Забавные рассказы о русской народной музыке и не только о ней (русский фольклор в рассказах для детей). - Александр Гяурский

А потом еще выяснялось, что диковинный человек по-русски – ну вот совершенно не понимает!

– Ага! – говорили тогда наши предки, – он, значит, еще и немой к тому же! Немец, стало быть!

И всех иностранцев называли немцы. То есть немые. И вот, про диковинного немца Флетчера услышал не кто-нибудь, а сам царь Иван Васильевич Четвертый.

Царь немножко знал языки, и поэтому догадывался, что никакой Флетчер не немой, а просто не умеет говорить по-русски. И царь захотел поговорить с Флетчером.

Флетчер пришел в царский дворец, и они разговаривали об Англии и о России. Флетчеру в России не нравилось, и он всё время спрашивал царя: почему грязно на улицах, и всюду полно разбойников?

– Потому, ответил царь Иван Васильевич Четвертый, потому, что русские мои воры.

Ответ царя очень удивил Флетчера.

– Ваше величество, сказал Флетчер, но ведь вы тоже русский!

– Нет, – сказал царь, – я немец!

Флетчер еще больше удивился, и больше вопросов царю не задавал. А надо заметить, Иван Васильевич Четвертый был весьма серьезный царь. И даже грозный. Его так и звали – Иван Грозный.

И этот серьезный и грозный царь тоже, оказывается, любил маскарад. Только он никем не переодевался, а просто говорил, что немец.

И, кажется, даже сам в это поверил.

А царь Петр I вообще велел всем боярам и дворянам играть «в немцев». В иностранцев то есть. Он приказал носить голландские и немецкие костюмы и брить бороды, которые русские люди прежде очень берегли.

После царя Петра русские стали очень хорошо учить иностранные языки. Считалось, что по-русски просвещенному человеку разговаривать невежливо.

И вот все стали учить иностранные языки, и выучили их очень хорошо. Да так хорошо, что иногда забывали и родной русский язык. Даже Пушкин, и тот, когда был маленький, не умел говорить по-русски. До пяти лет будущий великий русский поэт говорил только по-французски.

Так что маскарады русские люди всегда очень любили. И если не надевали маски, то хотя бы переменяли костюм или язык.

Русские песни тоже очень любят надевать на себя всякие маски и наряды.

В XVIII в. в России появились романсы. Их привезли из Европы вместе со всякой другой европейской музыкой того времени. Романсы – это такие песни про любовь. В них слова и музыка очень тесно сплетены друг с другом.

Когда поют романс кажется, что говорят, но говорят очень красиво и музыкально. В России такого никогда не слыхали! По русским обычаям, когда поют – то певцы часто распевают слова песни. Например, в песне есть такие слова:

– Калина с малиною рано расцвела…

А вот как это поют народные певцы:

– Ка-а-ли-и-на-а-а с ма-а-ли-и-и-но-о-ю ра-а-а-но-о ра-а-а-с-цве-е-ла…

А то еще и вставляют посреди слова всякие маленькие словечки – вроде «ой» или «ай». Или буквы какие-нибудь, совершенно не из этого слова, и которые вообще ничего не значат. Так что иногда даже и понять невозможно: на каком языке поют?

Что значат, например, такие слова:

– По-хо-хо-о-о-ой-по-хо-хотиню-у-й-й-я…? А это всего-навсего:

– Помню, помню я… Только каждый слог в этом слове распет на несколько нот. А чтоб ноты были заметней для слушателя певец еще и вставил разных буковок.

И получилось красиво и непонятно.

А романсы поют совсем иначе. Они тоже красивые, но только в них все понятно. Многие русские поэты очень любили романсы.

И даже писали стихи – чтоб к ним придумали музыку, и стихотворение стало романсом. Например, в начале XIX в. поэт Мерзляков написал стихотворение про дуб. Стоит этот дуб посреди долины один-одинешенек, и очень одинокому дубу скучно и грустно жить на белом свете… И тут же появилась музыка, и получился замечательный романс.

Среди долины ровныяНа гладкой высотеЦветет-растет высокий дубВ могучей красоте.Цветет-растет высокий дубВ могучей красоте.Высокий дуб, развесистый,Один у всех в глазах,Один, один, бедняжечка,Как рекрут на часах!Один, один, бедняжечка,Как рекрут на часах!Взойдет ли красно солнышко,Кого под сень принять?Ударит ли погодушка,Кто будет защищать?Ударит ли погодушка,Кто будет защищать?Ни сосенки кудрявые,Ни ивки близ него,Ни кустики зеленыеНе вьются вкруг него.Ни кустики зеленыеНе вьются вкруг него.

Ах, скучно одинокомуИ дереву расти!Ах, горько добру молодцуБез милой жизнь вести!Ах, горько добру молодцуБез милой жизнь вести!

Так что, на самом деле, это, конечно, не про дуб, а про любовь и про то, как грустно одинокому человеку. Правда, сейчас этот романс чаще называют песней, чем романсом. Это потому, что слово «романс» стало обозначать немножко другое, чем оно значило сначала. Слово «романс» появилось в Испании. Так называли песни, написанные на романском языке. На нем говорили дома, на улице, а в церкви и при всяких государственных делах говорили и писали по-латински. Поэтому романс был простой незатейливой песенкой, в которой рассказывалось о событиях самых обычных. Ведь если нужно было поведать о чем-нибудь необычном и величественном, песню пели по-латински. Но это в Испании.

А в России красивое иностранное слово «романс» звучало очень необычно. И вот, русские романсы стали примерять на себя всякие интересные одежки… В XIX в. русские романсы стали петь цыгане – на свой, цыганский манер. Они распевали слова почти так же, как это делают русские народные певцы.

Только русские певцы распевали слова так, что даже трудно понять – на каком языке поют? А цыгане обращались со словами песни довольно бережно. От куплета к куплету певец понемножку изменял напев, и никогда не повторялся, а все время придумывал что-нибудь новое. Голос цыганского певца звучит то очень высоко, то неожиданно низко, а все-таки романс не распадается на куски. Талант цыганских певцов в том, что самую простую песенку они умеют превратить в самое настоящее произведение искусства. К тому же цыганская манера пения – очень выразительная. Если певец радуется – то без оглядки. А если поют про грустное, то слышно такое страдание, что не верится, будто человек и вправду может такое перенести. Поэтому в XIX в., когда говорили «романс», часто прибавляли: «цыганский» или «жестокий». Русские певцы многому научились от цыган. И появились русские романсы про цыганскую жизнь:

Мой костер в тумане светит,Искры гаснут на лету,Ночью нас никто не встретит,Мы простимся на мосту.Ночью нас никто не встретит,Мы простимся на мосту.На прощанье шаль с каймоюТы на мне узлом стяни.Как концы ее, с тобоюМы сходились в эти дни.Как концы ее, с тобоюМы сходились в эти дни.

Кто-то мне судьбу предскажет?Кто-то завтра, милый мой,На груди моей развяжетУзел, стянутый тобой?На груди моей развяжетУзел, стянутый тобой?

Ночь пройдет, и спозаранокВ путь далекий, милый мой,Я уйду с толпой цыганокЗа кибиткой кочевой.Я уйду с толпой цыганокЗа кибиткой кочевой.

Вспоминай, коли другая,Друга милого любя,Будет песни петь, играяНа коленях у тебя.Будет песни петь, играяНа коленях у тебя.Мой костер в тумане светит,Искры гаснут на лету,Ночью нас никто не встретит,Мы простимся на мосту.Ночью нас никто не встретит,Мы простимся на мосту.

Это стихотворение написал поэт Яков Полонский. А кто придумал музыку – неизвестно.

Но вот что интересно: в этом романсе есть одна особенная черта. Его ритм можно посчитать так:

Мой костер в тумане светит… раз-два-три раз-два-три раз-два-три раз-два-три «Раз» – это сильная долька счета. На нее хочется сильно хлопнуть в ладоши или топнуть в пол ногой. «Два» и «три» – это слабые дольки. На них тоже можно хлопать в ладоши или топать ногами, но слабее, чем на счет «раз». Такой ритм бывает у вальса – немецкого танца. Он тоже попал в Россию в XIX в. Это очень заводной танец, который заставляет танцоров без устали кружиться, как будто внутри у них маленький моторчик. Русским поэтам и музыкантам вальс очень понравился, и появились русские народные вальсы.

«Когда б имел златые горыИ реки, полные вина,Все отдал бы за ласки, взоры,Чтоб ты владела мной одна!»

«Но как же, милый, я покинуСемью родную и страну?Ведь ты заедешь на чужбинуИ бросишь там меня одну!

Не упрекай несправедливо,Скажи всю правду ты отцу,Тогда свободно и счастливоС молитвой мы пойдем к венцу!»

«Но не твою ль, голубка, рукуПросил я у отца не раз?А он не понял моей муки,И дал жестокий мне отказ».

Тогда бежать я с ним решилась,Поверив клятве роковой,На Божий храм перекрестилась,В слезах взглянув на дом родной.

Умчались мы в страну чужую,А через год он изменил,Забыл и клятву роковую,Когда другую полюбил.

Он мне сказал, стыдясь измены:«Ступай обратно в дом отца!Оставь, Мария, мои стены!»И проводил меня с крыльца.

За ласки, речи огневыеЯ награжу тебя конем,Уздечка, хлыстик золотые,Седельце шито жемчугом!»

«Не надо мне твоей уздечки,Не надо ворона коня!А за твою, злодей, изменуЯ отомщу тебе сама!»

Конечно, это не веселый немецкий вальс. Это русский романс, и притом романс жестокий. В нем обязательно есть любовь, причем неудачная. А еще – измена и месть: