Закат казанского феномена: История ликвидации организованных преступных формирований Татарстана - Асгат Ахметович Сафаров

Конечно, все прекрасно понимали, что надо что-то срочно предпринимать, но просто не знали, с какой стороны подступиться. Каждый изобретал свой велосипед. Мы вот у себя выработали следующую тактику: раз уж хулиганство требует доказательства конкретных действий, выписывали постановления об обысках у всех подозреваемых. А эти «романтики» хранили дома кто кастет, кто заточку, кто «самострел». Ну и работали с родителями, разумеется (в группировках были и дети достаточно уважаемых людей, боящихся за свою репутацию).

К сожалению, методика наша хоть и приносила реальные результаты, но процесс остановить уже не могла. Более того, те, кто побывал в наших руках, тоже мотали себе на ус информацию, изучая принципы и слабые места работы милиции.

Антикультура криминального мира прочно воцарилась среди молодёжи. В обиход вошли слова «мотаться» и «мотальщики» — именно так называлось членство в группировках. Вычислить «мотальщика» в толпе было проще простого: все они носили спортивные костюмы (или олимпийки) летом и телогрейки зимой. Обязательный атрибут холодного времени года — спортивные трикотажные шапочки. Каждая группировка носила шапочки с определённым рисунком и расцветкой — чтобы узнавать своих и чужих издалека. С точки зрения группировщиков молодёжь делилась на «пацанов» — тех, кто «мотается», и «чушпанов» — тех, кто не живёт по принципам группировок. «Чушпаны» не считались достойными уважения, поэтому их даже всерьёз не били, а просто при случае отбирали все деньги и ценности — «доили».

Большей частью подростки, состоящие в группировках, не понимали настоящих целей своих лидеров, им просто нравилось быть сильными и внушать страх другим. Они с удовольствием эпатировали окружающих, гордясь своим нарочито люмпенским видом. «Мотальщики» частенько ездили в Москву просто потолкаться на Казанском вокзале, пройтись по центральным площадям, пугая всех встречных злобными взглядами исподлобья (знай наших!). Понятно, что группы хмурых парней, одетых в телогрейки и войлочную обувь типа «прощай, молодость», не могли не привлекать к себе внимание, в том числе и журналистов.

«Литературная газета», самый популярный печатный орган страны, в 1988 году опубликовала статью «Экстремальная модель» о молодёжной преступности. Именно в ней впервые прозвучал термин «казанский феномен».

Вообще, молодёжные группировки в то время зрели по всей стране, но Казань даже на общем фоне оказалась уникальной. Во-первых, к середине 80-х годов здесь практически не осталось двора или улицы, которые не причисляли бы себя к какой-нибудь «конторе».

Во-вторых, иерархия ценностей казанского криминалитета отличалась от «общепринятых». Несмотря на господство блатной романтики и зоновских «понятий», здесь, например, не пользовались таким авторитетом, как в других регионах, «воры в законе». «Пацаны» считали своим долгом отслужить в армии, не гнушались стоять у станка. Существовал свой, пусть уродливый, но кодекс чести — не трогать «врага», если он идёт с девушкой, всегда и везде отстаивать интересы своей группировки.

В-третьих, сам принцип организации. Пресловутые «пятёрки», использованные ещё «тяпляповскими» лидерами, — это ведь не что иное, как ячейки. Таким построением пользовалось большевистское подполье в царской России, через несколько десятилетий — подполье уже партизанское, антифашистское.

Ячеистые структуры прочнее, чем цельные и монолитные. Советские идеологи хорошо это понимали, когда внедряли октябрятские звёздочки, пионерские звенья, комсомольские дружины и партийные ячейки, надеясь укрепить внутренними связями всё общество. Одного они не учли: такая система хороша исключительно для подполья, а не для легального существования. Зато это хорошо усвоили отцы-создатели группировок, недаром многие из них имели педагогическое образование.

Эти особенности и выделил в материале автор статьи Юрий Щекочихин*. Он также абсолютно правильно описал этапы вербовки молодёжи в группировки, их структуры, иерархию и потенциальную опасность. «Так формируются устойчивые преступные группировки, — писал он, — цели которым задают верхние слои, состоящие в большинстве своём из уголовных элементов».

За 1986–1987 годы в Казани было совершено 181 нарушение общественного порядка, в том числе 51 групповая драка, в которой участвовали 900 человек. В итоге 6 подростков погибли, 73 были госпитализированы с серьёзными травмами, 193 получили телесные повреждения.

С осени 1987 года обстановка резко ухудшилась. В драках стали использовать ножи, тяжёлые металлические шары, обрезки арматуры, кастеты, самодельные взрывные устройства.

Щекочихин в 1988 году опубликовал в «Литературке» целую серию статей, посвящённых зреющей криминальной опасности. Самые известные из них — «Лев готовится к прыжку» и «Лев прыгнул!». В последнем материале его собеседник, сотрудник ВНИИ МВД СССР Александр Гуров, тогда ещё подполковник милиции, дал чёткое определение организованному преступному сообществу.

«Мафию, — говорил Гуров, — характеризуют три признака. Во-первых, это — преступное сообщество, которое имеет чёткую структуру и иерархические связи: есть главарь (или группа главарей), держатель кассы, связники, боевики, разведка, контрразведка. Во-вторых, это организация, созданная для систематического преступного бизнеса. И третий, основной, признак — преступное сообщество становится мафией лишь в условиях коррупции: оно должно быть связано с представителями государственного аппарата, которые состоят на службе у преступников. Если это прокурор, то он спасёт от наказания, если работник милиции, то передаст важную информацию, если это ответственный работник, то сделает вовремя нужный звонок».

Таким образом, задолго до изменений в уголовном и уголовно-процессуальном кодексах появилось официальное определение оргпреступности.

О «львах» и ловцах

Власть медленно, со скрипом, но осознавала, что организованная преступность таит в себе огромную угрозу, и в 1985 году в МВД Узбекской ССР было создано первое специализированное подразделение по борьбе с организованной преступностью. Пусть громкое в то время «Узбекское дело» имело чисто политическую подоплёку, главное — лёд тронулся. Вскоре на одном из закрытых заседаний коллегий МВД СССР было принято решение о создании во всех союзных республиках, автономиях и областях спецподразделений по борьбе с оргпреступностью.

Такую спецгруппу — «шестой отдел» — сформировали в управлении уголовного розыска МВД ТАССР в ноябре 1988 года из самых опытных сотрудников уголовного розыска, БХСС и следствия. Возглавил группу Савелий Тесис.

Сколько на самом деле было организованных преступных групп в республике к концу 80-х — началу 90-х годов, доподлинно сейчас никто не сможет сказать. Для себя оперативники определили список из наиболее дерзких и крупных — порядка пятидесяти. В Казани к таким относились «Жилка», «Борисково», «Перваки», «Чайники», «Грязь», «Пентагон», «Финны». В основном группировки формировались по месту жительства, были не равнозначны по численности и структуре, во главе многих стояли криминальные авторитеты.

В 1987 году, за год до создания «шестых отделов»,