой об стену до посинения. Теперь послушай... – Он просто фонтанировал, выдвигая один аргумент за другим, почему мы должны немедленно заняться этим проектом, пока наконец окончательно не вывел меня из себя.

– Я не могу сидеть тут и часами слушать твою кретинскую чушь. Я действительно хочу сначала закончить свой роман, к тому же заболел и просто не мог подыскать тебе новое жилище. Почему бы тебе самому не приехать сюда на пару дней? Сможем все обсудить, заодно изучишь рынок местной недвижимости.

Я надеялся, что он приедет через неделю или две, но Дик ответил:

– Замечательно. Вылетаю завтра, утренним рейсом, – и повесил трубку, прежде чем я успел возразить.

Стоял холодный, ветреный день. Порывы дождя били в стеклянную дверь, ведущую на террасу студии. Форментера, самый маленький из Балеарских островов, маячил на горизонте, как серое пятно. Вчера, когда я говорил по телефону, он столь четко вырисовывался на фоне голубого неба, что можно было подсчитать лошадей, разбросанных по берегу, словно кусочки сахара.

Дик, сутулясь, сидел в большом зеленом кресле, положив руки на свои ляжки, постоянно вызывающие у меня в памяти стволы многовековых дубов. Электричество вырубилось, как обычно во время шторма, а бутановая горелка не работала, поскольку в студии кончился газ.

– Я по-прежнему думаю, что нам надо подождать, пока я не закончу свой роман, – решительно сказал я.

– Я думал, мы уже утрясли этот вопрос. В любом случае, – он поднял руку, предвидя мои возражения и прося не перебивать, – сейчас дело не в этом. Давай поговорим о самом проекте. Во-первых, как мы его продадим и кому мы его продадим?

– Ну, если мы все-таки решимся на эту авантюру, то можно попытать счастья в "Макгро-Хилл". – Я заколебался, неожиданно смущенный этим предложением. Они публиковали мои романы на протяжении девяти лет, и, естественно, элементарная логика подсказывала выбрать именно это издательство. У них были деньги, и они знали, что я всегда четко выполняю условия договора, не слишком задерживаясь с рукописью. – Но мне ненавистна сама мысль идти туда с подобной идеей. Они же верят мне. Доверяют.

Дик умоляюще поднял глаза к потолку.

– Идиот, – изрек он с безмерным сожалением в голосе. – Это цена игры.

Я печально улыбнулся:

– Понимаю. Ты меня с ума сводишь. Ладно. Через несколько дней, когда все отойдут после празднования Нового года, я напишу им письмо и между делом замечу, что говорил с Хьюзом, послал ему экземпляр "Подделки!", и тот был просто в восторге. Все достаточно невинно, и ни к чему меня не обязывает. Один шаг, ладно?

Дик кивнул, соглашаясь.

– А кому ты напишешь? Беверли?

Беверли Лу работала помощником редактора. Единственный представитель старой гвардии, оставшийся с 1960-х годов, когда я подписал свой первый контракт с "Макгро-Хилл", она до сих пор работала в отделе маркетинга. Круглолицая китаянка американского происхождения, уроженка Лос-Анджелеса, дочь старого голливудского актера, за свою карьеру переигравшего сотни китайских, японских и северокорейских злодеев. С годами мы стали друзьями, и Беверли однажды даже сбежала с Франкфуртской книжной ярмарки, чтобы провести неделю в нашем доме на Ибице, где чуть не свела Эдит с ума завтраками из холодных жареных бобов, "Кровавыми Мэри" и бесконечным трепом об издательствах и редакторах. Она была не замужем, в одиночестве жила в маленькой, но элегантной квартире на 57-й улице с собакой, одним из двух увлечений в ее жизни. Вторым увлечением, разумеется, была издательская компания "Макгро-Хилл". Беверли жила делами фирмы, погрязнув в издательском мире и практически не имея каких-либо других устремлений. Иногда она жаловалась мне, что ей платят меньше, чем она заслуживает, исключительно из-за ее пола. Политика компании гласила, что женщины получают меньшие деньги за ту же работу. Правда, разочарование длилось недолго. Сама мысль об увольнении из "Макгро-Хилл" и поиске более тучных пастбищ в других издательствах никогда не посещала ее разум. Я даже как-то сказал ей, что в случае ее ухода тоже уйду, потому что сохраняю верность не компании – только людям.

– Это еще одна вещь, которая меня беспокоит, – ответил я Дику. – Она – мой друг. Я иногда бываю уродом по отношению к женщинам, ну, и в некоторых других вопросах, но не вонзаю друзьям кинжал в спину. Если мы вовлечем Беверли в аферу...

Он фыркнул:

– Не она будет принимать решение. Подобные дела отправляются на самый верх.

Этот "самый верх" своей анонимностью подавил первые вопли моей страдающей совести.

– Хорошо. Я напишу Беверли.

– А потом?

– Ты говоришь, как Недски, когда я рассказываю ему сказку на ночь. "А потом? А что потом, папа?" Потом нам придется ждать. Посмотрим, что они скажут. Если попадутся на крючок, то выдержим паузу в месяц или два, а потом сделаем выстрел в виде письма от Хьюза. В качестве образца почерка я могу использовать ту фотографию из "Ньюсуик".

– Ты на что намекаешь? – Глаза Дика расширились. – Ты подделаешь письмо?

– Ты кретин или прикидываешься? А каким еще образом мы убедим их, что я действительно разговаривал с Ховардом Хьюзом? Или он спустился на парашюте прямо в мой сад здесь, на Ибице, и торжественно произнес: "Клиффорд Ирвинг, я благословляю тебя на создание моей биографии"?

– А сказать, что он просто позвонил тебе, нельзя?

– Тогда они должны безоговорочно довериться моему слову. "Макгро-Хилл" доверяет мне и любит, но не щенячьей любовью. Ты же сам говорил – это большое консервативное издательство. Со мной не станут подписывать контракт, просто потому что я вроде как разговаривал с Ховардом Хьюзом по телефону. Поставь себя на их место. Ты бы поверил мне?

– Скорее всего, – радостно заявил Дик.

– Вот поэтому ты – голодающий писатель, а не глава издательской компании "Макгро-Хилл". Но даже если бы ты вдруг испытал неожиданный приступ доверчивости, сеньор Макгро, то подписал бы контракт на шестизначную сумму и вложил бы деньги в предприятие?

Радость Дика увяла. Он угрюмо покачал головой.

– Так что единственным вариантом развития событий, – попытался приободрить его я, – будет написание письма от Хьюза мне.

– Но, господи ты боже мой, как тебе это удастся? Подделка – это же целая профессия.

С этим было трудно поспорить. В середине 1940-х годов будучи учеником средней школы музыки и искусства на Манхэттене, я помогал отцу вырисовывать буквы в его комиксах "Уилли-дурень" и "Потси". В те же достославные времена я был фанатом "Доджеров" и как-то раз в сентябре три или четыре раза прогулял занятия, чтобы отправиться на метро в Бруклин и поболеть там за любимую команду в серии ключевых игр с "Кардиналами". За подобные пропуски с меня потребовали объяснительную записку от родителей. Два раза я сам написал ее, подделав знакомый почерк моего отца. "Прошу прощения за отсутствие моего сына на занятиях в четверг. У него была простуда. Искренне Ваш Джей Ирвинг". Этим и ограничивался мой опыт в подделывании документов.

– Но я могу попытаться, – решительно ответил я Дику. – В конце концов, с чем они будут сравнивать это письмо? У них только маленькая статейка из "Ньюсуик". Что-то не помню писем Ховарда Хьюза, горами лежащих в офисе издательства. Да какого черта, я вообще могу написать письмо каким угодно почерком, лишь бы только на желтой гербовой бумаге.