ОБЭЖ (Общество Белградских Эмансипированных Женщин) - Бранислав Нушич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Госпожа Лазич (звонит колокольчик из-за спины госпожи Терзич). Дамы! Дамы! В такой накаленной обстановке собрание продолжатся не может! Я объявляю перерыв! О продолжении заседания будет объявлено особо!
Призыв госпожи Лазич тонет в общем шуме потасовки.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Снова тот же двор господина Лазича. Картина начинается как бы из-за такта, продолжая действие первой картины.
Дана. Но где ее найти? Я же никак не могу с ней встретится! Папа! Дело очень неотложное! Как мне быть, папа? Посоветуй!
Лазич. Хорошо, дочь моя. Я дам тебе совет: если дело столь неотложное… постарайся как можно скорее увидеться с мамой. (Уходит.)
Дана в каком-то оцепенении смотрит на дверь, в которую только что вышел отец, и возвращается в действительность в тот момент, когда в дверях появляется Душко.
Душко. В кафе напротив вас делают классный кофе. И я ждал, пока твой родитель уйдет из дома, а то бы пришел раньше…
Дана смотрит на него, думая о своем.
Теперь я здесь.
Дана. Вижу.
Душко. Ну и что?
Дана. Что «что»?
Душко. Это я пришел, что бы выяснить, «что»! Что это за истеричное послание? (Достав из кармана письмо и читает.) «Прежде чем я шагну в пропасть, мне надо с тобой встретится. Если ты не придешь, твоя совесть не оправдает тебя за случившееся». Какая-то сентиментальная чепуха! Что это — отрывок из «Мадам Бовари»? Пропасть… совесть… случившееся… А я из-за этого должен отменять теннис? Что все это значит?
Дана. Это значит, что одинокая несчастная девушка дошла до отчаяния.
Душко. Опять драма! Опять фразы! Можно же было просто написать: «Душко, милый! Приходи!» И я бы пришел.
Дана. Я так и писала, но ты не приходил.
Душко. Ты прекрасно знаешь, что у меня теннис и много всяких других дел.
Дана. У тебя всегда был теннис, всегда был кинофильм, однако ты приходил. А с некоторых пор не только не приходишь, но и избегаешь меня.
Душко. Избегаю? У тебя просто больное воображение!
Дана. Позавчера ты увидел меня на улице и бросился в переулок, как заяц.
Душко. Не бросился, а свернул. Видимо в переулке у меня были дела… И потом: объяснится на улице — это уж совсем низкий класс… Короче — зачем ты меня позвала?
Дана. Хочу спросить, что мы будем делать дальше?
Душко. Опять «мы»! Боже мой!
Дана. Хорошо. Что МНЕ делать дальше? Больше я скрывать не могу.
Душко. Да что за безысходность! Со всеми случаются такие вещи, и каждый их решает по-деловому. Это жизнь. Одна ты постоянно твердишь: что делать? Что дальше?
Дана. Мне кажется, что эта проблема качается нас обоих.
Душко. Во-первых, не вижу проблемы, а во-вторых, думаю, что тебе надо решить все обычным способом.
Дана. А ты? Ты и дальше намерен относится ко мне обычным способом?
Душко. Даночка! Не говори пошлостей! Ты унижаешь мое мужское достоинство.
Дана. Чем?
Душко. Тем, что требуешь от меня чего-то… А я… Я просто не представляю, что я могу для тебя сделать! Что? Скажи, что? Посочувствовать? Я сочувствую… Могу посоветовать… утешить…
Дана. И все?
Душко. А что еще?
Дана (с ненавистью). Пошел вон! (Плачет.) Убирайся!
Душко (оглядевшись, пытается ее обнять). Ну, воробушек… Ну, не надо… Раскрой мне свои крылышки… Ну, пойдем к тебе… Я все равно отменил теннис…
Дана (отталкивает его). Убирайся с глаз моих! Слышал?!
Душко (сухо). Так. В конце концов я сделал все, что мог. На большее я не способен. (Уходит.)
Дана, Заре.
Заре (подросток лет пятнадцати). Я принес письмо для отца.
Дана (берет письмо). Почему ты его распечатал?
Заре. А почему нет? Отец мои письма тоже распечатывает. Он — мои. Я — его. Взаимопроникновение. Диффузия. Кстати, письмо неинтересное. Директор гимназии сообщает отцу, что я уже восемь дней не посещаю занятия. Это я и без него знаю.
Дана (бросает письмо). Мне все равно.
Заре. Мне тоже. Пусть отец и директор гимназии сами ломают голову. Дети не обязаны вмешиваться в дела отцов.
Дана. Ты его хотя бы передай.
Заре (Указывая на пол). Вот оно лежит. Пусть сам возьмет. Я не почтальон… На кухне есть что-нибудь перекусить? Я не приду обедать.
Дана. Не советую вообще ходить на кухню. София говорит, что ты украл у нее девять динар, которые остались после рынка.
Заре. Девять динар! Тоже мне деньги!.. И вовсе не украл, а взял с полки…
Уходят. Софи, потом Ружица.
Софи (увидев, что комната пуста). Ружица!
Входит Ружица, девочка лет двенадцати-тринадцати.
Здесь никого нет. Прочти-ка мне вслух (Протягивает Ружице письмо.) Чья подпись?
Ружица (читает). Славко.
Софи. Славко! Ой, я не выдержу! Что он пишет?
Ружица. А кто такой Славко?
Софи. Шофер такси, сорок четыре двенадцать! Ой, я не выдержу! Читай!
Ружица. А что это он вдруг тебе пишет.
Софи. Влюбился! Читай же!
Ружица (читает). «Милая Софи вы мне очень правитесь в среду…»
Софи. Ну?
Ружица. Здесь ни точек, ни запятых.
Софи. Читай как есть!
Ружица (Продолжает.) «… в среду помните мы с вами разговаривали с тех пор… я хочу вас целовать в сердце… в сердце у меня слабость и еще много всего… Много всего хочу вам сказать и встретится в четверг до гроба… до гроба ваш Славко».
Софи. Ой, я не выдержу! И все здесь написано?
Ружица. Да.
Софи. Ну почему я неграмотная?! Все мать, царство ей небесное. Кто шибко грамотный, тот рожать не может… Теперь вот даже письмо любовное прочесть не могу.
Ружица. А он красивый?
Софи. Еще какой! Фуражка! Форма!
Ружица. А высокий?
Софи. Не знаю. Он в кабине сидел, когда мы с ним разговаривали.
Ружица. А как же Спира?
Софи. Что ж я теперь, всю жизнь со Спирой буду? Хватит! И так четыре месяца встречались.
Ружица. Спирее тоже идет форма.
Софи. Ну а как же. Плохо только, что он пожарник. Целый день спит, а ночью завоет сирена — он вскакивает и бежит как сумасшедший…
Ружица. Зато у него каска.
Софи. А у Славко — гудок: аву ва! Аау ва! Ой, не могу! Аж дрожь в коленках! Давай ему ответим, а?
Ружица (берет со стола бумагу). Диктуй.
Софи. Пиши. Дорогой мой Славко! Вы мне тоже ужасно нравитесь, я даже помню номер вашей машины…
Ружица. А это зачем? Я вот «Три мушкетера» читала, так там барышня мушкетеру любовное письмо писала, и там про номера ни слова.
Софи. Пиши! Пусть видит, что я о нем все время думаю. Дальше. Скажи ему так: мол, проедьте в субботу после обеда мимо нашего дома и прогудите, а я, мол, буду стоять у окна и слать вам воздушные поцелуи… Написала?
Ружица. Угу.
Софи. И в конце напиши: обнимает вас до самого гроба ваша Софи. Написала? Теперь положи в конверт и напиши его имя.
Ружица (кладет письмо в конверт). А адрес?
Софи. Адрес? Откуда я знаю его адрес? А ты напиши: дорогому моему Славко-таксисту.
Ружица. Думаешь, дойдет?
Софи. А не дойдет — значит не любит!
Ружица. Ты знаешь, Софи, когда я пишу для тебя письма, мне всегда грустно.
Софи. Почему?
Ружица. Умею так красиво писать, а писать некому.
Софи. А этому?
Ружица. Кому?
Софи. Гимназисту, который за тобой бегает.
Ружица. Драгану?.. Не знаю, писать ему или нет… Он мне вообще-то нравится, но ведь и Савва Демянович мне тоже нравится.
Софи. А ты делай так: четыре месяца — Драган, а потом четыре месяца — Савва, а там видно будет.
Ружица (раздумывая). Можно и так.
Софи (Заметив на полу письмо, брошенное Заре). А это что за конверт?
Ружица. Не знаю… (Читает.) «Уважаемый Господин Лазич! Ваш сын Светозар восьмой день не посещает занятия. Поскольку число прогулов превысило все нормы и оценки, у Свнтозара по всем предметам неудовлетворительные, то я с прискорбием должен сообщить вам об этом. Директор гимназии…» Ой я опоздала на урок!