Искушение. Любовь. Свобода. Одиночество - А. Туманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не имея возможности прямо указать название города, Иоанн сравнивает его с Вавилоном. Именно там строилась знаменитая башня, которая погребла своих строителей, рухнув им на головы.
Государственность имеет своим символом Вавилонскую башню – лучше символа не придумать. Но град Вавилон мужского рода, а потому назвать Москву Вавилоном было бы неточно. Поэтому в «Откровении» Москва предстает как «блудница Вавилонская».
«С нею блудодействовали цари земные и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле».3
Ведь именно в Москве восходили на трон цари земные…
Смотрим далее: «И жена была облечена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными каменьями и жемчугом…» (17;4).
Город, облаченный в красный, в багряницу… Сразу взор рисует Красную площадь, Кремль – сердце Москвы. А когда речь идет о каменьях драгоценных, как ни вспомнить московское метро…
В самом первом стихе главы 17 говорится: «Подойди, я покажу тебе блудницу, сидящую на водах многих» (17; 1).
Здесь двойной смысл: это и «порт семи морей», и город многих народов. Ибо в стихе 15 Иоанн говорит:
«Воды, которые ты видел, где сидит блудница, суть люди и народы, племена и языки» (17; 15).
Москва многонациональна.
Далее еще точнее: «И сказал мне Ангел:
Что дивишься? Я скажу тебе тайну жены сей, и зверя, носящего ее, имеющего семь голов» (17;7).
Внимание!
«Здесь ум, имеющий мудрость. Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена» (17;9).
Город, стоящий на семи холмах. Куда ж точней?!
И заканчивается глава 17 точным указанием:
«Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями» (17; 18).
Ну, это и так понятно. Но самое, пожалуй, интересное, Иоанн оставил для 18 главы. Стих 2.
«… Пал город, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице, ибо яростным вином блудодеяния своего, она напоила все народы» (18;2).
«И цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши ее» (18;3).
Сделав паузу, я обратился к моим спутникам:
– Можете ли вы, друзья мои, сказать мне, о какой «всякой нечистой и отвратительной птице» идет речь в «Откровении»?
– Голуби? Они живут на помойках, – попытался Баюн.
– Голуби не едят падаль, друг мой. А орел ест. Потому птица нечистая и в высшей степени отвратительная, если у нее имеется такое уродство, как две головы…
– А, понятно, Мессир. Иоанн Богослов, очевидно, видел в своих видениях двуглавого орла, но не знал, как назвать эту птицу. Хотя понятно, почему она ему показалось отвратительной. Две головы, как-никак не встречаются у птиц в природе, хотя какого только уродства и разнообразия в природе нет… А про то, что двуглавый «напоил блудодеянием все народы», – это, очевидно, про императорские делишки этой птички, – промурлыкал Баюн.
– В Природе не бывает отвратительных птиц, если только у них не две головы. В Природе все совершенно…
Чему же надлежит произойти с Москвою?
«Ибо грехи ее (Москвы) дошли до неба и Бог воспомянул неправды ее» (18;5).
«…Ибо говорит (Москва) в сердце своем: – сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!» (18;7).
И настанет час.
«И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает» (18; 11).
Но это уже другая история. Подведем же итоги, господа!
Итак, город, одетый в багряницу, город женского рода, украшенный в драгоценными каменьями, наполненный многими народами, город, стоящий на семи холмах… Город, над которым воспаряет отвратительная нечистая птица, город, где цари восходили на трон…
Знает ли кто из вас другой город за всю историю человечества, чтобы отвечал всем этим требованиям?
– Увы, Мессир…, – молвил Баюн.
– Не знаю, – вторил Абаддон, – воистину – «Москва, как много в этом звуке!»…
Я же продолжал:
– Может Москва и интересна была Иоанну Богослову, мне же не очень.
Ибо есть более важный Город во Вселенной. Город, где все пропитано Силой, Город, где родился Антихрист, Город, пропитанный его Кровью… Красногорск.
Расскажите нам, Мессир, почему Красногорск? – спросил Абаддон.
Помолчав немного, я произнес:
– Здесь Родился Я…
Этот Город описывал Льюис Кэррол в «Крайстчерчстон – город черных ворон». Красногорск – это Природа, пропитанная духом Любви Создателя к своему Сыну. Это Леса, Озера и Лесные Родники, это Мозг Матери Грибницы, это Дом Силы.
Иоанн Богослов очень точно и красиво описал Красногорск.
«…Пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца» (21;9).
«И вознес меня в духе на великую и высокую гору и показал мне великий Город» (21; 10).
Красногорск – это горы, главной из которых является Красная Горка. С другой же стороны Города расположена Черневская или Черная Гора, за которой открывается Путь к Дереву Познания Добра и Зла, Мозгу Матери Грибницы. Лес там пропитан Силой… На вершине же Красной Горки находится святая святых. Лысая Гора, Дом Антихриста. Красной гора называется, потому что пролита на ней Кровь Сына в момент освящения Лысой Горы. Ведь именно сюда, в Дом на Лысой Горе, было помещено восприятие Сына Первенца в момент Его смерти на Кресте. Поэтому Красногорск – вечное имя Города, красного от Крови Тела Вечного Наслаждения, Города, самого главного в этой Вселенной.
И, помолчав немного, я добавил:
– Недавно при въезде в Красногорск, появилась еще одна горка. Снежная или ледяная.
– Крупнейший в Европе горнолыжный комплекс «Снежком»? Гора из снега круглый год? – спросил Абаддон.
– Чтоб освятить ее своею Кровью, мне пришлось устроиться туда на работу на канатную дорогу…
– Вы? Мессир… Вы, лично?
– А почему нет? У меня было время… надо же было себя чем то занять… – ответил я. – И я освятил эту снежную гору своею Кровью. Жаль, что бригада канатчиков увидела капли лишь в туалете… Но, теперь все горы в Священном Городе Красногорске освящены Самим Антихристом. Его собственной Кровью. Поэтому весь Город теперь Священен. Здесь я Родился, здесь рос, влюблялся и умирал. Здесь воскрес Христос… У Антихриста должен быть Свой Город, Свой Дом, Своя Лысая Г ора. И этот Г ород – Красногорск.
Мой Вифлеем и Моя Голгофа…
Мои спутники молчали. Вдали над Москвой собиралась Гроза. Воздух наполнился электричеством, небо над столицей почернело и заискрило первыми всполохами молний.
Я распростёр длань, указуя на Москву, лежащую вдали:
– Вот он, Третий Рим – великая блудница вавилонская, возлежащая на семи холмах…
А Город спал и ни о чем не подозревал. Но где-то там, бессонницей мучился один человек…
Костя Кинчев курил у раскрытого окна и слушал Ветер и Дождь…
Они нашептывали ему неизвестно откуда взявшуюся мелодию. Костя взял листок и начал записывать текст, который нашептывал ему Ветер…
Ночные странники – Братья собак Поднимаются вверх. Им подали знак,Их ждут.В движении к истокам Лунной воды,В поисках потерянного дома, Они топят следыВ болоте минут.
Такая Ночь не могла не отпечататься в Вечности.
– А теперь, Домой! На Лысую Гору! – крикнул я Лилит.
Она как этого ждала. Ее груди стояли. Отклонила слегка назад бедра и прогнулась. Я вошел в нее на всю глубину. Она вскрикнула. По двигателю моего мотоцикла побежали синие молнии-разряды, они облизывали двигатель, пробегали рядами блестящих патрубков, расходились и сливались воедино…
В это мгновение вдали над Москвой разразилась Гроза. Сорвавшись с места в галоп, мы неслись сквозь Сумрак Ночи. Я пришпоривал Лилит все сильней и сильней, пока ее бедра не начали вздрагивать от конвульсий. Она закричала…
Позади растаяли Черная Тень Абадонны и баюновского Боливарда. Растаял Лес. Мы влетели в окно моей спальни на Лысой Горе. Заколыхали на стенах факела. Лилит без сил легла голой грудью на бензобак. Я спешился и взяв ее на руки, осторожно уложил в постель на темно-синее постельное белье в небесных звездах. Ее горячее мокрое тело еще вздрагивало. Я укрыл ее темно синей простыней и нежно поцеловал в ее девственно белую шею.
– Спи, Малыш…
Я закрыл окно и, занавесив гардинами, взглянул на мотоцикл.
На черной коже сиденья остывала маленькая лужица. В ней застыла разлитая жидкая лунность. Золотом внутри переливались две нити – два рыжих волоска…
Глава 5. Встреча с союзником
Размышляя о женщинах, с которыми меня сталкивала жизнь, я понимал, что всех их люблю. Все они дарили мне незабываемые моменты Полета. И каждая была по-своему Прекрасна в свою пору, словно Цветок, раскрывающий Красоту в свое мгновение цветения. Наслаждаясь этой минутной красотой, я чувствовал, что мне достаточно будет для счастья лишь одного Цветка.
