ПРО_ЗРЕНИЕ. Или как я избавился от очков за 7 дней - Вадим Воля

На этой оптимистической ноте и закончился второй день из тех семи, о которых хотел я вам рассказать.

ВЫВОД, который я бы сделал, будь я читателем этой книги:

Любые упражнения для глаз следует проделывать в режиме "острого" зрения, иначе они бесполезны.

Короче говоря, ТРЕНИРУЙСЯ В РЕЖИМЕ "ОСТРОГО" ЗРЕНИЯ!

День третий

На третий день я чувствовал себя героем. Я чувствовал себя Гераклом, Персеем, Тесеем и Одиссеем в одном гладковыбритом лице. Я чувствовал себя героем, одолевшим страшнейших врагов — сомнение, неведение, предрассудки, глупость, безразличие и лень. Теперь мне казалось, что я смогу абсолютно все. Что всякое дело для меня сущий пустяк и что нет больше границ для моих безмерных возможностей.

В подтверждение этих моих всемогущих амбиций работа над книгой шла как нельзя споро, то, что называется "как по маслу". Я закончил намеченный объем очень скоро, гораздо раньше обычного. Можно было бы, конечно, поработать и еще, так сказать, впрок, но мне не сиделось дома. Мне хотелось творить новые чудеса. Нестерпимо хотелось. И я отложил рукопись в сторону, встал, накинул куртку и поспешил в парк, чтобы поскорее приступить к своим глазным тренировкам. Вот я и в парке. Я неспешно передвигаюсь по аллее и снова моргаю, моргаю и моргаю. Перечитав все возможные и невозможные надписи, я перехожу к изобретенному мною вчера упражнению. Я "стреляю по мишеням". По камням, по верхушкам деревьев, по парковым скамейкам, по фонарным столбам, по кустам, по прелым прошлогодним листьям, по горкам почерневшего снега, по стойкам ограды. Таким образом, изрешетив своим "огнестрельным" взглядом ровным счетом все, что попалось мне на глаза, я изобретаю новое упражнение. Это упражнение я назвал "Человек-паук". Правда, оно имело не слишком много общего с героем популярного комикса и, наверное, дало бы мало толку в борьбе со вселенским злом, но в борьбе с близорукостью оно тем не менее весьма и весьма эффективно. (К тому же оно стопроцентно гармонировало с моими героическими амбициями.)

Упражнение заключается в следующем. В качестве объекта предстоящей тренировки я выбираю какое-либо дерево (по возможности более раскидистое), затем, ежесекундно моргая, мысленно опутываю это дерево своей несуществующей паутиной, стремясь превратить это самое дерево в клубок ими, еще точнее сказать, в кокон.

Делаю я это нарочито хаотично, то есть по возможности более бессистемно, отчего каждый новый виток моей "паутины" ложится то совсем близко, то, наоборот, далеко, то у самой земли, а то вдруг высоко-высоко, поверх самой верхушки случайно выбранного мною и, в сущности, ни в чем не повинного дерева. Вместо несуществующей паутины в этом упражнении вполне можно бы использовать и несуществующий скотч. Правда, и называться оно в этом случае должно бы не "Человек-паук", а "Человек — работник багажного отделения". (В принципе с тем же успехом здесь сгодился бы даже несуществующий рулон несуществующей туалетной бумаги, но название такого упражнения лично у меня вызвало бы серьезные сомнения по поводу уместности его в данной книжке.) Как бы там ни было, главное здесь не в названии. Главное здесь опять-таки в том, чтобы веки беспрестанно моргали, а глаза в течение всего упражнения находились в режиме "острого" зрения, кем бы ты при этом ни был — хоть бы пауком, хоть бы и работником багажного отделения, а хоть бы кем-нибудь еще, (Хотя лично мне наиболее симпатичен именно "Человек-паук".)

Новое упражнение принесло новые успехи. Старательно обматывая каждое очередное дерево бесконечным мотком несуществующей паутины, я, к огромному своему удовольствию, заметил, что время, приходящееся на режим "острого" зрения, опять несколько увеличилось.

Теперь оно уже составляло почти пять секунд. Пять секунд! То есть после каждого моего нового моргания передо мной возникала полноценная картина, включавшая в себя бессчетное количество деталей и подробностей, которые я легко усваивал своим боковым зрением, не бросая, однако же, при этом основного своего занятия — опутывания деревьев мотком несуществующей паучьей нити. И эта картина мира радовала меня своими нюансами в течение целых пяти секунд. По истечении пяти секунд картина опять мутнела, но после очередного моргания вновь радовала меня следующими пятью секундами созерцания деталей и нюансов, доселе от меня сокрытых. Окрыленный новыми успехами, я с удвоенной энергией принялся обматывать невидимой паутиной всякое дерево и всякий попадавшийся мне на глаза куст. Наверное, окажись у меня в тот момент вместо несуществующих паучьих нитей нити существующие, парк очень скоро стал бы походить на какой-нибудь гигантский цех гигантской ткацкой фабрики, занятый выработкой полотна для нужд какого-нибудь великанского народонаселения, а потому сплошь заставленный бесчисленными громадными мотками, бобинами и катушками бесконечных нитей. Но существующих нитей у меня с собой в тот момент не оказалось. По счастью. Итак, я шел по парку, моргал, ловил всякий раз режим "острого" зрения и, удерживая глаза в течение пяти секунд в этом состоянии, мысленно опутывал деревья и кусты несуществующей паутиной, укладывая ее витки в нарочито хаотическом порядке. Прошло, наверное, около полутора часов моих "паучьих" занятий. Я исходил парковые аллеи вдоль и поперек и наконец остановился возле колоннады центрального входа. Передо мной открылся вид на широкий проспект с многочисленными магазинами, салонами, банковскими офисами, кафе, ресторанами и прочими заведениями различного назначения, щедро сдобренными всевозможного рода вывесками, табличками, рекламами, указателями и другими надписями разной степени культуры и информативности. Это был настоящий Клондайк. Мир чуть ли не трещал по швам от своих многочисленных подробностей. А у меня в моем безраздельном распоряжении было целых пять секунд на его непрерывное и доскональное изучение. И после каждого моргания я получал новую порцию "острого" зрения, новый глоток неведомых мне ощущений, новые пять секунд. Это было здорово!

Я принялся разглядывать открывшийся мне мир с невиданным рвением. Я двинулся по проспекту, Я моргал и с невиданной легкостью читал вывески на противоположной его стороне. Моргал и буквально проглатывал целые щиты бесполезной, но столь сладостной теперь для меня информации. Я не пропускал ни единой надписи, где бы она вдруг ни оказалась — в витрине магазина, на борту автобуса, даже на заборе! Господи боже! Кажется, такого количества ерунды я не читал за всю свою жизнь. И что уж совершенно бесспорно — я никогда не читал ерунду с таким удовольствием, даже, сказать точнее, с упоением. Впрочем, сейчас все это было абсолютно неважно.

Я проходил вдоль торговых павильонов, ларьков, газетных киосков и с наслаждением считывал цены на ненужные мне товары. Я нарочно отходил подальше от киосков и ларьков, считывал информацию о ценах с двух-, а то и с трехметровой дистанции. И считывал! А ведь всего еще пару дней тому назад для этого мне бы потребовалось буквально водить по ценникам собственным моим носом!

Теперь же — другое дело! Теперь вместо того чтобы водить носом по ценникам, я придумал для того же самого носа совершенно иное применение. Я шел по проспекту и нес его над собой. Нес гордо и как можно более высоко. Словно знамя. Я чувствовал себя удачливым полководцем, покорившим без единого выстрела целый мир. И этот мир был сейчас предо мной. Другой. Совершенно новый, более яркий и более подробный, чем тот, что я знал раньше. Мне этот мир нравился. Да и сам я, чего греха таить, сейчас нравился себе ничуть не в меньшей степени.

Упиваясь собственным совершенством, я не пропускал ни одной надписи, ни одной строчки, даже ни единой буквы. Более того, я выискивал тексты подлиннее, а буквы помельче и старался прочесть их в отведенные мне пять секунд от самого начала до самого конца. И надо сказать, что большей частью мне это удавалось! Однако же некоторые, наиболее строптивые тексты отказывались умещаться в мой пятисекундный интервал, требуя в процессе чтения дополнительных морганий. Мне показалось это вопиющим. Я бросил все силы на борьбу с непокорными длинными текстами, стараясь всеми силами, всеми правдами и неправдами удержать фокус в течение всего прочтения, сколько бы времени для этого ни потребовалось. Пять секунд — так пять, семь — так семь, а десять — так и десять! И надо сказать, что пару-тройку раз это мне удалось. Впечатленный новыми, как мне казалось, достижениями, я принялся выискивать только длинные и самые длинные тексты, норовя прочесть их исключительно единым махом. В этих битвах с длинными текстами я провел, наверное, около часа. Я старался как мог. Я отчаянно напрягался, таращил глаза, стискивал зубы, до боли сжимал кулаки. Я пытался во что бы то ни стало удержать фокус как можно более долго. Если бы я был знаком с колдовством или на худой конец с гипнозом, я бы, наверное, пустил в ход и эти сомнительные средства. Короче говоря, я делал все, что мог. Результат моих усилий не заставил себя ждать слишком уж долго. Однако же это был, мягко говоря, не совсем тот результат, к которому я столь яростно стремился. Мягко говоря. Сказать точнее, это был совсем не тот результат. Совсем не тот. А еще точнее — результат получился совершенно противоположный. Вместо того чтобы, повинуясь моим физическим и волевым усилиям, время моего "острого" зрения увеличилось бы и составило семь или даже десять столь желанных мною секунд, оно, наоборот, сократилось. Причем сократилось секунд до двух, а то и менее того, сведя плоды моих отчаянных тренировок в лучшем случае к нулю и доведя мой героический настрой к той же самой нулевой отметке. Мало того, в довесок к этим незавидным показателям я получил резь в глазах, полный упадок духа и настроение имел близкое к паническому. От всех этих причин глаза мои наполнились слезами, картинка затуманилась, вновь сокрыв от меня подробности этого столь привлекательного, яркого и сочного мира, безраздельным властелином которого я сам себя только что считал. Я попробовал поймать режим "острого" зрения. Я выбрал из всех окружавших меня на тот момент надписей самую, на мой взгляд, безвредную, старательно моргнул и… ужаснулся. Эффект "острого" зрения не проявился вовсе. Ни на две секунды, ни на полторы, ни даже на одну. Резкость категорически отказалась наводиться, и выбранный мною рекламный плакат, суливший кому-то неминуемую выгоду, так и остался в дымке моего близорукого зрения, не оправдав возложенных на него надежд. Впрочем, дело было, как видно, не в плакате. Остальные надписи, выбранные мною наугад, повели себя абсолютно аналогичным образом, не проступив из близорукого тумана ни единым своим краешком и ни на единую секунду. Я был в отчаянии. Неужели все мои открытия, связанные с ними успехи, часы тренировок, а самое главное — радужные надежды на полное и безоговорочное мое выздоровление — не больше, чем ошибка, глупость, самообман?! Не знаю, по какой именно причине, видимо, инстинктивно (хотя, может быть, в процесс вмешалось и само провидение!), я закрыл лицо руками, положив обе ладони себе на глаза. Правую и левую ладони на правый и левый глаз соответственно, так, что из всего моего лица снаружи остались только рот и нос. Нос, недавно столь горделиво поднятый, а теперь висящий наподобие перегоревшей лампочки. Уныло и бесполезно. Некоторое время, секунд, наверное, десять или около того, я простоял вот так, закрыв лицо руками. Странное дело. Я отнял руки от лица, моргнул и с волнением попытался поймать режим "острого" зрения. Отдых, который я дал глазам, прикрыв их на некоторое время своими руками, не замедлил дать положительный результат. Выбранная мною с целью проверки надпись выплыла из тумана, продержалась так две или три секунды и вновь растворилась в нем же.