Подвенечный саван - Галина Романова

Лавров поставил сковороду на огонь, быстро очистил и нарезал в нее три картофелины размером с его кулак, накрыл крышкой. Нарезал свежих огурцов, колбасы, открыл банку зеленого горошка. Кофейник уже нагревался.

На улицу он вышел в половине третьего. Привычно огляделся. Машкина машина по-прежнему на стоянке. Балконная дверь открыта. Штора отдернута, обнажая черную дыру Машкиной гостиной. Никакого движения в обнажившемся проеме балконной двери.

Лавров вымыл стекла машины, сел за руль, начал полировать панель. Без пяти три они вышли из подъезда. Маша в тех же стильных брючках, черном свитере, с той же строгой прической. То, что она не растрепана и не переодета, Лаврова порадовало. Фигура в обтягивающей водолазке шагала рядом, одной рукой придерживая Марию за талию, второй размахивая с такой интенсивностью, будто решила взбить воздух в крепкую пену.

Не придирайся! – одернул себя Лавров. Она собирается за него замуж. И может прожить с ним долго и счастливо, и даже нарожать ему таких же крепких и мускулистых детишек. И фамилию они все вместе станут носить – Филиченковы. И ничего с этим уже поделать нельзя. Потому что Машка смотрит на этого крепыша с обожанием. А она это умела! В смысле, обожать!

Впившись в лицо крепыша, Лавров не нашел в нем никакого сходства с осужденным на пожизненный срок Игнатом Владимировичем, расстрелявшим в упор его друга более десяти лет назад. Игнат Филиченков был высоким, худым, с узким морщинистым лицом, запавшими серыми глазами, губастым ртом, огромными залысинами. Этот был…

Этот был хорош, со вздохом признал Лавров. Красивое лицо, красивая фигура, мягкие губы, мягкий голубоглазый взгляд, шикарная темноволосая шевелюра. Хорош, стервец. Неудивительно, что у Машки крышу сорвало через девяносто дней знакомства.

Молодые люди подошли к ее машине, расселись. Машка успела подмигнуть Лаврову, когда устраивалась за рулем. Это порадовало. Значит, помнит их уговор. Не одурела окончательно от голубоглазого красавчика.

Со двора они выехали с интервалом в три минуты. Пропустив впереди себя три машины, Лавров прочно держался у них в хвосте до самой «Загородной Станицы».

Имелось у них в городе такое заведение, на любой вкус, на любой кошелек. Тут вам крытый и открытый бассейны, рестораны и кафе, гостиницы и кемпинги, площадки для танцев и закрытые танцзалы, куда частенько приглашали знаменитостей. И теннисный корт даже имелся. Место было посещаемым, и всегда тут бывало многолюдно. Поэтому молодую пару Лавров потерял почти сразу. Пока искал место на стоянке, пока расплачивался с парковщиком, Машка с хахалем своим уже куда-то улизнула. Не обходить же все бары и рестораны по очереди! Их тут десятка полтора. Да и войти и ничего не заказать, Лавров не любил.

Он побродил по красивым аллеям. Постоял у пруда, покормил черствой булкой, купленной там же с лотка, жирных уток. Потом зашел в боулинг, понаблюдал за игрой, выпив пол-литра безалкогольного пива. Вернулся на стоянку. Машина соседки была на месте. Уже неплохо. Значит, отдых продолжается.

Опустив стекло со своей стороны, он откинул сиденье и решил подремать. Минут сорок дремал. Может, больше, как-то не уследил за временем. Потом вдруг вздрогнул от какого-то резкого хлопка и очнулся.

Время катилось к вечеру, солнце умчалось на запад, оставив за собой длинные тени от зданий и деревьев. Машин на стоянке осталось совсем мало. Машкина была все еще в соседнем ряду. Он выбрался из машины, потянулся, прошелся метров десять в одну сторону, потом назад, разминаясь. Поежился от неожиданной прохлады, хлынувшей из ближнего леса. Не обманул прогноз. Последний день был солнечный. Завтра холод, потом снег.

Вот тогда узнаете, подумал Лавров с мимолетным раздражением, рассматривая шумное семейство, бредущее к своему внедорожнику.

Мама была высокой и красивой. В нарядном спортивном костюме, кроссовках, белокурые волосы перетянуты спортивной повязкой. Она шла грациозно рядом с папой, улыбаясь его словам, которые он шептал ей на ухо. Папа тоже был высоким, но заурядной внешности, тоже в спортивном костюме, в руках по сумке. Двое детишек – шумных, активных, нарядных. Семья шла к машине, обсуждая меню воскресного ужина. Время от времени они со смехом вспоминали неудачи какого-то Макса на беговой дорожке. Максом оказался один из нарядных детенышей. Принявшись сердито огрызаться, он от них поотстал. Потом, заметив, что Лавров за ними наблюдает, неожиданно показал ему язык. Саша пожал плечами и полез в машину.

Черт с ними, решил он, поднимая стекло и включая печку, чтобы противный озноб не сотрясал тело, делая его слабым. Семейка на отдыхе! Прямо рекламный ролик, а не семейка! А мальчик-то… Мальчик при всей их нарядности и успешности семейной воспитан дурно.

Тут в его окошко коротко стукнули. Он приоткрыл дверь, высунулся наружу, почти не видя в сгустившихся сумерках, кто стоит перед ним, и тут же дикой силы удар обрушился на его обритый череп…

Глава 2

Прежде чем открыть глаза, Лавров подумал, что торопиться ему никуда не нужно. Он не работает нигде. Он уже несколько недель не заводит будильник, щелканье которого ненавидел пуще щелканья затвора пистолетного. Какого же хрена он все время просыпается так рано?! Изо дня в день! Каждое утро! Как на дежурство!

Он завозился, устраиваясь поудобнее. Подивился тому, как страшно болит голова. Попытался вспомнить причину, не вышло. Подумал, что вчера, наверное, дико надрался, раз ничего не помнит и так болит башка. Шумно втянул носом воздух, поморщился. Воняло отвратительно. Он что же, мало того что вчера устроил оргию, так еще и устроил ее дома?! И какие-то бабы переговариваются. Точно! Притащил вчера к себе проституток, надрался с ними, нагадил в квартире, теперь вот как следствие головная боль, вонь.

– Ну что, очнулся?

Голос, больно уткнувшийся ему в висок острым гвоздем, показался знакомым.

– Кажется, нет, – робко шепнула одна из проституток.

– Очнулся, очнулся, я же вижу, – радостно произнес все тот же знакомый, острый, как гвоздь, голос. – Водички ему подайте, милая.

Где-то забулькала вода. «Милая» хлопочет, сообразил Лавров. Потом на лицо его упало несколько капель живительной влаги, затем вода коснулась губ, он жадно глотнул, раз, другой. И открыл глаза.

Картинка была смутной, плыла и корчилась перед глазами, но «милую» в белом халатике он рассмотрел. И тут же ужаснулся.

Ролевые игры! Они обожрались вчера с кем-то и устроили ролевые игры! И мужик со знакомым голосом тоже в белом. Хотя на роль доктора он ни черта не тянет. Скорее на опера. Пропитого, побитого жизнью, как старая шляпа молью, прокуренного и странно похожего на Женьку Заломова – его бывшего коллегу.