Чужая жизнь, или Vis Vitalis - Евгений Гаркушев

- Сидел-то за что? - спросил депутат после того, как Щербина опрокинул третью рюмку. Сам он едва притрагивался к стакану с виски.

- Да ни за что, - с неприязнью ответил Щербина.

- И все же? Мы не в суде, а я не следователь.

- Такие вопросы в приличном обществе не задают, - процедил донор. - Ну а если тебе очень интересно мою жизнь знать: киоск бомбанули коммерческий, хозяина подрезали - нечего было на рожон лезть. А что, жить ведь всем хочется, а, депутат? Вот и нам с дружками хотелось. Саня на малолетку пошел, а мы с Вованом - на взрослую зону. Следующая ходка вообще смешная была - у фраера мобилу отобрал. Я и не думал, что за такое сажают. А на меня еще несколько грабежей повесили и упекли на пять лет. Ну и последняя ходка - за магазин. Не везет мне с магазинами. А ведь что магазин? Кого ты обидел, если кассу в магазине подломил, кроме богатея, что этот магазин держит и как сыр в масле катается? Нет в жизни справедливости, депутат. Так и запиши.

- А работал где? Специальность есть?

Похоже, Щербина хотел сплюнуть на пол, но в последний момент, перехватив взгляд крепкого охранника у входа, передумал.

- После школы меня забрали, сразу. Даже училище закончить не дали. Справедливо это, депутат? Может, я бы и трудился слесарем, упирался бы рогом - да не судьба.

Опрокинув рюмку водки - коньяк и виски ему не понравились, - Щербина впился зубами в запеченную, предварительно вымоченную в пиве свиную ножку. Жуя, он постоянно посматривал по сторонам. То ли боялся, что еду отберут, то ли, напротив, смотрел, чем можно поживиться у посетителей «Бочки».

Наблюдая за уголовником, Говоров размышлял. Действительно, что хорошего сделал в своей жизни этот тип? Ничего. Горе принес он своей матери, зло и беспокойство - людям, которых грабил, ничего хорошего - самому себе. Он был никчемным человеком, ничтожеством. С ним было трудно родителям, от него страдали учителя, он наверняка притеснял товарищей, которые были слабее его... И все же... Альберт вдруг представил смешного черноволосого малыша в простой деревянной кроватке, который заливисто хохотал и тянул руки к просто одетой, преждевременно увядшей, усталой матери. Тогда он был для нее лучшим, а она для него - всем. Но потом все изменилось. Когда-то что-то пошло не так. Где-то кому-то не хватило сил. Матери, отцу, ему. Или мир оказался слишком жестоким. А теперь... Что теперь?

Щербина никогда не станет таким, как был в детстве. Он вновь будет грабить, а может быть, убьет кого-то. Значит, гуманнее будет убить его прежде. Забрать его жизнь, его возможности. Превратить те злые дела, которые он мог совершить, в добрые поступки, которые непременно совершит сам Говоров.

А старость? Что хорошего принесут самому Щербине десять лет безрадостной старости? Болезни, одиночество, нищета. То ли дело - добротный садовый домик в экологически чистом районе, надежная пенсия, счет в банке. К такому стремится каждый человек, но далеко не каждый получает... И пусть пенсия наступит несколько раньше, чем предполагалось - это только к обоюдной выгоде. Хорошо будет каждому - и Говорову, и Щербине. Депутат получит возможность работать. Бывший уголовник, который ничего не умеет, - отдыхать. Правда, непонятно, от чего отдыхать, ну да ладно...

Вообще говоря, для общества было бы куда полезнее, если бы Щербина просто исчез. Растворился без остатка. Хорошим людям не пришлось бы кормить дармоеда. Размышляя об этом, Говоров не столько жалел своих денег, сколько представлял, как будут обслуживать наглого бездельника в магазинах, как он станет шататься по улицам, все тем же цепким взглядом присматриваться к имуществу соседей... Ведь людям всегда мало, и чем больше они имеют, тем большего им хочется. Как знать, какие наклонности получат развитие у Щербины, когда ему не придется задумываться о хлебе насущном. Альберт Игоревич почему-то был уверен, что явно не добрые и хорошие. Голубей кормить бывший уголовник не станет, картины рисовать - вряд ли. Ну да за этим несложно будет проследить - даже если Щербина сбежит с деньгами и не захочет получать свою персональную пенсию. Найти человека - не проблема.

- А ты, депутат, как первый миллион заработал? - осоловевшими глазами уставившись на Говорова, вдруг проговорил Щербина. - Много людей грохнул? Или все от папы на тарелочке досталось?

- На блюдечке, - машинально поправил Альберт. - Нет, не досталось, папа у меня был простой рабочий. Да и сам я в молодости немало кирпичей перетаскал... Работал, учился, в банк устроился. Где-то повезло, где-то пришлось много работать. Свою компанию я сам создал. Практически с нуля.

- И с законом никогда проблем не было? - хмыкнул Щербина.

- Почему не было? Всякое случалось. Но людей я не резал и не убивал.

- Хороший, стало быть, - презрительно бросил Щербина. - Белый и пушистый. Видал я таких на зоне и не только видал...

- Ладно, засиделись мы, - твердо сказал Говоров, поднимаясь и делая знак официанту. - Ночевать будешь у меня, в комнате для охраны. Или хочешь домой?

- Нет у меня дома, - фыркнул Щербина. - А дружки не заплачут, если я к ужину не явлюсь.

- Вот и отлично. Едем.

Пьяного Щербину водителю пришлось тащить в «мерседес» на себе.

Утро выдалось хмурым, Щербине было плохо после вчерашних возлияний, и он явно трусил. Говоров тоже был мрачен, но настроен решительно. Полмиллиона рублей лежали в дешевом дипломате из кожзаменителя - помощник решил сэкономить на «кошельке». Впрочем, с дорогим дипломатом Щербина смотрелся бы подозрительно. Куда больше ему подошел бы обычный холщовый мешок. Или, на худой конец, крепкая парусиновая хозяйственная сумка из супермаркета.

- Давай деньги, я на вокзале в камеру хранения положу, - предложил Щербина.

- Зачем?

- Ты меня грохнешь, а денег не дашь. Вы, богатые, жадные все.

- И что мне помешает поймать тебя около этой камеры? Или взломать ее - за полмиллиона, полагаю, специалиста найти нетрудно. Не бойся, не обману.

Щербина огорчился еще сильнее, но спорить не стал. Да и правда, что спорить? После короткого разговора настроение окончательно испортилось и у Альберта.

В лаборатории Краюшкина царил яркий теплый свет и вкусно пахло.

- Нужно непременно подкрепить силы перед процедурой, - заявил доктор.

Щербине он подал чашку с ароматным дымящимся напитком. Говорову - хрустальный стакан с мутной жидкостью. Альберт отхлебнул и чуть не сплюнул: питье было холодным, горьким и совсем невкусным.

- Пейте, пейте, - приказал изобретатель. - Так надо.

- Отравишь еще, - пробурчал Щербина. Однако категоричности в его тоне не было, скорее - покорность. Еще несколько глотков, и по лицу донора расплылась блаженная улыбка.