Князь государственной безопасности - Кирилл Поповкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я и полагал, прятаться моей новой знакомой нужды не было. Она отослала солдат перекрыть выходы с площади (к вящему их неудовольствию, надо заметить — видимо мужчины не хотели оставлять её наедине со мной), дождалась прибывших на место событий жандармов, на неплохом французском быстро рассказала им обстоятельства теракта. Надо сказать, служители закона (двое мужчин, один молодой и подтянутый, второй постарше и с заметным брюшком) оказались весьма говорливы, как и положено парижанам, поэтому сухой сводкой не удовлетворились и начали засыпать блондинку вопросами. Та терпеливо отвечала. Нет, этот гражданин в вычурном костюме (я даже приосанился — услышать от парижанина то, что твой костюм вычурный — это комплимент) террористу не помогал. Свидетель, да, забираю с собой. Кем был террорист вам знать не положено. Да, и откуда он был — тоже. Жертв нет, я уже говорила. Как нам это удалось вам знать тоже не положено. Нет, пиджак свой он вам не даст (это уже спросил молодой). Даже на «посмотреть». И нож тоже. Наконец, уже изрядно осатанев, девушка рявкнула:
— У вас место преступления остывает. Не хотите его хотя бы оцепить, а?
Служители правопорядка аж присели и быстро затараторили что мол — да, конечно, прямо сейчас. После чего тот, что постарше отвёл молодого в сторону выжженого пятна, которое недавно было японским террористом. Алиса проводила их взглядом и покачала головой:
— Выторговали себе право на комплектования милицейских кадров, но набрали на службу одних оболтусов. У вас было также, Святослав?
— Я бы не сказал. Во всяком случае, права комплектовать жандармерию мы французам не оставляли. Правда, у нас и Париж сильно меньше и куда более потасканный.
Капитан улыбнулась.
— «У нас» значит. Интересно будет послушать что вы имеете в виду, товарищ князь.
— Проверяете? — прищурился я.
Девушка пожала плечами:
— Конечно. А вы бы не стали на моём месте?
— Стал бы. Но, наверное, всё-таки не посреди площади.
— Touché.
«Она всё-таки очень хорошо владеет lingua franca,» — подумал я, а девушка продолжала:
— Ладно, вы правы, думаю лучше поговорить в защищённом месте. Пойдёмте, оставим этот мусор местным.
— Мы пойдём пешком?
— Тут недалеко.
Девушка развернулась и направилась к зданию Бастилии. Ну да, где же ещё заседать тайной полиции. В том, что девушка представляет именно такую службу, я не сомневался.
* * *Спустя примерно час я сидел в кабинете с видом на Июльскую Колонну и с удовольствием курил. Сигарки тут были не чета тем, которые вместе с портсигаром остались в салоне мадам Как-Её-Там, но всё же и не горлодёр, который иногда приходилось смолить в походах. К тому же было время осмотреть, куда меня занесло. Кабинет был интересный — несмотря на явную казённость, присущую местам работы чиновников, было в нём что-то обжитое. Вроде бы ничего особенного — на стене герб со щитом и мечом, красной лентой и надписью «КГБ СССР», два портрета по обе стороны от него. Тот, что справа был побольше и изображал некого государственного мужа с густыми седыми волосами, очками в роговой оправе на носу, располагающим выражением на лице престарелого учителя. «Однозначно какая-то крупная шишка, причём родом наверняка из этой самой службы,» — подумал я. Второй портрет был выполнен более вычурно и изображал статного черноволосого мужчину с густыми усами и лицом уроженца Кутаисской Губернии.
Одеты оба мужчины были довольно просто: на «учителе» чёрный пиджак на белую рубашку с узким галстуком, на южанине тёмно-зелёный френч. Кроме нарядной веточки альповой розы в горшке на подоконнике (удивительно, и как прижилась?) эти портреты казались единственным украшением кабинета, остальная обстановка была строго функциональной: письменный стол с ящиками, стул напротив него, который я как раз занимал, стеллаж с книгами за моей спиной и несгораемый шкаф в углу справа от портретов, так чтобы посетитель, такой как я, не мог к нему пройти не огибая массивный стол.
Но как я и сказал, при всей нарочитой функциональности, кабинет передавал характер владелицы. Цветок в горшочке на подоконнике явно поливали вовремя и не использовали как пепельницу, на единственном стеллаже с книгами не было пыли. Я пробежал взглядом по корешкам — своды законов и актов, как французских с российскими, так и иных, например немецких, испанских, итальянских и… британских? Престарелая владычица морей здесь не откинула копыта? Удивительные дела. Пол чистый, на паркете нет грязи, в воздухе витает лёгкий аромат духов, причём не тех, какими пользуется хозяйка, запах нейтральный, холодный, цитрусовый. А, ну конечно, наверняка те, кто здесь оказываются часто курят, вот и духи подобрали так, чтобы перебивать запах. Видимо, чужаки здесь и правда оказываются часто, сама хозяйка при мне папиросы не смолила…
Раздался скрип открывающейся двери и стук каблуков по паркету. Я, естественно, встал и с уважением поклонился, как кланяются даме, находящейся при исполнении и которой по этой причине моветон целовать руку. Девушка ответила лёгкой улыбкой и наклоном головы. Надо сказать, то, что она переоделась из лёгкой гражданской одежды во что-то напоминающее мундир, не сделало её менее привлекательной, в каком-то смысле даже наоборот. Тёмно-зелёный мундир отлично сидел на фигуре, подчёркивая высокую грудь, узкую талию и длинные ноги. Собранные в хвост на затылке волосы придавали образу строгости, не делая из девушки серую мышку, чему также помогал минимум косметики. Яркие голубые глаза, в которых можно утонуть, густые брови вразлёт на полтона темнее волос — настоящая естественная красота русской женщины. И, конечно, хозяйка кабинета об этом знала.
— Прошу прощения за ожидание, — произнесла она, слегка улыбнувшись, так что на щеках стали заметны прелестные ямочки.
— Ну что вы, не стоит извиняться. В конце концов, в моём визите здесь есть часть моей собственной вины, — сказал я и улыбнулся в ответ.
В конце концов, мне тоже нечего было стесняться своей внешности. Судя по тому, что я видел, никакой странной моды на мужчин в этом мире не было, и мой изрядный рост, узкая талия, широкие плечи и волевая челюсть привлекали внимание дам точно так же, как и в моей родной ойкумене. Правда, в этом мире мужчины