Лестница - Анастасия Герда

– Мы почти закончили. Поздравляю, все самое сложное позади, – послышался ее глубокий, приятный голос. – Вера, теперь вы можете принять душ, переодеться в свою одежду. И я приглашаю вас на обед.

Слова о еде расшевелили мое сознание. Я встала на ноги и посмотрела в улыбающиеся лицо замдиректора центра.

– Буду готова через пятнадцать минут, – сказала я.

Ресторан находился в соседнем здании фитнес-центра. После душа мое тело и разум расслабились, ноги казались ватными, а руки било мелкой дрожью. Но я не подавала виду, что мне тяжело дается каждый шаг. Натягивая на лицо улыбку, я вошла в ресторан следом за Ларисой. Мы уселись за столиком у окна, к нам сразу же подошел официант. Лариса заказала нам пасту с морепродуктами, свежевыжатый сок и десерт. Когда официант удалился, она обратилась ко мне.

– Вы, наверное, не привыкли к таким нагрузкам и устали с непривычки? Как самочувствие?

– Устала, скрывать не буду. Несколько раз мне хотелось бросить все это и уйти.

– Что же вас тогда удержало? Откуда брались новые силы?

– Этот проект нужен мне. Он мое спасение от уныния. А силы – мне не привыкать работать на пределе возможностей, когда это единственное, что от меня требуется.

– И часто вам приходилось это делать?

– Моя мама родила не того ребенка. Она пыталась сделать из меня певицу, гимнастку, танцовщицу. И каждый раз мне приходилось доказывать, что я могу, что я стараюсь. Мои мучения продолжались до тех пор, пока тренер или преподаватель не объявляли маме, что я не пригодна для пения, гимнастики и танцев. Я не хотела ее разочаровывать, и с каждым провалом моя самооценка умирала мучительной смертью.

– А чего вы действительно хотели?

– Наверное, чтобы меня оставили в покое. Мама не трогала меня, когда я рисовала. Поэтому я поступила на художественный. Меня это успокаивает. Когда я рисую, то ни о чем не думаю, моя голова чиста, а тело расслаблено.

– Вы сказали про уныние, что вас привело в такое состояние?

– Меня дважды предали, а потом растоптали.

– Любовь? Долго вы были вместе? Можете не отвечать, если не хотите.

– Мы долго дружили прежде.

– Мне знакома эта ситуация. Думаю, он уже обо всем жалеет, потеряв такую девушку и друга. Вы очень красивая, в вас столько глубокой красоты, которая, так сказать, прорывается наружу.

Официант принес нам ароматную пасту, обильно приправленную сыром. Потом Лариса предложила мне попробовать свежевыжатый сок, микс апельсина и грейпфрута. Я зажмурила глаза от удовольствия, настолько напиток оказался вкусным и бодрящим.

– Надеюсь, обед вам понравился, – улыбнулась Лариса. – Сейчас я отдам вас в надежные руки Степана. Вы поедете на фотосессию.

– Паста потрясающая, – ответила я. – А вот насчет фотосессии Степан наверняка ошибся. После такого непростого дня мне хотелось бы вернуться домой и как следует отдохнуть.

Лариса с пониманием кивнула. Мы вышли из ресторана и распрощались. Я направилась в сторону машины, Степан уже сидел за рулем.

– Как ты относишься к фотосъемке? – спросил он.

– Я очень устала, давай не сегодня, – сказала я, плюхаясь на заднее сиденье.

Вытянувшись, насколько это было возможным, я положила голову на согнутую в локте руку. Машина тронулась, и глаза мои закрылись.

Глава 4. Под прожекторами

Надоедливое жужжание разбудило меня. С трудом разлепив глаза, я увидела на полу светящийся в темноте экран телефона. Машинально я взяла трубку и откинулась на спину.

– Да, – ответила я.

– У тебя все хорошо? Уже восемь вечера, а от тебя с самого утра ни слуха, ни духа.

Встревоженный мамин голос вернул меня к реальности.

– Все хорошо. Сегодня выдался насыщенный день. Скоро я буду дома.

Я успокаивала ее, а сама разглядывала обстановку в машине: кроме меня в ней никого не было. На улице стемнело, но глаза уже привыкли к темноте.

– Ждем тебя.

Рядом со мной лежала куртка Степана, – видимо, он укрыл меня, когда я отключилась. Машина оказалась закрытой. На переднем сиденье я обнаружила клочок бумаги. На обратной стороне было написано: «С пробуждением! Как придешь в себя – набери, я в кафе напротив».

Я взяла телефон и поняла, что у меня нет его номера. Решила набрать Лине и зашла в телефонный справочник. Первым именем в справочнике оказался контакт «Самый лучший Степа».

– Вот засранец, – произнесла я вслух с улыбкой и нажала на вызов.

– У аппарата, – произнес уверенный мужской голос.

– Самый лучший, я проснулась. Может, выпустишь меня наружу? – поинтересовалась я.

– Конечно, – кошачьим услужливым голосом сказал он, одновременно открывая дверь и просовывая голову в салон.

– Вот это фокусы! – выпалила я от неожиданности.

– Там блинчики твои уже остыли. Через десять минут мы должны оказаться в здании напротив. Там находится одна из лучших фотостудий города.

Он указал пальцем на серое строение с черной дверью на другой стороне улицы.

– Ты посмотри на меня! Какая съемка? Я вся помятая, ненакрашенная, я не готова, – находила я все новые аргументы, оценивая свое положение. – Блинчики не буду.

– Объявила голодовку?

– Ни одна разумная девушка не будет есть перед фотосессией.

Степан отошел от двери и взмахом руки пригласил меня выйти из автомобиля. Я подчинилась, и мы молча перешли дорогу.

Узкий, темный, извилистый коридор освещался слабым приглушенным светом нескольких лампочек. Вдалеке эхом раздавались мужские голоса. Я шла за Степаном с осторожностью, словно змея, ползущая между сухими ветками в осеннем лесу. Глаза почти привыкли к темноте, когда носок моей обуви зацепился за мешковатый предмет. Я упала.

– Черт! – вскрикнула я, чувствуя жжение и боль в правой коленке.

Внезапно моя рука оказалась в руке Степана.

– Сильно ударилась? – спросил он, помогая подняться.

– Не слабо, но жить буду, – не обращая внимания на боль, ответила я.

Рука Степана по-прежнему сжимала мою руку, и он не отпускал меня, пока темный коридор не закончился. В эти минуты сердце будто переместилось в ладонь и билось там с неистовой силой. Я улыбалась и благодарила Бога, что темнота скрывает мое окрыленное состояние.

– Ребята, приветствую! А вы, должно быть, Вера? – спросил низенький лысоватый мужчина сорока лет, возникший из ниоткуда.

Я кивнула головой.

– Алиса! – громко крикнул он в сторону. – Займись ею.

Прибежала молодая, коротко стриженая блондинка в стильных очках с широкой черной оправой.

– За мной! – скомандовала она, оглядев меня сверху донизу, и направилась вглубь комнаты.

Я пошла следом, оглядываясь на Степана.

– Такое дело, дорогая, у нас всего шесть минут на сборы, так как эта корова из рекламы йогурта сбила нам весь график своим непонятным настроением, – делилась она своими эмоциями, пока экспериментировала с моей рыжей копной, то распуская, то сворачивая ее в шишку на затылке.

– Волосы мы распустим, глаза немного подчеркнем, выделим линию скулы. Сохраним максимально естественный и свежий вид лица. Как тебе моя идея?

– Вам виднее.

– Отлично! Марк, тащи сюда свою тощую задницу! – крикнула она в сторону дверного проема.

Худой мужчина с идеальной укладкой на голове и ярко очерченными бровями незамедлительно появился в гримерке.

– У меня все приготовлено: свободные джинсы, модные ботинки из коричневой кожи, футболка с принтом, куртка хаки и объемный, грубый рюкзак. Образ путешественницы, готовой к новым свершениям. – Он посмотрел на Алису, ожидая ее реакции на предложенный вариант, потом поставил кружку с кофе на столик передо мной и заявил: – Я настаиваю на этом варианте, переделывать не буду.

– Маркуша, выдохни и неси сюда свой вариант, – сказала она с усмешкой, распределяя тональный крем на моем лице.

Через пятнадцать минут из зеркала на меня смотрела уверенная в себе, стильная девушка. Такие часто останавливают попутки в зарубежных фильмах, без труда запрыгивают на коня и знают, как разжечь огонь в лесу без спичек.

– Нам пора на площадку, – выкрикнул появившийся в дверях Степан.

Мы быстро покинули гримерку и направились к ярко освещенной стене просторного темного зала. Свет уже выставили. Все ждали только меня и коротали время, обсуждая футбольную игру. Лысоватый мужчина снова вернулся к нам.

– Меня зовут Эрик, я буду сегодня тебя снимать. Ты когда-нибудь прежде участвовала в профессиональной съемке? – поинтересовался он, рассматривая получившийся образ и поправляя передние локоны моих волос.

Я отрицательно помотала головой.

На всех фотографиях, которые доводилось сделать с моим участием, я получалась плохо. Хуже всех. Закрытые глаза, жующий рот, недовольное выражение лица – все это присуще мне. Лучше всего фотографировал меня Сергей. Возможно, он оказался ближе всех остальных и смог разглядеть во мне то, чего не видят другие. На его фотографиях я ангельски сплю, рисую с сосредоточенным или, наоборот, мягким, расслабленным лицом, мои кудри красиво переливаются на солнце, я смеюсь или бегу навстречу ветру. Он умел ловить удивительные моменты.