Тринадцатая ночь. Роман-гипотеза - Сергей Кредов

– Твои контакты с людьми из моего окружения будут сведены к минимуму, – завершил свой рассказ Лукин. – Я не предвижу слишком больших сложностей. Иногда такие ситуации у нас случаются. Люди в принципе обученные, понимают, что такое работа президента в условиях повышенной угрозы. Это означает: не надо ничему удивляться.

Слушая Лукина, Георгий Васильевич мысленно отмечал недостатки его плана. Нестыковок хватало. Однако своим чутьем разведчика он понимал: это не пороки, перечеркивающие весь замысел, а узкие места, требующие доработки. Вопросы можно задавать бесконечно. Наверное, и в его, Пронина, советах Лукин нуждается, от его профессионализма, смекалки, умения действовать в экстремальных обстоятельствах зависит успех операции – так ее можно назвать. Он сам может внести поправки в этот сырой пока сценарий.

– Сколько времени меня не будет в Питере?

– Сутки или чуть больше. Вернешься 1 сентября вечером, это суббота. А что такое? – спросил Лукин, увидев замешательство на лице Пронина. – В чем сложности?

– Дай подумать. У меня очень специфическая клиентура. По крайней мере с одним клиентом – основным – я должен быть постоянно на связи. Круглосуточно – это условие нашего договора. Надо как-то обосновать свое выпадение из эфира на сутки с лишним… Сейчас соображу.

– Зачем обосновывать? Ты будешь оставаться на связи.

– То есть?

– Я тебя заменю. Пока ты будешь мной, я буду тобой.

Георгий Васильевич уставился на собеседника. Нет, сказанное Лукиным – не импровизация. А тоже, наверное, часть его плана, может быть, не принципиальная, но вполне допустимая.

– Что?! Ты меня заменишь?

– Нет, если тебе по каким-то причинам это неудобно, я настаивать не буду. Но почему ты думаешь, что я не сумею тебя заменить? – с неожиданной досадой спросил Владислав Владиславович. – Ты собираешься с Бушем разговаривать, а я с твоими клиентами не могу? Я же не пойду в твой офис. Буду тихо сидеть дома, смотреть телевизор. Может, выйду прогуляться – в твоем обличии. Составь мне подробную справку, кто и о чем может спросить тебя по телефону. Я им отвечу… простуженным голосом. Переадресую на понедельник, в конце концов. Низко же ты меня ценишь. У меня все-таки юридическое образование. Или опасаешься, что твоя жена меня разоблачит?

– Не опасаюсь. Она прилетает из Испании 10 сентября.

– А я в курсе, – сказал Лукин. – Ну так что? Давай сначала разберемся с первым пунктом.

– Ты уверен, что это единственный выход?

– Может быть, не единственный. Но лучший – уверен.

Пронин понимал: если он сейчас скажет «нет», разговор тут же закончится. О таком не просят дважды. Они тепло попрощаются и… вряд ли встретятся вновь. Фактически Лукин пригласил его в свою команду, доверив секрет государственной важности. Потребность в этой акции вообще может отпасть. Но они все равно останутся вместе. Разве можно упускать такой шанс? В конце концов, ради острых ощущений и выбирал когда-то Георгий Васильевич свою профессию. Он решительно кивнул: «Да, я согласен».

– Значит, ночь на 1 сентября я проведу в твоей резиденции. Это будет (он достал мобильный и высветил на экране календарь) тринадцатая ночь, между прочим, не считая сегодняшней. Забавно.

– Ты стал суеверен?

– Нет, просто констатирую: будет тринадцатая ночь. Не четырнадцатая и не двенадцатая. Забудь. Основное ведь будет происходить утром и днем, а не ночью.

– Так и назовем нашу операцию – «Тринадцатая ночь». Шучу. На, изучи вот это, – Лукин протянул Пронину файл с какими-то материалами. – Здесь о том, что происходило в Беслане за последние три года. Чтобы лучше понимал, зачем мы все это затеваем. С тебя подробная справка о том, чем ты сейчас занимаешься. Во зло не использую, все останется между нами. Ты ведь в этом не сомневаешься?

«Я разве уже согласился с тем, что он меня подменит? Ему надо зачем-то вырваться на сутки в Питер, – укрепился в догадке Пронин. – Тут что-то личное. Может, с бабой хочет встретиться, мне-то какое дело? Не автомат же он. Хочет сидеть у меня дома – пусть сидит. Не вижу больших проблем».

– Я не сомневаюсь, Влад.

– Тогда за тобой справка: бизнес, партнеры, соседи и так далее. Срок – к следующей пятнице. Мне пора, а с тобой еще хотел поговорить Петрович. У него своя тема.

Перед расставанием Лукин обнял Пронина с теплотой, которую он не особенно демонстрировал во время их разговора.

Когда он удалился, в комнату вошел Петрович.

Глава третья,

повествующая о не очень типичной представительнице очень древней профессии

Отделение милиции Прибрежного района Санкт-Петербурга представляло собой облупленное советской постройки здание в три этажа, окруженное могучим чугунным частоколом. Въезд на территорию преграждал допотопный шлагбаум с металлической болванкой в качестве отвеса. Здесь же у входа – бюро пропусков, а проще – деревянная будка, в глубине которой обитал милиционер. Впрочем, вход, в отличие от въезда, был свободным – за исключением тех известных случаев, когда у посетителя просто нельзя не спросить, к кому он идет, и не завернуть его независимо от ответа.

Кабинет начальника криминальной милиции Прибрежного РОВД находился на втором этаже, окнами во двор. Маленькая комната, в которой пяти-шести посетителям уже было бы тесновато. Это как раз и устраивало Владимира Ильича Найденова. Он здесь расположился «временно», когда на этаже руководителей затеяли ремонт, но после окончания ремонта возвращаться в прежний просторный кабинет не пожелал, а точнее, поленился. На столе хотя и не под рукой – компьютер, который хозяину без особой надобности, за спиной – металлический шкафообразный сейф. На полу под окном внавалку лежали какие-то вещи – рюкзак, коробки, спецовка, свернутый кольцом шнур, кажется, монитор, еще что-то, принимавшееся посетителями за вещдоки.

В предрассветный час 1 сентября Владимир Ильич дремал в положении, известном любому ночному дежурному, вынужденному отдыхать прямо за рабочим столом: положив голову на ладони. Он освободился от дел только под утро.

Во двор РОВД уверенным шагом прошла молодая девушка. Показала дежурному милиционеру красные корочки с тиснением «Пресса»:

– Я к Найденову.

Дежурный проводил ее удивленным взглядом и набрал номер начальника криминальной милиции. Владимир Ильич, оторвав голову от рук, посмотрел на часы.

– К вам посетительница, товарищ подполковник. Из прессы.

– Из какой еще прессы? В семь утра? Да какого ж…

Его возмущенную тираду прервал настойчивый стук в дверь. На пороге показалась тоненькая фигурка в белом костюме с сумкой через плечо. Ранняя посетительница и не думала оправдываться. Она возмущенно и требовательно смотрела на подполковника.

– Как это понимать, Владимир Ильич?

– А, это вы, Оксана…

– Это я. Та самая дура, которой уже две недели крутят здесь динамо. И я хочу узнать почему.

Имя журналистки Оксаны Притулы было широко известно, и не только в Санкт-Петербурге. Тот, кто ее не читал, наверняка видел по телевизору или слушал по радио. Специальный корреспондент вечерней газеты «Белые ночи» Притула входила в президентский пул, более того, принадлежала к пяти-шести журналистам, которых президент Лукин особо выделял. Отвечая на ее вопросы на пресс-конференциях, он не упускал случая назвать ее по имени: «Видите ли, Оксана…» или «Не могу, Оксана, с вами согласиться…»; увидев ее среди коллег по перу, приветливо кивал головой. Вряд ли это объяснялось признанием ее творческих достоинств. Так сложилось. Землячка, юное, серьезное лицо. Вполне достаточно, чтобы государственный деятель захотел оказывать легкое покровительство девушке, делавшей первые – и успешные – шаги в профессии.

Окончив журфак питерского госуниверситета, Притула быстро стала парламентским корреспондентом во влиятельной вечерней газете. Последние два года она освещала деятельность президента России. За рубеж с Лукиным от «Белых ночей» чаще ездил другой человек, замредактора Леонович, знавший Владислава Владиславовича с начала 1990-х, но две-три заграничные поездки в год и Оксане выпадали. Зато передвижения президента по стране она освещала монопольно. Считалось, что к своим 26 годам Притула сделала завидную карьеру.

Ну не сон ли это? В своих поездках Оксана общалась с известными людьми, до которых в обычной жизни не дотянуться. В свите президента все они уходили в тень, становились статистами в театре одного актера. Каждого вплоть до вице-премьера можно было взять за пуговицу, предложить ему прокомментировать итоги поездки, и он, как школьник, диктовал, тщательно подбирая слова. Притуле оставалось отстучать текст на ноутбуке, послать в редакцию, и материал непременно в тот же вечер стоял на полосе – любой другой снимали, а ему место находилось. Когда случалась перестановка в руководстве страны, редакционное начальство сбивалось с ног: где Притула? «Оксаночка, милая, дозвонись до кого-нибудь в Кремле, узнай, что там да как!» Она публиковалась чуть ли не ежедневно, ее материалы отмечались на редакционных летучках, анонсировались по радио и телевидению, ее звали на ток-шоу. Чего еще желать в 26 лет?