Гость с того света. серия «Небесный дознаватель» - Сергей Долженко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Свежее постельное белье в гостинице для мертвецов… – сказал Шмыга и поднялся с кресла, и сложив вчетверо анкету, спрятал ее в карман. – Это еще ничего не значит.
– Ты о чем? – не поняла Варвара Федоровна.
– О своем, о личном, – бросил он, прохаживаясь вдоль высокой кровати с горкой подушек на пуховом одеяле поверх цветастого покрывала.
Он твердо помнил, что сновиденческих образов, прямо предупреждающих о скорой смерти, немного – как правило, это образы, связанные со свадебным ритуалом, если таковой в действительности не предвидится, путешествиями за море или океан, катастрофами летательных аппаратов, будь то архаичный воздушный шар или современный лайнер и новейший вертолет. Активно используются образы отъезда, в которых присутствуют элементы подъема вверх – покупка билета для поездки в далекую страну, посадка на самолет, на борт корабля…1
А в данном случае – куда-то прилетела, что-то увидела… Попробуй разберись, где шлялась ее душа, томимая то ли горем, то ли бездельем. Чтобы точно вычислить, к чему она видела разобранные постели, надо знать гораздо больше, чем заключено в этой картинке. Сновидение – это ответ на вопрос, которым томится человеческая душа. Не зная, чем мучилась сновидица, какая проблема беспокоила ее душу накануне сновидения, трудно понять ответ. Это все равно что подслушать обрывок разговора.
Вот на этом месте остановимся! Он не занимается следствием, он больше не лезет в чужие человеческие судьбы, он просто толкует сны!
– И что мне ей передать? – спросила бабушка Варя, с внезапной тревогой следя за его перемещениями по комнате.
– Как обычно. Поскольку нам неизвестно, когда видела свой сон – под утро или глубокой ночью, поскольку мы не знаем обстоятельств ее жизни в последний период, посоветуй ей на неделю отменить запланированные поездки, командировки, пусть меньше волнуется, обратит внимание на свое здоровье, откажется от неожиданный рискованных предложений, если таковые возникнут в течение ближайшей недели. Этого достаточно. На сегодня все?
– Все – когда я скажу! – неожиданно отрезала потомственная гадалка, забирая у него анкету мадам Икс. – Сиди. Меня уже полчаса дожидается Надежда Ильинична из Власова. Сын у нее летчик, за него беспокоится. Послезавтра ему в рейс, а кошмары ни ему, ни ей покоя не дают. Выйди к ней, поговори.
– Варвара Федоровна, – грозно возвысил голос бывший детектив. – Мы с вами договаривались – обо мне никто не должен знать!
– Помню. И голосок свой пропитый не повышай. Знаю, что делаю. Мы оговаривали с тобой, в случаях исключительных…
– Но я решаю, когда исключительный случай, а когда нет!
– Как же не исключительный, когда Надежда Ильинична платит тысячу рублей, чтоб ей досконально все объяснили?! Нам за такие деньжищи тридцать клиентов обслужить надо.
– Тысячу? – с сомнением в голосе переспросил Шмыга. – Не врет?
– Уже заплатила. Потолкуй, и два дня отдыхать можешь.
– Два дня – и тысячу рублей?
– Да-да, сколько раз могу повторять. Поговоришь с ней, прокатишься во Власово, потолкуешь с ее сынком…
– Что значит «прокатишься»? – опешил бывший детектив. – О катаньях вы ничего не говорили! И куда, во Власово? Да вы что! Совсем рехнулись?
– Это ты скоро рехнешься со своим маршрутом – в чипок и обратно. А тут съездишь, свежим воздухом подышишь, солений деревенских откушаешь… Мастерица она насчет солений. Сейчас попробуешь, она баночку опят маринованных привезла. Пока беседуешь, картошечки отварю, свининки пожарю, как ты любишь, тонкими ломтиками. Кто ж тебя голодным в командировку отправит. Иди, родной, иди.
Умела старушка уговаривать, умела.
– Ну, смотрите, Варвара Федоровна, – с раздражением проговорил Иван Петрович, делая вид, что он еще ничего не решил и последнее слово за ним. – Если дело-пустяк, то… вам придется вернуть эту тысячу. Он хотел добавить обидное словечко по поводу алчности «потомственной гадалки», но вдруг вспомнил жирные четкие буквы газетного заголовка «На месте падения Боинга 747…», и мрачное предчувствие появилось в его душе.
Некстати, очень некстати. Еще пять минут назад он с великим облегчением говорил себе, что больше никогда не влезет в перипетии чужих житейский судеб, и вот тебе на! Как говорится, никогда не говори «никогда».
– Ну, что там у вас? – высокомерно бросил он, присаживаясь перед расточительной посетительницей, маленькой суетливой женщиной в серой вязанной шапочке и таком же сером китайском пуховике, который она так и не сняла, несмотря на уговоры Варвары Федоровны. Лишь расстегнула верхние пуговицы.
Женщина стала говорить, безостановочно, будто привыкла к тому, что ее всегда перебивают. И чем больше ее слушал представитель потусторонних сил, тем больше мрачнел и раздражался. На кошмары, которые якобы мучили ее, она особо не напирала.
– Стиральную машину, новую, лы джи называется – оставил ей; телевизор хутачи, за который кредит еще не выплатил – оставил. Ушел в одном костюме, ведь она за пять лет, которые они прожили вместе, ему даже рубашки не купила! А как он любил ее, как любил. У меня, пенсионерки, не гнушался денег брать, когда его Ланочке на вечернее платьице не хватало!
– Я так понимаю, это второй брак у него? – еле успевал вставлять вопросы бывший дознаватель.
– О первой невестке тоже ничего хорошего сказать не могу. Плохого тоже. Детей не было, что жили, что нет… А вот к Ланочке сердцем присох. Не иначе эта ведьма приворот на него сделала.
И опять в том же духе и почти теми же словами. Если бы не полученная бабушкой Варей тысяча рублей, Иван Петрович давно бы плюнул и сбежал, поскольку даже обещанные маринованные опята с жареной свининой не компенсировали моральный ущерб, причиненный жалобами оскорбленной свекрови.
– Вы говорили, что вас беспокоят кошмары?
– Вот их как раз плохо помню, – со смущенной и растерянной улыбкой призналась Надежда Ильинична. Левая рука ее задрожала, и она спрятала ее под стол. – Один помню. Да и не сон вовсе. Сплю плохо, бывает, что до рассвета глаз не сомкну.
«О, нет! – проскрежетал зубами Шмыга. – Ей просто некому выговориться. Соседи бегут от нее, как от чумы. Вот она уже платит деньги за то, чтобы ее выслушали! Все, поднимаюсь и ухожу!»
– Только носом клевать начинаю, как опять Игоречек, сынок, передо мной. Сидит, волос седой, грязными космами торчит, и будто пьет из чашки, точно той, что мать мне покойная оставила, вино и все никак напиться не может. И такая жалость мне сердце захлестывает! Не пей, сынок, шепчу я, не пей. А потом вдруг свет такой полыхает, глаза щемит. Проморгалась, и опять вижу его. Но теперь молодой красивый, улыбчивый, волос черный, смоляной, кудрявый, как в юности. Не переживай, говорит, мама, мне очень хорошо. Вот, значит, дошли до него мои слова.
Иван Петрович, уже готовый к тому, чтобы встать и оборвать бессмысленный разговор, насторожился. Знакомый холодок неясной тревоги, слабый, как легкое дуновение ветра, коснулся его сердца. Бедная мать действительно видела сон, и кошмарный. Как она его толкует – не имеет значения.
– Он что, выпивает у вас? Часто? – спросил он, закидывая ногу на ногу. Раздражение от бестолковой посетительницы сняло как рукой.
– Что вы! – испугалась Надежда Ильинична. – Как можно? Он – командир, за жизнь стольких людей отвечает. Давление поднимется – к полетам не допустят, а с перегаром и совсем не подходи. Позору не оберешься.
– Седой, сгорбленный, потом вспышка света и – он перед вами красивый и молодой… – задумчиво проговорил Шмыга.
С подобной метаморфозой в сновидениях он сталкивался. Но лишь в случаях, когда говорили об умерших. А Игорь Николаевич Волков, тридцативосьмилетний командир экипажа самолета ТУ-134М, принадлежащего компании «Южные авиалинии», выпускник Военно-воздушной академии имени Жуковского, награжденный двумя орденами «Мужество» во время двух чеченских войн, был на сегодняшний день жив. И более того, послезавтра выезжал в Москву, чтобы снова сесть за штурвал.
– Ну, а сын что говорит? Его кошмары не мучают?
– Не знаю, молчун он у меня. Спит сейчас за стенкой, в спальне нашей бывшей. Беспокойно спит. Ворочается, локтем о стенку стукается, я просыпаюсь, сердце бьется, лежу. Прислушиваюсь. Он только зубами скрипит и ругается: «Уйди, отец! Надоел!» С отцом у него отношения были сложные, тот ему в детстве частенько ремень прикладывал к одному месту, вот он до сих пор к нему недобрый.
– Когда ваш муж умер?
– Весной помер, – Надежда Ильинична привычно всплакнула, полезла за платком, но потом передумала. – Драчун был. Руки в молодости распускал. Но потом стал тихой, после инсульта, все больше на солнышке грелся…
Иван Петрович забарабанил пальцами по столу. Чутье многоопытную Варвару Федоровну не подвело. То, что он услышал, не обещало летчику ничего хорошего в ближайшем будущем. Была у Варвары Федоровны недавно одна клиентка. С мужем в разводе лет десять, но отношения с ним поддерживала – связывали дети. Пришла разгадывать странный сон – к авиации никакого отношения не имела, а приснился боевой вертолет, который пытался сесть на балкон ее квартиры в то время, когда с этим бывшим мужем выясняла отношения. Гул от винтокрылой машины стал нарастать, а затем внезапно по квартире разлился ослепительно белый свет. Когда он померк, то с мужем произошли разительные перемены – он стал намного моложе, лысина сменилась густой шевелюрой… «Он стал таким, каким был в то время, когда я в него влюбилась», – призналась женщина. – «Это мне укор, что я его оставила, да? Я его не смогла понять, что на самом деле он красив, по крайней мере, душой?»