Слишком дружелюбный незнакомец - Мюссо Валентен

Он с воодушевлением закивал головой:

— Могло быть и хуже.

Матильда давно привыкла, что он постоянно недоволен. Даже несмотря на то, что она ни разу его не упрекнула, Франсуа был уверен, что его стремление к совершенству когда-нибудь превратится в не самую приятную черту характера.

— Кстати, я только что вернулась из пристройки: пятно еще увеличилось.

Загнув угол страницы со своей статьей, чтобы перечитать ее позже, он снова повернулся к Матильде.

— Со вчерашнего дня?

— Полагаю, протечка серьезнее, чем мы думали.

Когда Вассеры, поселившись здесь, начали восстанавливать и приводить в порядок свои новые владения, они сочли, что здесь слишком просторно. Площадь дома, вмещавшего в себя четыре комнаты, две ванные, библиотеку, прачечную и прекрасный погреб со сводчатым потолком, куда Франсуа поместил запасы вина, была около двухсот квадратных метров. Ко всему этому прилагался еще бывший свинарник, который служил Матильде мастерской, и примыкавшая к нему пристройка примерно в пятьдесят квадратных метров, где они хотели обустроить полностью независимую «квартиру». Но они бросили эту затею на середине, убедившись, что «квартира» никогда не сыграет роль, которая ей предназначалась.

— Поскольку я и так уже промок, пойду туда прямо сейчас.

— Это настолько срочно? — испытующе спросила Матильда.

— Предпочитаю самостоятельно установить размеры ущерба.

Снаружи дождевая вода разлилась по гравию множеством крохотных лужиц, которые образовали нечто вроде миниатюрного пейзажа. Франсуа прошел вдоль фасада дома, чтобы спрятаться от дождя под кровельным желобом.

В пристройке, где царил ледяной холод, еще пахло гипсом и клеем. Можно было подумать, что рабочие, делавшие ремонт, только что ушли. Банки с краской, которая так и не пригодилась, были сложены у стены того, чему предстояло стать летней кухней.

Франсуа редко заходил в эту пристройку и всегда один, чаще всего воспользовавшись отсутствием Матильды. Эта незаконченная квартира, оставленная в запустении, должна была стать чем-то вроде уютного гнездышка для их дочери и маленьких членов ее семьи во время летних каникул или импровизированных уик-эндов. В саду они играли бы с внуками в крикет, бадминтон или те игры, от которых детишки никогда не утомляются. Они бы гуляли по тропинкам Утеса Дьявола, проводили бы прекрасные дни на пляже Гранд Сабль.

«Ах, Камилла, моя маленькая Камилла…»

Франсуа сделал из этой квартиры чистый холст, на котором запечатлевал все счастливые мгновения, проведенные с дочерью. В некоторые из дней он ловил себя на том, что представляет себе, будто эта квартира окончательно отделана и вся усеяна детскими игрушками, под которые и делалось внутреннее убранство — в тех цветах, которые понравились бы Камилле. В другие разы он, напротив, неподвижно сидел на стуле, пытаясь понять, что же у них когда-то пошло не так.

— Историк, — часто говорил Франсуа своим студентам, — всегда должен стараться отличать видимые причины какого-либо события от истинных. Покушение в Сараеве развязало Первую мировую войну, но не было ее глубинным поводом.

Тот же самый принцип можно применить к частной жизни каждого — в этом Франсуа был убежден.

Когда же началось то, что привело к таким скверным последствиям в отношениях с Камиллой?

С детства? Разве они не лелеяли ее, не защищали? Они не могли на нее надышаться — на единственного ребенка, который мог у них быть, не давая себе отчета, что такая безграничная любовь может пробудить в ней самые худшие из качеств.

Подростком — из-за знакомств, которые они с Матильдой считали неуместными, или из-за несбыточных замыслов. Камилла вдруг захотела стать профессиональной танцовщицей, но у нее для этого не было ни физических данных, ни умения. Тогда они надавили родительским авторитетом и заставили ее поступить в подготовительный класс, где она была очень несчастна. Может быть, все началось именно тогда?

Или позже, когда она покинула семейное гнездо, чтобы обосноваться в Лондоне, и слишком редко общалась с ними, исключив из своей жизни?

Какой смысл не замечать очевидного? Франсуа прекрасно знал, что именно их разлучило. Однако он старался об этом не думать из опасения, что станет изводить себя упреками, которые больше не имели никакого значения. Будто все еще вел спор с Матильдой о давно прошедших событиях, которые в свое время казались такими значительными. Франсуа сердился, что не может выкинуть их из головы, что остается в плену мелочных и жестоких мыслей, которые, в конце концов, ему самому портят характер.

Два года назад, когда умер ее дед — отец Матильды, с которым она была близка, — Камилла приехала к ним, чтобы присутствовать на похоронах. Полностью одетая в черное, с искаженным от горя лицом, она долго сжимала родителей в объятиях. Но Франсуа увидел в этом всего лишь поведение, приличествующее случаю. Сидя в церкви, в первом ряду между Матильдой и дочерью, он все время думал: «Если бы сейчас в гробу лежал я, стала бы она так же плакать?»

После похорон они начали поговаривать о том. чтобы на несколько дней приехать в Лондон повидать ее, но поездка так и не состоялась. Разделяющий их ров продолжал углубляться.

Франсуа направился по лишенной поручней лестнице, которая вела в мансарду. Матильда была права. Пятно на панели скошенной стены сделалось еще длиннее. Вся его поверхность была усеяна крохотными пузырьками отставшей краски, на которых выступили капли воды. Ему даже показалось, что он видит трещину, протянувшуюся от одной стороны пятна к другому. От ветра с дождем занавески явственно шевелились.

Не заметив этого, Франсуа прошелся по луже, которая натекла на плохо уложенный пол. За неимением лучшего он взял банку из-под краски и поставил ее точно под сырым пятном. Почти сразу же две капли сорвались с потолка и разбились о ее дно.

Франсуа не стал задерживаться в пристройке. Закрыв дверь на ключ, чтобы скрыть там глубоко личные мысли, он снова вышел под дождь.

Оставшаяся часть дня прошла безо всяких неожиданностей.

Они провели ее в гостиной: Матильда просматривала счета из своей галереи, устроив себе день бухгалтерского учета, Франсуа же закончил чтение и написал своему собрату восторженное письмо, которое польстит его самолюбию.

На самом деле, сидя за своим бюро и уставившись в пустоту, он не переставал думать о Камилле.

3

По средам у него был еженедельный сеанс у массажистки. Из-за происшествия в городе Матильда не захотела отпускать его одного. Франсуа не стал настаивать.

Ему было назначено на 9:30. Получасовой сеанс, перед которым они успевали заехать на станцию техобслуживания поменять шины.

На въезде в Кемперле Франсуа взглядом поискал на другой стороне дороги того странного парня, но там никого не было. Без сомнения, было еще слишком рано. Если только он не поменял место, окончательно отказавшись изображать из себя журавля, поджидая предполагаемых клиентов. Без особой причины Франсуа ощутил легкое разочарование. Матильда заметила, как он украдкой бросил взгляд в сторону, но не сказала ни слова.

Кабинет массажистки выходил на большую квадратную башню Нотр Дам де ль Ассомпсьон. В свое первое посещение Франсуа вошел туда, пятясь задом. Первые пятьдесят лет своей жизни он был на удивление здоровым человеком. Никаких переломов, никаких госпитализаций. За всю свою карьеру он не мог вспомнить ни одного дня, проведенного на больничном. А затем целыми месяцами, будто оплачивая все разом, он был привязан к больнице: регулярные посещения, послеоперационные консультации, томографы, МРТ, анализы крови… Восстановительные сеансы, которые стали новым оскорблением его личной неприкосновенности, новым признаком упадка.

Однако очень быстро Лоренс — с самого начала она настояла, чтобы ее звали по фамилии, и сама обращалась к нему не иначе, как «месье Вассер», — смогла быстро привести его в порядок. Он всегда думал о ней с теплотой. Молодая женщина примерно тридцати лет, с красивым тонким лицом, наделенная столь наивной чистотой, что можно было подумать, будто она сошла с картины кого-нибудь из прерафаэлитов[4]. «Современная Беатриче» — вот какие мысли появлялись при взгляде на нее. Голос ее был таким же мягким, как и движения, и она могла, подобно тому, как птицелов заманивает в западню свою добычу, задобрить и приручить его ослабевшее тело.