Степные хищники - Александр Великанов

— Верно говорит, — под хмурое молчание большинства подтвердил кто-то.

— Мое предложение будет такое: гнать из Советов и от власти комиссаров-притеснителей, не позволять им измываться над трудовым людом и приветствовать дивизию товарища Сапожкова.

Последние слова Грызлова заглушил истошный крик за окном:

— Из Соболева коммунисты наступают! В ружье!

В комнате сразу стало тихо, и в тишине можно было слышать далекие винтовочные выстрелы — то одиночные, то как горох по железной крыше.

«Бом-бом-бом-бом!»— Звуки набата понеслись над селом. На зов колокола начал сбегаться народ.

Собрание прервалось. Грызлов куда-то исчез. К Щеглову торопливо подошел Капитошин.

— Вы хорошо знаете, что из Соболева не собирались наступать? Ручаетесь? — спросил он, нервно потирая руки.

— Ручаться не могу, но, насколько мне известно, наступать никто не собирался.

А сам подумал: «Неужели это уральские батальоны ВОХР, о которых упоминал Почиталин?»

На площади становилось все шумнее.

— Бери оружие!

— Не пустим коммунистов в Гаршино! Долой!

За окном бушевала толпа. В штаб доносились обрывки гневных речей, ругань, проклятия по адресу большевиков. Запыхавшись вбежал Грызлов.

— Пойдем! — схватил он Щеглова за рукав. — Объяснишь народу, зачем соболевские коммунисты идут на Гаршино, что им тут надо, ну и о себе скажешь, зачем пожаловал. Иди, иди, — общество требует!

Щеглов поднялся было, но кто-то с силой посадил его обратно.

— Никуда он не пойдет, — отрезал Честнов. — Начальник отряда и я будем беседовать с ним.

— Ладно, наше не уйдет, — смущенно, пробормотал Егор и направился к выходу.

— Прошу ко мне в кабинет! — пригласил Капитошин Щеглова и Честнова.

В кабинете разговор пошел начистоту.

— Мне надо знать, будет ли ответ и какой, — настаивал Щеглов.

— Вы… — начал было Капитошин, но ему помешал вошедший красноармеец.

— Товарищ начальник, на нас никто не наступал, а это наши, гаршинские, отстреливались от охраны.

— Ничего не понимаю. Какие гаршинские и от какой охраны отстреливались? — переспросил Капитошин.

— Мужики поехали разбирать со склада сданный хлеб; а охрана тамошняя, из Соболева, воспрепятствовала.

Капитошин повернулся к Щеглову:

— Вот, теперь вы сами видели, какая у нас создалась обстановка. Так и передайте члену Военсовета!

— Мне нужен от вас письменный ответ.

— Ну, что за формальности! Скажите, что я не могу выполнить приказа.

— Такие вещи на словах не передаются.

Наступило молчание.

— Вы можете переговорить с Почиталиным по телефону, — предложил Щеглов.

— Телефон не работает.

— У меня на горе аппарат связан с Соболевым.

— Там, где разъезд?

— Да.

Капитошин задумался.

— Сколько человек у вас в разъезде? — справился он.

— Девять… Да вы не беспокойтесь! — поняв, улыбнулся Щеглов. — Чем бы ни кончился ваш разговор с Почиталиным, я не стану вмешиваться.

— Вам надо съездить, — подсказал Честнов.

Капитошин вышел, а через полчаса к штабу подъехали конные. Щеглов насчитал восемь всадников. «Точно», — подумал он.

— Эта лошадь для вас, — показал Капитошин на сытого неоседланного коня. — Седел, извините, не хватило.

— Обойдусь без седла, — весело отозвался Щеглов и, взявшись за гриву, легко вспрыгнул на лошадь. Конь заиграл.

Группа двинулась рысью. Выехали за село.

— Дождь будет, — сказал кто-то из ехавших.

Щеглов поднял голову. С запада наползала синяя грозовая туча. Далекие молнии змейками бороздили ее.

Глава третья

НОЧНОЮ ПОРОЙ

— Связь с Соболевым есть? — спросил Щеглов, когда подъехали к разъезду.

— Была все время, — ответил Кондрашев. — Санька, вызывай!

Запищал зуммер.

— Соболево! Соболево! Эх!

— Что такое?

— В руку ударило. — Сумкин опасливо поглядел на тучу.

— Дай-ка я! — не вытерпел Щеглов.

Яркая молния прорезала тучу. Щеглов выронил трубку.

— Стреляет Илья-пророк! — выговорил он. — Очевидно, разговор не состоится. Придется вам все-таки написать Почиталину.

— Писать я не стану, — категорически отказался Капитошин. — Прошу передать члену Военсовета все, что вы видели и слышали. За мной ма-арш! — скомандовал он своим и, прощаясь, приложил руку к козырьку.

— Отделение, сади-ись! — скомандовал Щеглов.

Оглядываясь друг на друга, обе группы разъехались каждая в свою сторону.

Гроза прошла мимо, и до Атаманского разъезда добрался, не намокнув.

— Сумкин, включай телефон! — приказал Щеглов — Линию в сторону Гаршина оборвать.

В ближайшем дворе раздобыли вожжи, напильник и, подтянув телеграфную проволоку к земле, начали пилить.

— Живее! — поторапливал Щеглов.

— Сию минуту. Подпилок, как на грех, тупой попался.

Сумкин старательно пилил. Щеглов и Костя держали толстую проволоку. Вж-жик! Раз!

Концы туго натянутого провода разлетелись в стороны.

— Включай аппарат! — приказал Щеглов.

На этот раз Соболево отозвалось быстро, и Щеглов доложил о результатах разведки.

— Хорошо! — сказал Почиталин. — Ночуйте в Атаманском, а утром вместе с батальонами ВОХР подойдут остальные взводы вашего эскадрона. Пойдете обратно в Гаршино.

— Будем здесь ночевать, — к великой радости Сумкина, объявил Щеглов. — Сумкин, заказывай ужин!

Выставив в сторону Гаршина пост, разъезд расположился во дворе у Сумкина. После ужина казак, к удивлению Щеглова, сам вызвался нести караул.

Чудесна летняя ночь в уральской степи! Волнами приходят горько-соленые запахи полыни, чебреца и других степных трав. Днем под жарким солнцем их стебли бессильно никнут, но ночная прохлада вновь наполняет жизнью, и обрызганные росой цветы поднимают головы. В далеком прозрачном небе чуть заметными точками теплятся звезды, и от звезд, чудится, ниспадает на землю торжественная тишина. Ни шелеста, ни шороха.

В канаве крайнего гумна на кошме, захваченной из дома, притулился пост — Санька Сумкин с молодой женой. Винтовка с одного бока, Павлишка — с другого. Пустынна гаршинская дорога, спокойна ночная степь, ничто не мешает молодым. Незадолго до рассвета, когда Лось[11] трубой поднял свой трехзвездный хвост, часовой с подчаском, наворковавшись, намиловавшись, задремали. Эх, не спи, казак, — время тревожное!

Близкий топот разбудил часового. Сумкин схватил винтовку, толкнул в бок жену:

— Беги!

А верховые близко: с земли видно, как скользят по небу их силуэты. Сумкин также пустился наутек. Обогнав Павлишку, он опрометью взлетел на крышу своего база, с двухметровой высоты махнул вниз, но, зацепившись шинелью, повис на столбе с рогульками, на которых казачки сушат молочные горшки.

Павлишка шмыгнула было в подворотню, но застряла, в следующий момент почувствовав, что ее тянут за ноги, завизжала благим матом. Державший ее за ноги отпустил и сказал весело:

— Не бойся, станичница, мы — не лиходеи. Вставай, поговорим!

Павлишка поднялась.

— Где у вас ночуют соболевские кавалеристы?

— Н-не знаю.

— Ну, как не знаешь! С кем сейчас сидела? Мы видели, как он махнул на баз.

— Это наш хуторской, — смутилась казачка.

— Да ты не сомневайся! Мне нужен командир Соболевского эскадрона.

— А вы кто такие?

— Мы из Гаршина.

Павлишка молчала.

— Так где же их найти? В этом дворе? Да? Тьфу! Чего ж я спрашиваю. Телефонный провод тянется именно сюда. Они здесь.

Всадники спешились и забарабанили в ворота. Павлишка же, на которую никто не смотрел, зашла потихоньку за угол и пустилась бежать. С улицы она застучала в окно:

— Казаки, вставайте! Какие-то приехали, вас спрашивают.

Щеглов проснулся первым.

— Подъем!

Во дворе наткнулся на Сумкина. Он так и не мог собственными силами сняться с кола.

— Черти, что ли, повесили тебя? — выругался Костя.

За воротами крик:

— Товарищ Щеглов, откройте!

— Кто?!

— Капитошин.

— В чем дело?

— Я хотел бы поговорить с Почиталиным. Телефон у вас работает?

— Да. Сейчас откроем.

В эту ночь спать не пришлось: только что уехал Капитошин (он лично доложил Почиталину свои оправдания), как подоспели батальоны ВОХР и с ними остальные три взвода Соболевского эскадрона.

В Гаршино вошли без выстрела. На площади, на улицах — ни души. Село словно вымерло. Батальоны расположились на площади, где вчера бурлила толпа. Явился Капитошин. У него был растерянный, виноватый вид. Очевидно, его страшила ответственность за отправленных к Сапожкову продармейцев и за невыполненное приказание Почиталина.

— Отряд построен во дворе штаба. Какие будут приказания? — доложил он.