Ночь урагана - Андреа Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его голосе прозвучала нотка, которая заставила девушку подавить свою злость. Бесполезно ссориться с ним, это ничего не даст. Как убедить его? Она могла воззвать к его чувству справедливости… но откуда ей знать, есть ли оно у него? Если судить по выражению лица, то этого человека нелегко заставить отказаться от намеченной цели. Подобно Гизеле, он знал, что хочет, и чаще всего добивался этого. По крайней мере, такое он производил впечатление. В лунном свете лицо его выглядело жестким и неумолимым. Джули спрятала свою гордость и сказала:
— Пожалуйста… пожалуйста, выслушайте меня. Простите, если я была груба с вами. Но ситуация здесь очень сложная. Если вы позволите мне объяснить…
— Ситуация очень проста, — сухо перебил он. — Вы провели на острове большую часть своей жизни и любите его. Теперь ваш отец женился на девушке, которая вам не нравится, к тому же она не хочет жить на Солитэре. Она спит и видит, когда уедет отсюда. Вы хотите остаться. Полагаю, что решающее слово принадлежит вашему отцу. Разве я не прав?
— Да, да, вы правы, — пробормотала она. — Но все не так просто. Вы не понимаете. Гизела…
— Ваша неприязнь к Гизеле поистине неуместна, — сказал он с нарастающим раздражением. — Если бы вы могли взглянуть на этот вопрос беспристрастно, то поняли бы, что нет смысла сопротивляться неизбежному.
— Неизбежному? Что вы имеете в виду?
— Сколько вам лет, Джули?
— Девятнадцать, — вызывающе ответила она.
— Хм… так много? Я думал, что вам лет семнадцать.
— Какое отношение к этому имеет мой возраст? — язвительно поинтересовалась девушка.
— Ваш возраст — ключ к дилемме.
— О, я знаю, что вы думаете, — воскликнула она. — Вы считаете, что я испытываю глупую ревность, поскольку мой отец снова женился. Но дело совсем не в этом. Я не ребенок. И я знаю, что ему была нужна жена. Но… — Она замолчала и отвернулась, щеки ее вспыхнули.
Это — посторонний человек, не из тех, кому можно довериться. И хотя она не чувствовала личной преданности по отношению к мачехе, Гизела была женой ее отца. Позволить постороннему узнать, как сильно она ненавидит мачеху, было бы предательством по отношению к отцу. Когда она заговорила, голос ее прозвучал почти отрешенно:
— Что вы имели в виду… под «неизбежным»?
Он наклонился и поднял ее полотенце.
— Подул бриз. Вы озябнете. Завернитесь в него.
— Благодарю вас. — Взяв полотенце, она вспомнила, что какой-то инстинкт заставил ее сегодня надеть купальник. Обычно после наступления темноты она заворачивалась в полотенце, как в саронг, и, сбросив его на берегу, обнаженная, входила в воду и наслаждалась как ребенок, плавая без одежды.
— Послушайте, — начал он, — вам девятнадцать лет, вы почти взрослый человек. Вы понимаете, что вашему отцу нужна жена. Возможно, вы пока не думаете о собственном замужестве, но пройдет немного времени и вы встретите свою любовь. Скорее всего, подсознательно вы уже стремитесь к этому. Почему бы вам не взглянуть фактам в лицо. Вы сможете быть достаточно счастливы на Сент-Винсенте или на Гренаде. Гизела никогда не приживется здесь. А вам известно, что мужчины больше считаются с мнением жен, чем дочерей?
— Но жена должна быть вместе с мужем, там, где хорошо ему, — воскликнула Джули. — Мой отец хочет остаться здесь, на Солитэре. Ему нравится такая жизнь. Он не выносит фешенебельных курортов. Все свои лучшие работы он написал после того, как мы переехали на Гренадины. Если бы вы видели его картины, то поняли бы, что он за человек.
Саймон Тьернан молчал, и в свете луны она ничего не могла прочитать в его проницательных серых глазах. Потом он сказал:
— Гизела показывала мне один из портретов, написанных с нее. Я не знаток большого искусства, но эта картина ясно дает понять, что он чувствует к ней. Уверен, что даже вы увидели это!
Джули с немым стоном закрыла глаза. Как могла Гизела показать незнакомцу этот портрет? Неужели она совершенно бесчувственна?
Этот портрет был написан вскоре после женитьбы ее отца. Гизела была изображена на нем обнаженной, но не это возмутило Джули. Технически это была лучшая из работ Джонатана Темпла. Свет и тон кожи были великолепны. Человек, увидевший картину в галерее в серый ноябрьский день, мог мгновенно ощутить полуденный зной далекого тропического острова.
Но картина никогда не была выставлена в галерее. Другие портреты Гизелы демонстрировались на выставках и даже продавались. Только не этот.
Гизела была изображена на нем лежащей на постели, ее светлые сияющие волосы были в беспорядке, обольстительные руки лениво раскинуты, весь ее облик выражал томную удовлетворенность. Но ее полузакрытые глаза не были глазами Гизелы Темпл. Джули не могла поверить, что мачеха может улыбаться с такой любовью и нежностью.
Красота форм, колорит — все было правдивым. Но любящее и нежное выражение на ее лице были взяты не из жизни. Это было отражение эмоций самого художника… улыбка, которую он хотел видеть, и вообразил, что видит, потому что был так отчаянно влюблен.
Возможно, в глубине души, Джонатан знал, что портрет фальшивый, идеализированный, поэтому и держал его среди незаконченных холстов, где Джули случайно обнаружила его, вытирая пыль. Увидев портрет, девушка испытала отчаяние, жалость и неловкость человека, без разрешения заглянувшего в чью-то спальню. На холсте было изображено то, чего она еще не испытала и не вполне понимала, но догадывалась, что для отца эта картина слишком личная, даже интимная, чтобы он смог продать ее. И, тем не менее, Гизела показала ее совершенно незнакомому человеку.
Пытаясь успокоиться и подавить внутреннюю дрожь, она заметила:
— Мой отец не похож… на Тулуз-Лотрека или Модильяни. Он не относится к тем художникам, которые пышно расцветают, ведя достаточно беспорядочный образ жизни. Ему необходим покой. — Она слегка поежилась, потому что струйки воды с мокрых волос стекали у нее по спине, и сказала умоляюще: — Пожалуйста, мистер Тьернан, уезжайте отсюда. Есть другие острова. Почему бы вам не осмотреть Ураган? Там тоже есть дом, и он никем не занят.
— Да, я слышал об Урагане, — сухо парировал он. — Он пользуется дурной славой, не правда ли?
Она удивилась, где он мог получить подобную информацию. Скорее всего, в порту, в Кингстауне. Островитяне обожают рассказывать туристам подобные истории.
— Не может быть, чтобы вы верили во всю эту чушь, связанную с магией. С островом все в порядке. Я много раз бывала там.
— Я родился в Вест-Индии, — сказал он, — и не считаю суеверия чушью. Некоторые из них — да… но не все они обман, и я не стану покупать этот остров.