В поисках бриллиантовой диадемы - Владимир Аверин

В маршрутном такси она рассматривала фотографии в журнале, и Вадик заметил, что она это делает с нескрываемым интересом. Яркие, красочные, сделанные с выдумкой фотоснимки привлекали ее внимание.

Когда они вышли из маршрутки и медленно направились к своему дому, Дина, продолжая на ходу рассматривать цветные фото в журнале, спросила:

А чем отличается манекенщица от фотомодели?

Да ничем! Манекенщица сначала работает на модельера и демонстрирует новые модели одежды, а потом, если ее замечают фотографы, снимается в рекламе для журналов. А фотомодель сначала снимается в рекламе для журналов, а потом, если ее замечают модельеры, демонстрирует новые модели одежды. Вот и вся разница!

Интересно, а это сложно — быть манекенщицей и ходить на каблучках по этой штуке... забыла, как она называется, длинная такая?.. — задумчиво произнесла Дина, разглядывая фотографии.

Возвышение, по которому ходят манекенщицы? — уточнил Вадик. — Подиум. Но профессионалы называют его «язык», нам об этом говорил учитель из фотоклуба. Попробуй, пройдись, а я тебя сфотографирую, — предложил Вадик, когда они пошли по узкому тротуару. — Представь себе, что тротуар — это подиум. Вокруг тебя сотни зрителей, стилисты, модельеры. А ты должна раскованно, спокойно выйти на подиум и сделать так, чтобы зрители запомнили не только твой наряд, но и тебя саму. Попробуй!

Прямо здесь? — Дина смущенно посмотрела по сторонам.

Прохожих на улице было немного, машин тоже, только возле угла дома стоял черный джип.

Вадик указал рукой на тротуар и на поворот, где дорога сворачивала налево:

Вот подиум! А там, у поворота, где стоит черный джип, конец «языка». Давай, попробуй!

Дина на секунду задумалась, вспоминая, как ходили манекенщицы на показах мод, которые она видела по телевизору, а потом четкой походкой прошла по тротуару. Ее движения были экономными и отточенными, сказывалась цирковая школа. Дойдя до конца тротуара, она на секунду остановилась, окинула нарочито строгим взглядом воображаемую публику, сделала быстрое движение — подбородок вверх — и такой же четкой походкой вернулась к Вадику, который, не переставая, фотографировал ее.

Ну как?

Улет! — восхищенно сказал Вадик. — Особенно хорошо у тебя получается вот этот взгляд, — он посмотрел на нее исподлобья, — строгий такой. Это потому, что у тебя глаза красивые! — От этих слов он немного смутился и добавил: — Как раз такие глаза нужны для рекламы духов «Дзинтарс».

Сказать «у тебя красивые глаза» — это глупость и больше ничего, — заносчиво произнесла Дина. — Это так же глупо, как напечатать в журнале мод: в этом сезоне в моде густые, прекрасные волосы.

«Это уже никуда не годится! Я предлагаю ей работу, за которую уцепилась бы любая фотомодель, а Динка заставляет себя уговаривать, да еще учит меня», — подумал Вадик и, повысив голос, строго сказал:

Короче, спрашиваю последний раз и больше предлагать не стану: ты будешь позировать для жур...

Буду! — не дав ему договорить, сказала Дина и, не попрощавшись, пошла к своему подъезду.

Я позвоню тебе завтра утром, часов в десять! Диадему не забудь! — сказал ей вслед Вадик и подумал: «Сразу сказать «да» она, конечно же, не могла из-за своего упрямства, а отказываться тоже не хотела. Значит, надо было сначала повредничать и потянуть из меня жилы и только потом согласиться. Где логика?»

Глава V «ПОДАРОК НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА»

Вадик проснулся и, положив руки за голову, ждал, когда родители уйдут на работу. В этот час он не любил вертеться у них под ногами. Он лежал и смотрел на стену, где колыхались зеленые тени. Тихое утреннее солнце заглядывало в его комнату на первом этаже, окно которой выходило в палисадник.

Если бы в этот момент он встал и выглянул на улицу, то очень удивился бы, увидев Дину. Она в этот ранний час шла в магазин за продуктами. Ее родители удивились бы не меньше Вадика, узнав, что их дочь, которая обычно в свободные от занятий и репетиций дни нежилась в постели до десяти часов, отправилась за продуктами в такую рань.

Но Дина знала, что делает. Ведь она согласилась сниматься для рекламы духов, а для этого ей надо было побыстрее избавиться от домашних хлопот и весь день быть свободной. Дине еще предстояло взять диадему из тайника и успеть положить ее обратно до того, как родители вернутся с работы (они работали в одном цирке), иначе могли возникнуть семейные разборки.

Дина знала, что диадему в двадцатых годах подарили ее прабабушке. На внутренней стороне обруча была выгравирована дарственная надпись: «Первой наезднице первого советского цирка Динаре Кирсановой от Народного Комиссариата Просвещения».

Диадема считалась семейной реликвией и, кроме того, была очень дорогим ювелирным украшением. Она хранилась в маленьком сейфе, который отец Дины вделал в стену и закрыл от любопытных глаз картиной.

Если бы в квартиру проник вор, то сначала он должен был догадаться снять картину и только после этого подбирать ключи к стальной дверце сейфа. Но ключ он все равно не подобрал бы, потому что ключа не было. Сейф был, дверца была, замок, замочная скважина — все как полагается. А ключа не было. Сейф открывался нажатием кнопки, которая находилась за стенкой книжного шкафа и приводила в действие сложную систему инфракрасных лучей.

Дина никогда не достала бы диадему. Но однажды она случайно увидела, как ее отец просовывает руку за шкаф, а потом открывает сейф. В тот день в цирке отмечали день рождения Дининой мамы, и отец решил показать диадему друзьям. Именно тогда в первый и последний раз Дина надела это бесценное ювелирное украшение, а Вадик сделал фотоснимок, который потом опубликовали в журнале.

Купив продукты, Дина быстро пошла обратно. Она поднялась в лифте на пятый этаж и открыла дверь своей квартиры.

В прихожей она замерла, прислушиваясь. И хотя Дина точно знала, что в доме нет никого, кроме нее, она все равно несколько секунд постояла, не двигаясь и напрягая слух.

В квартире было тихо, так тихо, что она с ужасом представила, как открывается дверь и в прихожую входят родители.

Дина волновалась, слышала учащенный стук своего сердца. Она прислушивалась еще несколько секунд и вдруг заметила, что стоит в неудобной позе: одна нога согнута в колене, тело немного наклонено, шея вытянута.

Ее удивило это состояние напряженного беспокойства. Когда вчера вечером она согласилась на предложение Вадика, то не предполагала, что будет так страшно вынести диадему из собственной квартиры.

Она закрыла глаза, набрала полные легкие воздуха, потом медленно выдохнула и, немного успокоившись, сняла босоножки, оставила сумку с продуктами в прихожей и направилась к гостиной. Дверь скрипнула, девочка вздрогнула от скрипа, вошла в комнату и на цыпочках приблизилась к книжному шкафу.

«А чего это я так боюсь? Я возьму диадему только на время, а потом положу обратно в сейф. У родителей сегодня днем репетиция, вечером представление, вернутся они поздно, значит, я успею вернуть диадему на место до их прихода. Ничего с ней не случится, если я один раз в ней сфотографируюсь», — рассуждала Дина и постепенно совсем успокоилась.

Она сняла картину, поставила ее на пол, затем просунула руку за шкаф, нашарила на его задней стенке маленькую кнопку и нажала на нее. В сейфе что-то тихо щелкнуло, провернулся механизм замка, и стальная дверца на несколько миллиметров приоткрылась.

Дина распахнула ее настежь, взяла с полки небольшую плоскую квадратную коробку, обшитую голубым бархатом, ногтем подцепила застежку золотого замочка, открыла и залюбовалась — диадема была необыкновенно красивая. Время не состарило ее. За сто лет платина не потускнела, она не сияла и не пускала солнечных зайчиков, как это делает надраенное серебро, а благородно и ровно блестела, подчеркивая чистую, прозрачную яркость бриллиантов.

Дина вынула диадему из коробки, прочитала выгравированную на внутренней стороне обруча дарственную надпись, осторожно надела диадему на голову и подошла к зеркалу.

А тем временем Александр Венедиктович держал в руке с виду такую же диадему, которая на самом деле была искусной подделкой, сделанной из серебра и фальшивых бриллиантов.

Он сидел в кожаном кресле за столом, перед ним стояла чашка с горячим кофе и лежал толстый каталог самых известных ювелирных изделий двадцатого века, раскрытый на странице с черно-белой фотографией подлинной диадемы, которая сейчас сверкала на голове Дины.

В правой руке Никольский держал фальшивую диадему, внимательно рассматривал ее через лупу, а потом переводил взгляд на фотографию с изображением подлинной драгоценности. Каждый раз, придирчиво сравнив очередную деталь, он удовлетворенно кивал и убеждался, что копия на вид ничем не отличается от настоящей диадемы.