Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - Леонид Габышев

— Играем на просто так или на золотой пятак?

— Конечно, на просто так. Где же я возьму золотой пятак, если проиграю?

За игрой наблюдали, но никто не подсказывал. Коля проиграл быстро.

— Теперь исполняй три желания, — сказал цыган, вставая из-за стола и самодовольно улыбаясь.

Он потянулся, будто после тяжелой работы, и встал посреди камеры, скрестив руки на груди.

— Какие три желания? Мы так не договаривались.

— На просто так — это значит на три желания.

— А если б на золотой пятак? — спросил Коля. — Тогда бы что?

— А тогда бы я потребовал золотой пятак. Где бы ты взял его? Ну и опять — три желания.

Понял Коля — три желания горели так или иначе.

— Первое желание говорю я. — Цыган поднял вверх указательный палец. — Да ты не бойся, желания простые. Полай на тюремное солнышко, а то оно надоело. Неплохо, если оно после этого потухнет. Пошел. — И цыган указал место.

Коля вышел на середину камеры, поднял вверх голову и залаял.

— Плохо лаешь. Старайся посмешнее. Представь, что ты на сцене. Мы — зрители, — сказал Миша, — и тебе надо нас рассмешить. Ты должен не только лаять, но и изображать собаку. А вначале — повой.

Коля, глядя на лампочку, завыл. Он решил сыграть роль собаки по-настоящему. Бог с ними, на сцене он выступал не раз. Выл он на разные голоса. Потом, обойдя камеру и виляя рукой вместо хвоста, навострил уши другой рукой. И загавкал. Ребята покатились со смеху. Это им понравилось. Гавкал долго, из разных положений, а потом, будто обессиленный, упал на пол и завилял «хвостом». Парни зааплодировали. Унижения, как вчера, не чувствовал. «Это роль, только роль»,— утешал он себя.

— Итак, Камбала, молодец! — похвалил его Миша. — Смех эту роль исполнил хуже. Мы его заставляли гавкать до тех пор, пока не потухнет лампочка. — Миша затянулся и, выпуская дым, продолжал: — Следующий номер нашей программы, — он задумался, — да, возьми вон табуретку и, будто с чувихой, станцуй.

Коля покружился с табуретом, прижимая его к груди, и поставил на место.

— Пойдет, — сказал Миша.

— А теперь изобрази кошку. Животные у тебя лучше получаются, — сказал Коле тезка.

Роль кошки исполнена, и Коля сел на кровать. Закурил.

— Покури, покури, — сказал цыган, — сейчас будет тюремный бокс. Смех, готовься!

Смеху на руки заместо боксерских перчаток намотали полотенца и полотенцем же завязали глаза. То же сделали и Коле.

Их вывели на середину камеры, покрутили в разные стороны, и Миша, стукнув ложкой по кровати, объявил:

— Гонг!

Противники сходились, вернее, расходились в разные стороны, и Миша крикнул:

— Атака! Бейте друг друга!

Они начали лупить по воздуху, стоя друг к другу спиной.

— Так, — подсказывал Миша, — определяйте, где находитесь. Пробуйте сойтись.

Смех махал сзади, потом, резко развернувшись, пошел на него с вытянутой левой рукой, держа правую наготове.

Он шел на Петрова, держа руки полусогнутыми. Они встретились и замахали руками. Несколько ударов Коля пропустил, но потом, присев и снова встав, ударил Смеха раз в лицо и два раза по корпусу.

— Разойтись! — услышали они команду и отошли друг от друга.

— Сходитесь.

Они сошлись, и замелькали кулаки, обмотанные полотенцами. Коля получил несколько ударов в грудь, потом в лицо и понял — удары наносятся с большой точностью. Он сдернул полотенце и увидел Смеха с развязанными глазами. — Хорош! — сказал Миша. — Сейчас будет еще одна игра, — он посмотрел испытывающе на Колю, — парашютист.

Ребята отодвинули стол к трубам и поставили на него табурет.

— Ты должен с табуретки, — Миша показал рукой, — прыгнуть вниз головой.

— Нет, — возразил Коля, — вниз головой прыгать не буду. Прыгнуть просто — могу.

— Нет, — заорали на него, — ты должен прыгнуть вниз головой!

— Ты что, боишься? — спросил Миша. — Я думал, ты смелый.

Коля молчал. Он боялся сломать шею.

— Если не прыгнешь, получишь морковок и банок в два раза больше, чем вчера. И еще кое-что придумаем, — сказал цыган.

— Ладно, согласен, — сказал Коля.

Он решил прыгнуть с вытянутыми вперед руками.

Ему завязали глаза, и он встал на стол, потом на ощупь ступил на табурет.

— Приготовиться! — сказал цыган. — Считаю до трех, и прыгай. Раз, два, три!

Коля нырнул вниз головой с вытянутыми вперед руками. Он ожидал удара о жесткий пол, но упал на мягкое одеяло — его за четыре конца держали парни. Они заржали.

— Ну что, надо сказать — парашютист ты неплохой, — подбодрил его Миша, хлопнув ладошкой по шее.

Открылась кормушка, и звонкий девичий голос сказал:

— Газеты.

Ребята ломанулись к кормушке взглянуть на тюремного почтальона. Девушка подала газеты, и сеанс окончен.

— Ух ты! — сказал Михаил.

— Да-а, — протянул Колин тезка.

— Полжизни б отдал, — даже не заикнувшись, с восторгом сказал цыган. — Не знаю, сколько дадут, но пусть бы еще год добавили. — Он тяжело вздохнул и от бессилия, что это лишь мечты, потер ладонь с ладонью.

Парни просмотрели газеты, но читать стал один Петров.

После обеда Колю повели снимать отпечатки пальцев. Это называлось играть на пианино. Потом сфотографировали на личное дело и закрыли в камеру.

Вечером он рассказывал кинофильмы. Когда все уснули, почувствовал облегчение. Как хорошо одному! «Сколько буду с ними сидеть? Когда заберут на этап?» Ему захотелось поплакать. Может, станет легче. Но не было слез.

Вторая ночь, как и первая, прошла в кошмарных снах.

На следующий день после завтрака был обход врача. Он проводился через день. Заключенные выходили в коридор. Врач давал таблетки. Попасть в больницу невозможно. Косить — бесполезно. Врач и на больных, и на здоровых смотрела одинаково — они для нее заключенные.

— Есть больные? — спросил надзиратель, широко распахнув дверь.

Парни увидели полнеющую молодую женщину в белом халате и в белом колпаке. Пышногрудую, привлекательную.

— Нет больных, что ли? — переспросил надзиратель.

— Есть! — заорал цыган и выскочил в коридор.

Через минуту вернулся, неся в руке две таблетки.

— Ну что? — спросил Миша. — Не обтрухался?

Цыган от удовольствия закрыл глаза, открыл и с сожалением сказал:

— Да, неплохо бы. Полжизни б отдал.

— Ну и отдавай, — вставил Миша, — а завтра помри.

Ребята засмеялись.

И тут они рассказали Петрову, — а это рассказывали всем новичкам-малолеткам, — как ее однажды чуть не изнасиловали. Возможно, это пустили тюремную «парашу».

Был очередной медосмотр. Надзиратель открыл камеру, и малолетки выходили к врачу. Но тут в дверь коридора постучали, и надзиратель ушел. Парни, не долго думая, затащили врачиху в камеру и захлопнули дверь. Каждому хотелось быть первым. Они отталкивали друг друга, но тут надзиратель подоспел. За попытку всем добавили срок.

— Газеты, — послышался ласковый голос.

Этот голос для малолеток как отдушина. Надзиратели и хозобслуга, открывая кормушки, кричали. А у почтальона крика не получалось. Говорили: она дочь начальника тюрьмы.

— Федя, — смеялся Миша, — женись на ней — и начальник тебя освободит.

2

И потянулись для Коли невыносимо длинные дни, наполненные издевательством и унижением. Мучил его цыган. То он выкручивал руки, то ставил кырочки и тромбоны, то наносил серию ударов в корпус. Ответить Коля не мог, чувствовал за собой грех — случай с парашей.

Если Коля днем засыпал, между пальцев ног вставляли обрывок газеты и поджигали. Пальцы начинало жечь, он махал во сне ногами, пока не просыпался. Это называлось велосипед. Был еще самосвал. Над спящим на первом ярусе привязывали на тряпке кружку с водой и закручивали. Раскрутившись, кружка опрокидывалась и обливала сонного водой. Такие игры начальство не запрещало, потому что спать днем в тюрьме не полагалось.

Еще спящему приставляли горящий окурок к ногтю большого пальца ноги. Через несколько секунд ноготь начинало нестерпимо жечь. Игры в основном делали Петрову, иногда Смеху и реже — Васе и Колиному тезке. Мише и цыгану не делали вовсе. Боялись получить в лоб.

Днями малолетки лежали на кроватях, прислушиваясь к звукам в коридоре. Они всегда угадывали, кто открывал кормушку. Знали по времени, кто должен прийти.

И еще было занятие в камере, развеивающее малолеток, это — тюремный телефон. Если по трубам отопления раздавался стук, несколько парней прижимали ухо к горячей трубе или к перевернутой вверх дном кружке. Слышимость отличная — лучше, чем в городской телефонной сети.

Вечерами зеки по трубам устраивали концерты. Пели песни, читали стихи, рассказывали анекдоты.