Кофейня на берегу океана - Вячеслав Прах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я попрошу вас встать и покинуть этот зал. А иначе я вас выведу силой, – сказал спокойно Париж.
Мужчина с достоинством застегнул верхнюю пуговицу своей рубашки, а затем понял, что сделал это не осознанно, и снова ее расстегнул.
– Хорошо, молодой человек. Только без рук!
Положил на столик несколько купюр за кофе и достал из нагрудного кармана лист, аккуратно сложенный в несколько раз, и обратился к Розе:
– Хотите, я вам ее покажу?
Роза кивнула. И старик обошел Парижа и положил на ее столик рисунок молодой женщины, которую Роза видела впервые.
– Вот она! Та самая донна. Я ее видел вживую, поверьте на слово мне. – Он перестал обращать внимание на Парижа, стоявшего все время у него за спиной, и продолжил свою байку: – Я пустил ее в свой дом, не поверив своим глазам, не проснувшись. А затем побежал искать ее на бумаге, чтобы сравнить. И представляете, бумага была пуста. Чистый лист, будто на нем никогда не рисовали, словно там никогда и не было ее. Та самая картина, на которую вы сейчас смотрите, леди, была в тот момент пуста.
– Звучит романтично, – подметила Роза. – Я верю в чудо, но такого в природе не может быть. Если бы каждая картина исчезала с бумаги, то этот мир был бы тогда совершенным, без всяких изъянов. Художники рисуют красивыми даже тех, кто не наделен красотой. Наши фантазии и иллюзии делают совершенными несовершенных людей.
– Вы правы, – одобрительно покачал головой мужчина в теле. – Я вижу, вашему молодому лицу довелось увидеть больше, чем отведено для ваших лет. Но поверьте, прошу вас, что я не старый пропойца и лгун, а человек, который сказал вам правду.
Париж аккуратно положил свою ладонь мужчине на плечо.
– Сейчас ухожу. – Он забрал свое творение, быстро сложив в несколько раз, и спрятал в нагрудный карман.
– Я ею упивался. Я ею жил все то недолгое время, когда она была рядом. Я готов был жениться и встретить с ней свою старость, но однажды утром она исчезла, словно ее никогда и не было в этом доме. Исчезло все: ее зубная щетка, платья, духи (его голос стал тише), и тогда я вновь нашел этот рисунок, она появилась на бумаге. И с тех пор я перестал рисовать.
Роза о чем-то задумалась, но не желала продолжать этот бессмысленный диалог. В ней иссякло всякое любопытство.
– Я хочу вам сказать, что то, во что вы свято верите, то, ради чего вы готовы отдать свою душу, или, может быть, больше – оно обязательно сбудется. Но со временем исчезнет и оно, и ваша душа. – Он почесал лоб. – В моем случае исчез дом. Он через время сгорел, – засмеялся безумец. – С тех пор я много путешествую… Легко же отделался, скажу я вам.
Старик поклонился и быстро покинул зал.
Глава четвертая
В те редкие ночи, когда в «городе восходящего солнца» случалась гроза, Роза и Париж не могли уснуть до утра. Внутри маяка им казалось, что они находятся снаружи. Казалось, что гром с каждым ударом становится все сильнее, и скоро разобьются вдребезги окна, а затем развалятся стены. Да, в те минуты было страшно, холодно и темно. Роза искала защиту на широкой, волосатой груди, а Париж все сильнее прижимал ее к своему телу.
Когда стены переставали трястись и заканчивалась гроза, то начинался сильный ливень. Они привыкли под него засыпать, в такие темные, страшные ночи этот ливень был для них колыбельной.
– Почему ты сказал, что не веришь в чудо?
Они несколько минут назад проснулись и пожелали друг другу доброго утра. Розе было важно, чтобы они с улыбки начинали свой новый день.
– А что такое чудо, Роза? Неужели ты скажешь мне, что чудо – это то, что я сегодня проснулся, а не умер от грозы этой ночью? – Париж улыбнулся.
– Нет, я так не скажу, – улыбнулась в ответ Роза. – Разве не чудо то, что для француза его возлюбленная пахла лавандой, а для тебя нет?
– А, ты об этом, – Париж стал серьезным. – Так я же не знаю, как пахнет лаванда, может быть, в этом причина?
– Ты меня не понял.
– Возможно.
– Ты мог бы почувствовать этот запах, опознать его, когда она подошла. Но ты ничего не почувствовал!
– Я не стану с тобой спорить, Роза. Возможно, для тебя чудо – это тот факт, что люди влюбляются и теряют от этого голову, для меня нет. Ты способна все преукрашивать, преувеличивать. А я способен видеть вещи такими, какие они на самом деле есть.
– Ты сухой… – прошептала Роза. – И жестокий.
– Нет, я просто зрячий.
– А как же художник-болтун?
Париж засмеялся.
– В том-то и дело – болтун и выдумщик. Такие, как он, сочиняют сказки на ходу, не запинаясь.
– А если нет…
– Если ты способна верить этому человеку, то верь! Я не соглашусь с твоим мнением, но и свое навязывать не стану.
– Хорошо, – закрыла тему Розу. – Принесешь мне сок?
– Конечно, – поцеловал ее в губы и ушел в другую комнату.
Роза иногда думала о том, что они с Парижем полные противоположности друг другу, но это ее не пугало, напротив – он умел отрезвлять, когда было нужно, он не позволял ей полностью окунуться в мир грез.
– Ты слышишь океан?
– Слышу.
– И я его слышу…
Каждое утро они отправлялись к океану, еще ни один день они не провели свое утро без него. Некоторые в это раннее время купались, остальные приходили после обеда, когда спадала жара. В те часы Роза и Париж сидели в кофейне, им нравились уединение и покой. Ни он, ни она никогда не понимали – как люди могут сбиваться в стаи. Зачем нужны бессмысленные разговоры, когда не о чем говорить.
Эта кофейня имела особую атмосферу, а какой у нее был запах – даже те, кто проходили мимо, прогуливаясь по набережной, чувствовали этот запах и входили внутрь, чтобы отведать здешний кофе.
«Потрясающее место», – говорили гости, когда покидали кофейню. Но почему-то никто не возвращался обратно. А хотя, это легко объяснить. Многие проводят здесь отпуск – и когда он заканчивается, покидают город, страну и возвращаются к быту. Многим нравится быт, но только не Розе, она всегда стремилась быть вне его. Мечты заканчиваются там, где начинается быт. Роза всем своим женским началом боялась данной участи.
В один солнечный день, когда «сегодня» продолжалось уже больше месяца, а Роза перестала видеть кошмары по ночам, к молодым людям поступило заманчивое предложение – продать свою квартиру в маяке за приличную сумму. Скажем так, на нее они могли бы купить роскошные апартаменты с видом на океан и жить без нужды, скажем, года два. Они, естественно, отказались и остались жить в маяке, в том гнезде, которое они свили для себя сами. Чего только стоил новый удобный матрас – одно удовольствие, а не сон. На самом деле, Роза не могла больше представить себе жизнь без шума океана.
– Ведь ты жила до него, – верно подметил Париж.
– А больше не могу!
Больше они к этой теме не возвращались и даже не обсуждали подобные предложения.
* * *«Океан излечит все твои раны», – сказали однажды Оскару, когда тот перестал есть и спать, когда девятнадцатилетний юноша почувствовал себя стариком, прикованным намертво к кровати. Тяжелый недуг парализовал его молодое тело, сломал его дух, глаза, не знавшие слез, налились океаном сполна.
У Оскара умерла возлюбленная, ей суждено было умереть в теплой кровати, плотно поужинав перед смертью. Есть на свете неизлечимые болезни, о которых люди молчат, а потом делают другим людям больно. Есть люди неизлечимые, вроде Оскара, а есть здоровые, полные жизни, которые говорят: «До свидания», а затем во сне умирают. Вроде его возлюбленной – Моники.
Оскар молод, и за это ему можно простить его глупость – хоронить себя живым. Взрослые люди понимают, что пережить можно все, и нет лекарства более эффективного, чем труд и время. Таких юношей, как Оскар – сломленных, с душевной болезнью, не требующей белых стен и ухода, матери зачастую отправляют в мужской монастырь. Но мама Оскара его сильно любила и не приучила к труду, а потому отправила любимого сына одного к океану. Материнское сердце каждую секунду тосковало о нем и болело вместе с его раненым сердцем. Конечно же, он этого не чувствовал, и его горе было сильнее горя других, и он в полном здравии предпочел остаться наедине со своей болью.
Есть ноша, которую невозможно нести, и вместо того, чтобы бросить ее, люди катят ее по земле. Им кажется, что она им по плечам, раз они делают с этим бременем шаг вперед, а может, и два. Но если им хватает сил подняться на гору, то они скатываются назад и делают бессмысленные попытки вновь и вновь. Люди не глупы, нет! Они любят, а потому позволяют сердцу страдать. Они не черствы, не сухи, чтобы приказать ему окаменеть – ведь так будет лучше. Люди живые, а потому позволяют себе каждый раз умирать, вместо того, чтобы умертвить все живое в себе однажды.
Оскару нужно было тепло, женское тепло, которым он мог бы согреться, в котором он мог бы сомкнуть глаза и уснуть. Молодая, чистейшая душа, не знавшая пороков и горя; не скорбящая ранее, сохранившая ангельскую, нетронутую улыбку.