Стихия Перемен (СИ) - Колесник Андрей Александрович

В этом кстати некоторые старые служители Культа Семаргла, видели лихое — ведь волхв это в первую очередь посредник между мирами, а Семинария низводила его, до обычного «чина», сродни писарю или тиуну. Не насмешка ли? Поэтому старообрядцы не торопились идти учить своим секретам молодые поколения, игнорируя личные просьбы приближенных Яромира.

Однако по странному совпадению, после жутких побоищ устроенных людьми магам, во время «сна магии», Царь сумел-таки убедить служителей Богов, что им следует распространять свои знания в народе. Хотя бы и для того, чтобы обезопасить себя в дальнейшем.

На том и порешили. И теперь Семинария стала действительно процветающим местом, где уроки мастерства давали подчас и Старейшины Капищ. Больше того, среди семинаристов ходили упорные слухи о том, что Царь хочет лично покровительствовать расширению числа преподаваемых наук — приглашать в Семинарию профессоров алхимии из Балбараша, например. Сперва это намерение считали шуткой, но шла уже середина зимы и нежданно-негаданно в Семинарии произошли крупные перемены.

… Певуче-нежно прогудел медный колокол над Палатой Познания. Время занятий началось.

— Итак, — Старейшина Семинарии сидел, по-своему обыкновению сложив болезненно-тонкие пальцы шпилем перед лицом. Невысокий, в снежно-белом одеянии с красными оборками и вышитыми на нем рубиновым цветом оберегами. Его гордость — ухоженная умащенная ароматическими маслами борода, доставала до колен. — Братья волхвы. Прошли две полные седмицы, с той поры как Капища обратились к нам за помощью.

Совет Семинарии с некоторых пор представлял собой серьезную силу. Волхвы-наставники, все чаще именуемые более общим словом «маги», здесь подобрались далеко не самые слабые. Более того, опыт старших собратьев, прикипевших к ритуальным местам и традициям, они искупали живостью ума, тягой к разного рода экспериментам. Словом, несмотря на тщательно скрываемое недовольство прочие волхвы относились к семинарским с изрядной толикой уважения. Не брезговали порою применять рецепты своих «ученых» собратьев на практике.

— Как вы все разумеете, отказывать в помощи собратьям нам негоже, — обводя совет пытливым взором продолжил Старейшина. Волхвы новой формации понимающе кивали. Все они прекрасно сознавали истинное значение звучащих слов — «это вызов нам и нашему делу, если сейчас откажемся, грош нам всем цена».

— Однако. Вынужден признать, что за прошедшее время мы не почти не сумели сдвинуться с места, — речь его правильная и отточенная часами ораторских споров, совсем не походила на пестрящее архаикой и устаревшими оборотами бормотание придерживающихся традиционных взглядов братьев. — Явление, или даже скорее феномен… позволю себе употребить слово наших ученых коллег из Балбараша, настолько необыкновенно и непохоже на все с чем мы доселе могли столкнуться, что совершенно ясно только одно. Привычные категории познания в случае с феноменом не работают.

Уточнять не требовалось: все наставники Семинарии отчетливо понимали о чем идет речь.

— Феномен? — грубо прорычал Годун. Даже в хорошо натопленном помещении косматый волхв не расставался со своей излюбленной шубой, добавляющей ему сходства с известным зверем. — Очень мягкое описание этой дряни! Я потратил почти все свои запасы весеннего сбора трав и не добился ровным счетом ничего!

— Да и времени на исследование маловато, — поддержал его костлявый мужчина, более похожий на подростка, шутки ради запущенного на совещание мэтров волшебства. — Подопытные ведут себя очень неспокойно. А их тела подвержены разрушению в кратчайшие сроки. Похоже на одержимость.

— Нет, — как всегда в кулак себе пробасил кривоносый великан с распущенными на спине мышастого цвета волосами. На мощной шее висело ожерелье из мелких косточек и разноцветных перьев. Одеждой ему служила дерюжная рубаха и безрукавка из волчьего меха. На поясе он держал ритуальный кривой кинжал. — Не одержимость. Говорю же, духа-держателя можно вызвать на разговор. И повадки у человека другие при одержимости.

— Трудно не согласиться с друидом, — с достоинством ответил костлявый маг, по имени Милош. Хороший заклинатель погоды и природных сил. — Вы знаете о чем говорите. Но нужно же хоть как-то обозначить эту чудасию. Они не одержимы духами, но ведь это не значит, что они нормальны. А мы до сих пор не можем понять даже и то, почему загадочная болезнь избирает тех, а не иных людей. И как она передается, мы тоже не знаем.

— Зато мы очень хорошо знаем кто может быть повинен, — грозно сказал заместитель Старейшины. — Болезнь проявилась после того как проснулась магия! Когда все мы ощутили черное дыхание, возмутившее наших Богов!

— Ну-у, Эльмеор дорогой, что вы такое говорите! — поморщился Старейшина. — Всплеск конечно зафиксировали, но утверждать, что за всем безобразием стоит наш давний враг… это непрофессионально.

Заумные обертоны в речах типично деревенского деда-коротышки звучали забавно. Но едва ли на всем белом свете нашелся бы тот, кто добровольно признал их таковыми. Вот и присутствующие хранили на лицах благожелательное почтение.

— Вы все прекрасно знаете, когда начался «сон магии». Мы еще подумали, что он погиб. Но нет, этот хитроумный честолюбец выжил. И я считаю, что он и никто иной стоит за всеми этими кознями.

Эльмеор Огненный был, как и друид Шагельд, живым свидетельством национальной терпимости Семинарии. Но если друид, представлял северные острова и всю ветвь «духоприказчиков», то Эльмеор был личностью замечательной во всех смыслах. Этот импозантный брюнет с сединой на висках, делающей его похожим на морского волка, был практически живой легендой. Сам он был родом откуда-то из Заголосья и всю жизнь провел занимаясь изучением самых разных школ магии. Однако подчеркнуто избегал «черной магии», собственно одним из первых введя её деление на белую и черную. Это притом, что те же волхвы не гнушались время от времени обращаться за помощью к Черному Всаднику и его сородичам. У друидов даже мысли о таком делении возникнуть не могло бы — духи ведь существа переменчивые.

Но тем не менее являясь настоящим самородком Эльмеор Бродяга, сумел выработать за долгие годы свой, ни на что не похожий стиль магии. По всему миру было не более трех десятков магов, владеющих по-настоящему «своей» магией. Вот это-то и делало безродного волшебника чрезвычайно ценным в глазах любого специалиста по волшебству. Удивительным было то, что ни с кем не поддерживавший связей или дружбы Эльмеор вдруг неожиданно согласился присоединиться к составу наставником Семинарии и даже порою вел лекции среди учащихся. Чаще всего эти лекции носили странно отвлеченный характер о природе Добра и Зла, но зато они постоянно были подтверждаемы примерами. Весьма впечатляющими примерами — нередко на его лекции являлись и наставники. Все они признавали как исключительное могущество Эльмеора, так и совершенно своеобразный «мозаичный» стиль заклятий.

Сам Старейшина назначил Эльмеора своим первым заместителем и души в нем не чаял. Да и другие наставники относились к магу с уважением — а он, надо признаться, умел подкупать людей своим обаянием.

Но главной слабостью великого мага была его ненависть к Темному Властелину Триградья о которой знали все. Собственно он ненавидел всех Темных Властелинов, которые жили в мире, но Триградскому в речах волшебника всегда доставалось больше прочих. И надо признать, поделом.

— Так мы можем договориться и до того, что Дракон дал магию этому безумному анклаву ведьм, — поддержал Старейшину Милош. — На самом деле нам нужно для начала добыть хоть одного зараженного для долговременных исследований. Скажем, погрузить его в сон.

Все взгляды обратились в сторону Звара. Главный знаток тайных струн человека ответил улыбкой. Он вообще был неисправимым оптимистом и улыбался всегда. За что получил необидное прозвище среди семинаристов. Чудило.

— Идея хороша, — заверил он прочих, зачем-то показывая многоуважаемым магам свои сухонькие ладошки. — Да только подопытного нам взять неоткуда. Единственное, что следует принять во внимание это то, что количество случаев странного заражение тем больше чем ближе Триградье. Стало быть источник заражения на территории Триградья. Я уверен в своих словах, ведь последние четыре дня только и занимаюсь тем, что пытаюсь определить хоть какую-то закономерность в этих случаях заражения. Еще могу сказать, что практически все зараженные имели на теле раны.