Правовой самоконтроль оратора - Михаил Осадчий

Инвектива-интенция является мотивационным базисом преступного деяния, именуемого клеветой, – сознательным нанесением вреда характеризуемому лицу путем распространения заведомо ложных сведений, унижающих его честь и достоинство.

Сравним уже знакомую фразу: «Это Иванов украл ваши документы. Вот он!» – с вариацией на эту же тему: «А вы представляете, дорогой мой, что за человек этот Иванов? Вот то-то! А я его давненько знаю, еще с университета… Он на такие геройства способен – держитесь подальше! И кто, вы думаете, выкрал документы? Да-да, Иванов. Не ожидали? Хе-хе… А оно так».

Фактически клеветническим высказыванием может оказаться любое из двух. Однако в случае с первым сам произнесенный текст мало что может прояснить: фраза «Это Иванов украл ваши документы. Вот он!» совершенно нейтральна, в ней прочитывается только позитивное желание – помочь обокраденному. Никакой глубокой личной неприязни к Иванову фраза не содержит. Говорящий уверен, что именно Иванов совершил кражу, и открыто об этом заявляет.

О втором высказывании можно говорить долго. Первое, что обращает на себя внимание, – это коммуникативная ситуация. Если в предыдущем случае обличение было публичным, с прямым и беспристрастным указанием «Вот он!», то рассматриваемый монолог произносится в кулуарах. Следовательно, говорящий имеет некий замысел, который хотел бы скрыть. Высказывание насыщено язвительной иронией, выражающейся в использовании слов с иронически противоположным значением («он на такие геройства способен…» – «геройствами» именуются подлости, которые якобы может совершить Иванов). Иронична и тональность монолога, звучащего на редкость язвительно (ироническое «Не ожидали? Хе-хе…»). Все это обнажает глубоко отрицательные авторские эмоции в отношении Иванова. Очевидно также, что неприязнь к Иванову у говорящего давняя («А я его давненько знаю, еще с университета…»), но постоянно подавляется говорящим, который не смеет заявить о своих чувствах открыто, а делает это исключительно в кулуарах, что еще более усиливает негатив, обостряет психологические комплексы говорящего. Мог ли такой человек оклеветать Иванова с целью задеть его честь и унизить достоинство? Судя по составленному психологическому портрету, выделенным речевым приемам – мог, и, скорее всего, приведенный монолог действительно представляет собой распространение клеветнических сведений.

2. Оскорбление

Статьи 152 ГК РФ (Защита чести, достоинства и деловой репутации) и ст. 129 УК РФ (Клевета) очень близки по своим формулировкам и могут быть применены для оценки одного и того же текста. Однако в ст. 130 УК РФ (Оскорбление) акценты расставлены уже иначе. Для ст. 152 ГК РФ и ст. 129 УК РФ важна коммуникативная функция высказывания: какова цель высказывания – выразить мнение или сообщить сведения. Потенциально подсудно только последнее. В ст. 130 УК РФ внимание акцентировано не столько на функции высказывания, сколько на его форме – является ли фраза приличной либо нормы приличия нарушены.

В соответствии со ст. 130 УК РФ «оскорбление – это унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме». Следовательно, чтобы фраза была признана оскорбительной, она должна удовлетворять двум условиям:

1. потенциально унижать честь и достоинство другого лица;

2. быть неприличной по форме.

Рассмотрим эти условия в отдельности.

Какая фраза унижает честь и достоинство другого лица?

В отношении такого критерия оскорбления, как «унижение чести и достоинства другого лица», допустимы два подхода – равновероятные, но не равнозначимые.

В соответствии с первым подходом критерий унизительности фразы для чести и достоинства другого лица заимствуется из судебной практики по делам о защите чести и достоинства. Потенциально унижающей честь и достоинство другого лица признается фраза, сообщающая о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в личной, общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота. Как видим, за основу берется Постановление Пленума Верховного суда РФ от 24 февраля 2005 года, № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц».

Однако существует и иной подход к анализу фразы на предмет ее потенциальной унизительности. Его сторонники резонно отмечают, что уравнивать понятия «порочащий характер» и «унизительность для чести и достоинства другого лица» некорректно. Понятие «порочащей» информации, как оно сформулировано в Постановлении Пленума ВС, выработано в применении к судебной практике по ст. 152 ГК РФ (Защита чести, достоинства и деловой репутации). Использовать данное определение в процессе по ст. 130 УК РФ (Оскорбление) недопустимо – хотя бы потому, что собственно «порочащий» характер могут носить только сведения. А мы знаем, что для процесса об оскорблении коммуникативная функция высказывания неважна: оскорбительной может быть признана фраза, оформленная как в виде сообщения сведений, так и в виде выражения мнения (оценки).

Если при расследовании преступления, предусмотренного ст. 130 УК РФ (Оскорбление), руководствоваться определением порочащих сведений, данными в Постановлении Пленума ВС, то, в частности, такие бранные выражения, как «да пошел ты в…», не могут быть признаны оскорбительными.

Если в процессах по ст. 130 УК РФ применять определения Постановления Пленума ВС (т. е. использовать определение «порочащих сведений» для толкования высказывания, «унижающего честь и достоинство другого лица»), то нельзя признать оскорбительным, в частности, высказывание, построенное по модели «да пошел ты на…» или «иди ты в…», поскольку подобные фразы не сообщают об адресате («посылаемом») никакой порочащей информации. Однако при этом очевидно, что ругательное выражение «да пошел ты в…» оскорбительно.

Как мне кажется, сложившееся затруднение может быть разрешено с помощью простого логико-лингвистического анализа формулировок закона. Совершенно ясно, что смысл слов «пороченье» и «унижение» различен. Во-первых, пороченье – это очернение личности в чьих-либо глазах. Без стороннего наблюдателя опорочить кого-либо невозможно. Следовательно, порочащей может быть только распространяемая информация. Во-вторых, опорочить, очернить кого-либо можно только, уличив человека в предосудительных поступках, т. е. сообщить о нем какие-либо сведения, изложить факты, рассказать о событиях. Трудно признать порочащей фразу «Вы мне не нравитесь!». Следовательно, порочащими могут являться только сведения, но не оценки.

Если принять данную позицию за методологическую основу, то для квалификации фразы как оскорбительной достаточно доказать ее (1) неприличность, а также (2) адресованность лицу, посчитавшему себя оскорбленным.

По приведенным параметрам значение слова «пороченье» («порочить», «опорочить») принципиально отличается от смыслового наполнения слова «унижение» («унижать», «унизить»). Унижение – это нанесение вреда (психологической травмы) не репутации личности, а самой личности, человеку. Поэтому унизить человека можно, общаясь с ним один на один – без размещения высказывания в СМИ или публичного его озвучивания. Для того чтобы почувствовать себя униженным, достаточно услышать в свой адрес ругательную фразу. Понятно, что нанести психологическую травму можно и с помощью оценочного высказывания. Скажу больше, именно оценки чаше всего становятся инструментом оскорбления. Большинство так называемых «матерных выражений» в реальной коммуникации лишились прямого значения, оставаясь лишь показателем яркой субъективной оценочности.

Законодатель, формулируя положения ст. 130 УК РФ, под оскорблением понимал глубочайшую психологическую травму, которую наносит человеку неприличная по форме фраза, высказанная в его адрес. Но никак не очернение личности в глазах третьих лиц, иначе в ст. 130 УК РФ фигурировало бы слово «пороченье», а не «унижение».

По мнению многих судебных экспертов, эта психологическая травма наносится уже самой неприличной формой фразы, адресованной конкретному лицу. Следовательно, в ситуации, когда один человек произносит в адрес другого фразу, построенную по модели «да пошел ты в…», оскорбление имеет место. Смысловое содержание фразы в данном случае малозначимо.

Каковы критерии «приличности» в речи?

Дискуссия о том, что считать неприличной формой, не новее спора о разграничении понятий «мнение» и «сведения». Наиболее простое толкование понятия «неприличный» – не соответствующий нормам приличия. Но каковы они – нормы приличия? Являются ли они раз и навсегда данными или варьируются в зависимости от ситуации? По сути, в этом вопросе и сформулированы два возможных подхода к понятию «неприличная форма» – ортологический (нормативный) и релятивный (относительный).