Девять рассказов (сборник) - Джером Сэлинджер

– Не дает мне снять галоши, – пожаловалась Мэри Джейн.

Элоиза, по-прежнему лежа на спине, вытирала лицо. С Рамоной она заговорила в платок:

– Выйди и скажи Грейс, чтобы сняла с тебя галоши. Ты же знаешь, не полагается входить в них в…

– Она в туалете, – ответила Рамона.

Элоиза отняла от лица платок и приподнялась на локте.

– Давай мне ногу, – сказала она. – Сначала, пожалуйста, сядь. Не туда – сюда. Боже!

Опустившись на колени и нашаривая под столом сигареты, Мэри Джейн сказала:

– Эй. А угадай, куда девался Джимми?

– Без понятия. Другую ногу давай. Другую.

– Его переехало машиной, – сказала Мэри Джейн. – Какая трагедия, правда?

– Я видела Прыгунка с косточкой, – сообщила Рамона Элоизе.

– А что случилось с Джимми? – спросила та.

– Его переехало, и он убился. Я видела Прыгунка с косточкой, и он не хотел…

– Дай-ка мне лобик на секунду, – сказала Элоиза. Пощупала девочке лоб. – Температура немножко поднялась. Иди скажи Грейс, чтобы ужин тебе наверх дала. И сразу в постель. Я потом зайду. Иди уже, пожалуйста, а? И это с собой забери.

Рамона медленно вышла из комнаты гигантскими шагами.

– Кинь мне, – сказала Элоиза Мэри Джейн. – Давай еще хлопнем.

Мэри Джейн принесла Элоизе сигарету.

– Ты смотри, а? Про Джимми? Какая у нее фантазия!

– Ну да. Сходи еще налей, а? И бутылку принеси… Не хочу я выходить. Весь дом провонял апельсиновым соком к чертовой матери.

Телефон зазвонил в пять минут восьмого. Элоиза встала из оконной ниши и в темноте стала нашаривать туфли. Те никак не находились. В одних чулках она пошла к телефону – уверенно, почти плавно. Звонки не потревожили Мэри Джейн, которая спала ничком на кушетке.

– Алло, – произнесла Элоиза в трубку, не зажигая верхнего света. – Послушай, я не могу тебя встретить. У меня Мэри Джейн. Она машину поставила прямо перед моей, а ключ найти не получается. Я не могу выехать. Мы уже минут двадцать его искали в этом, как его – в снегу каком-то. Может, тебя Дик с Милдред подвезут. – Она послушала. – Ох. Ну что, очень жаль, малыш. Ну собрались бы всем взводом и пошли маршем по домам? Ать-два, левой-правой, ура. Ты можешь командовать. – Опять послушала. – Я не издеваюсь, – сказала она. – Честно. У меня просто лицо такое. – Она повесила трубку.

Уже не так уверенно она вернулась в гостиную. У окна вылила себе в стакан остатки скотча из бутылки. Получилось где-то с палец. Выпила, содрогнулась и села.

Грейс включила свет в столовой, и Элоиза встрепенулась. Не вставая, окликнула:

– До восьми лучше не накрывайте, Грейс. Мистер Уэнглер немного задерживается.

Грейс возникла в прямоугольнике света из столовой, но заходить не стала.

– Леди уехала? – спросила она.

– Она отдыхает.

– А, – сказала Грейс. – Миз Уэнглер, я спросить хотела – ничего, если муж мой тут на вечер останется? У меня в комнате полно места, а в Нью-Йорк ему надо только утром, а на улице так гадко.

– Ваш муж? Где он?

– Ну, прямо сейчас, – ответила Грейс, – он на кухне.

– Что ж, боюсь, ночевать тут ему нельзя, Грейс.

– Мэм?

– Говорю, боюсь, что остаться на ночь ему нельзя. У меня тут не постоялый двор.

Грейс миг постояла, затем произнесла:

– Хорошо, мэм, – и ушла в кухню.

Элоиза вышла из гостиной и поднялась по лестнице, очень слабо залитой отсветом из столовой.

На площадке валялась галоша Рамоны. Элоиза подняла ее и со всего размаху швырнула вниз за перила; та свирепо ударилась об пол прихожей.

В комнате Рамоны Элоиза щелкнула выключателем и вцепилась в него, едва на нем не повиснув. Какой-то миг постояла неподвижно, глядя на девочку. Затем отпустила выключатель и быстро подошла к постели.

– Рамона. Проснись. Просыпайся.

Рамона спала на самом краю, и правая сторона попы свешивалась. Очки лежали на тумбочке с Утенком Доналдом – аккуратно сложенные, дужками вниз.

– Рамона!

Ребенок проснулся с резким вздохом. Глаза распахнулись, но девочка сразу сощурилась.

– Мамочка?

– Ты же мне сказала, Джимми Джиммирино переехало машиной и он убился.

– Что?

– Ты меня слышала, – сказала Элоиза. – Почему ты спишь здесь?

– Потому что, – ответила Рамона.

– Почему – потому что, Рамона, не заставляй меня…

– Потому что я не хочу прищемить Мики.

– Кого?

– Мики, – сказала Рамона и потерла нос. – Мики Микеранно.

Голос Элоизы сорвался на визг:

– Передвинься на середину. Сейчас же.

Перепугавшись, Рамона только смотрела на мать.

– Ну хорошо. – Элоиза схватила ее за лодыжки и, чуть приподняв, перетащила на середину кровати. Рамона не сопротивлялась и не кричала: она дала себя перетащить, на самом деле не подчинившись.

– Теперь спи, – тяжело дыша, произнесла Элоиза. – Закрывай глаза… ты слышала, что я сказала, закрывай.

Рамона закрыла глаза.

Элоиза подошла к выключателю и погасила свет. Но еще долго стояла она в дверях. Потом вдруг в темноте кинулась к тумбочке, ударившись коленом об изножье кровати, но в пылу толком не почувствовала боли. Она схватила очки Рамоны и обеими руками прижала к щеке. Слезы катились по лицу и мочили стекла.

– Бедный Дядюшка Хромоног, – твердила она. Наконец положила очки на тумбочку – стеклами вниз.

Затем нагнулась, покачнулась и стала подтыкать одеяло. Рамона не спала. Она плакала – и уже давно. Элоиза влажно чмокнула девочку в губы, смахнула с ее глаз волосы и вышла.

Спустилась она, уже шатаясь, и разбудила Мэри Джейн.

– Чётакое? Кто? А? – забормотала Мэри Джейн, подскакивая на кушетке.

– Мэри Джейн. Послушай. Прошу тебя, – всхлипывала Элоиза. – Помнишь наш первый курс, у меня еще было платье, коричневое с желтым, я его в Бойси купила, а Мириам Болл сказала, что в Нью-Йорке такие не носят, и я весь вечер ревела? – Элоиза трясла Мэри Джейн за руку. – Я же была симпатичная девочка, – умоляла она. – Правда?

На пороге войны с эскимосами

Пять суббот подряд по ут рам на «Кортах Ист-Сайда» Джинни Мэннокс играла в теннис с Селеной Графф, своей одноклассницей из школы мисс Бэйсхор. Джинни и не скрывала, что считает Селену величайшей занудой у мисс Бэйсхор – в школе, просто кишмя кишевшей отменными занудами, – но в то же время никто не мог сравниться с Селеной в поставках новых банок теннисных мячей. Ее папаша эти мячи делал, что ли. (Как-то за ужином в назидание всему семейству Мэнноксов Джинни изобразила, как протекает ужин у Граффов: вышколенный лакей обносит всех и подает каждому слева не стаканы томатного сока, а банки с мячами.)

Только эта канитель: после тенниса завезти Селену домой и затем выкладывать – всякий раз – деньги за весь проезд, – уже действовала Джинни на нервы. В конце концов, ездить с кортов на такси, а не автобусом, придумала Селена. В пятую субботу, однако, едва машина тронулась к северу по Йорк-авеню, Джинни вдруг заговорила:

– Эй, Селена…

– Чего? – спросила та, не отрываясь от своего занятия: она ладонью шарила по полу такси. – Ну куда девался мой чехол от ракетки? – простонала она.

Несмотря на теплый май, обе девочки были в пальто поверх шортов.

– Ты в карман положила, – сказала Джинни. – Эй, послушай…

– Ох господи, ты меня просто спасла!

– Слушай, – гнула свое Джинни, которой не хотелось от Селены никаких благодарностей.

– Чего?

Джинни решила сразу все ей выложить. Такси уже подъезжало к улице Селены.

– Мне сегодня не хочется опять платить за всю дорогу, – сказала она. – Я ж не миллионерка, знаешь.

Селена глянула на нее изумленно, затем с обидой.

– Я разве не плачу всегда половину? – простодушно спросила она.

– Нет, – сухо ответила Джинни. – Ты заплатила половину в первую субботу. В самом начале прошлого месяца. А с тех пор – ни разу. Я не хочу жлобиться, но я живу всего на четыре пятьдесят в неделю. Из них к тому же приходится…

– Я же всегда мячики приношу? – сварливо спросила Селена.

Иногда Джинни хотелось ее убить.

– Твой отец их делает или как-то, – сказала она. – Тебе они за так достаются. А я должна платить за каждую мелкую…

– Ладно, ладно, – ответила Селена громко и с решимостью, которая вроде бы доказывала ее правоту. С подчеркнутым равнодушием она стала рыться в карманах пальто. – У меня только тридцать пять центов, – холодно сказала она. – Хватит?

– Нет. Извини, но ты мне должна доллар шестьдесят пять. Я записывала все…

– Мне надо подняться и взять у матери. До понедельника что, не подождет? Я бы в спортзал принесла, если тебя это утешит.

Ну какая после такого снисходительность?

– Нет, – ответила Джинни. – Мне сегодня вечером в кино. Нужно сейчас.

В неприязненном молчании девочки смотрели в окна по разные стороны, пока такси не подъехало к дому Селены. Та сидела ближе к обочине и вышла первой. Едва не захлопнув за собой дверцу, резко и рассеянно, словно заезжая голливудская звезда, прошагала в подъезд. Джинни, побагровев, уплатила таксисту. После чего собрала свой теннисный комплект – ракетку, полотенце, шапочку от солнца – и двинулась следом. В пятнадцать Джинни была под шесть футов, в теннисных туфлях 9-Б[14], и в вестибюле от ее застенчивой неуклюжести на резиновом ходу веяло чем-то опасно-любительским. Селена предпочла смотреть на указатель этажей над дверью.