Журнал «Вокруг Света» №07 за 2009 год - Вокруг Света

В Доме-музее Сервантеса в Эскивиасе, где писатель жил в гостях у дона Алонсо Кихады, одного из прототипов Рыцаря, — часто можно слышать перезвон детских голосов. Экскурсии сюда — непременный пункт программы в школах Ла-Манчи

Глава 1. На первой родине героя

В некоем селе ла-манчском под названием Эскивиас жил в свое время, а именно в 80-х годах XVI века, небогатый человек по имени Алонсо — то ли Кихада, то ли Кехана. Был он благородного происхождения, но всего лишь идальго, то есть не имел ни титула, ни поместий, а мог похвастаться только старинным семейным древом (собственно, испанское hidalgo — это сокращенное hijo de alguien, «чей-то сын», а значит, не без роду и племени) да сословным правом не платить налогов и сидеть в церкви близ алтаря, на почетном возвышении. Еще у него был добротный двухэтажный дом с погребом, жена и, кажется, даже дети, но больше всех сеньор Алонсо любил правнучку своего кузена — маленькую Каталину де Паласьос-и-Саласар. Должно быть, он часто нянчил ее на коленях и, чтобы развлечь, читал ей что-нибудь из своей прекрасной библиотеки, известной в те времена ученым людям даже в далеком Толедо («целых» 47 километров отсюда). Когда девочка выросла и вышла замуж, добрый идальго уже совсем состарился и его чудачества усугубились. Он окончательно забросил хозяйственные дела, все больше читал, а однажды и вовсе объявил, что удаляется в Толедо, где поступит в монастырь тринитариев. 19-летняя Каталина, сказал сеньор Кихада или Кехана, может, если пожелает, жить в его доме с мужем, чтобы тому в Эскивиасе не пришлось делить кров с тещей. Муж предложение идальго-книгочея принял с радостью. А в благодарность, очевидно, решил положить любопытные черты его личности в основу какого-нибудь произведения, ибо среди сотни профессий, в которых с ранних лет до старости пробовал себя этот беспокойный человек, была и литература. Как нетрудно догадаться, супруга-литератора звали Мигель де Сервантес Сааведра. В приходской книге местной церкви есть запись о том, что священник «заключил брак между Мигелем де Сервантесом из Мадрида и Каталиной де Паласьос из Эскивиаса» (запись можно увидеть и сегодня, и мы ее видели).

...Удивительное дело: всего несколько десятков километров от спесивого и делового Мадрида , а воздух и атмосфера — совершенно другие. Именно «манчегос» — ла-манчские. Здесь, к юго-востоку от столицы, начинается часть Кастилии, название которой, как говорят нам лингвисты, происходит от арабского то ли «аль-манса» — «безводная земля», то ли «манъя» — «высокая равнина». Но испанскому уху хочется слышать его без затей на родном языке как la mancha — «пятно». Это и вправду цельное округлое пятно размером в 30 000 км2 на теле Иберии — долина между горами Сьерра-Морены на юге, за которыми уже Андалусия , и Леонским нагорьем на севере. Вот пространство «Дон Кихота». Характер этих мест — дремотный покой, всегда готовый взорваться лихорадочным огнем.

Весенним утром большая, в несколько тысяч жителей, деревня Эскивиас еще толком не проснулась. Только несколько хмурых стариков в черных по старой франкистской моде беретах выползают из ворот намывать самого разного рода памятники сервантесовского цикла, от традиционных до концептуальных: дону Мигелю, Дон Кихоту, юной Каталине Паласьос.

В романе нет полноценного главного женского образа, не считая отсутствующей Дульсинеи, но тут и там появляются смекалистые, с лукавыми усмешками и быстрыми движениями служанки, авантюристки, рассудительные Тересы Пансы и прочие представительницы хитроумного пола, служащие его украшением. Хранительниц музеев там, конечно, нет. Но одна из них попалась на нашем пути.

Северные пределы большой равнины Ла-Манча с древних времен охраняет неприступная крепость Куэнка. На 2016 год она назначена ЮНЕСКО культурной столицей Европы, а во времена Сервантеса этот город славился производством лучших в Испании тканей

Лет сорок назад здесь родилась девочка, которую назвали Сусаной. Росла она с братьями и сестрами в дедовском доме. В положенный срок окончила школу, уехала в большой город учиться в университете. Дед тем временем продал свое просторное жилище государству, и никогда студентка не увидела бы больше родных комнат, если бы не то обстоятельство, что дом их, как выяснилось, некогда принадлежал… идальго Алонсо Кихаде, а спальней девочки был кабинет классика испанской литературы. Получив диплом историка, Сусана Гарсиа в конце 1990-х стала директором Дома-музея Сервантеса в Эскивиасе. Такие вот бывают кольца у судеб.

 — Нет, по совести сказать, кихотов я тут мало видела. Особенно с тех пор, как сама ими занимаюсь. Чтобы чувствовать кихотский дух, надо все же роман прочитать хоть раз, а в Эскивиасе, бьюсь об заклад, его каждый второй не читал. Санчо Панс, правда, больше — в том смысле, что народ знает массу поговорок и не лезет за словом в карман. А также любит поесть и помечтать. А с другой стороны, дух все же, видимо, разлит в воздухе. Вот смотри — в детстве я сидела в этой самой комнате, глядела в окно, витала в облаках. Потом выяснилось, что в это же окно смотрел Сервантес и так же в облаках витал. И как я поступила вместо того, чтобы делать карьеру? Вернулась сюда и пялюсь в то же окно.

Сусана рассмеялась с легким оттенком печали, и мы продолжили прогулку по их с Кихадой и Сервантесом дому, где в 1994 году официально устроили экспозицию. Восстановить обстановку оказалось нетрудно. Устройство домов XVI века всем и поныне хорошо известно в ла-манчских деревнях — ведь народ в основном в них и живет. Без труда установили, где находились кладовки и кухни. Завезли аутентичные жаровни и посуду. Расчистили комнату, которая — единственная — подошла под кабинет, где наверняка работал Сервантес.

 — А тут нашлась кладка старого камина, значит, это была спальня. Мы ее называем «колыбель Кихота», ведь старик Кихада тоже когда-то здесь спал! Набор предметов в «колыбели» — хрестоматийно-кихотский: старые доспехи, портрет не менее старого дона Алонсо, пресловутый бритвенный таз, он же шлем Мамбрина…

 — Слушай, Сусана, — сказал я новой знакомой, — открой мне тайну: почему этот шлем всегда изображается с выемкой на боку? Моя провожатая молча сняла драгоценную реликвию со стены и приложила ее «щербинкой» к шее: «Это же таз для бритья — чтобы пена не капала».

Интересно, много ли моих читателей додумались до этого раньше? Или я один так недогадлив? Ну да Бог с ними — пора дальше в «Дорогу Дон Кихота».

Панорама Толедо — столичного города, казавшегося героям Сервантеса очень большим, а по нашим меркам не дотягивающего и до российского райцентра, — сохранилась фактически нетронутой с XVI— XVII веков

Глава 2. Столица ла-манчская

Дон Кихот и Санчо Панса избегали больших городов — им, носителям по преимуществу сельской чести, они, возможно, инстинктивно претили. С сегодняшней точки зрения город Толедо в глубокой излучине немноговодной реки Тахо можно назвать большим только в насмешку. Он насчитывает около 82 000 жителей — всего на 20 000 больше, чем во времена Сервантеса. И все-таки и сегодня это столица Ла-Манчи, как некогда был он столицей всего Кастильского королевства.

Мигель Сервантес бывал в Толедо десятки раз. Здесь, при монастыре Сан-Хуан-де-лос-Рейес, жил монахом-францисканцем один его шурин — брат Антонио де Саласар. Другой, Родриго, тоже обитал в этом головоломном лабиринте улиц. Ну и кроме того в Толедо находились доходные дома тещи дона Мигеля, управление которыми она, вопреки молве о ее нелюбви к пожилому и бедному зятю, передала именно ему. Теперь от этих добротных зданий не осталось и камня — бог весть почему, ведь это редкость для города, где почти в неприкосновенности сохранилась чуть ли не вся средневековая застройка, где дети гоняют мяч по булыжникам, на которые с христианских мечей стекала кровь мавров, и где мелкие предприниматели покупают у муниципалитета под винные бары заброшенные древнеримские погреба.

Будто некая посмертная цензура вычеркнула из списка рукотворных памятников Сервантесу те, что находились в Толедо. Зато если кто возьмется искать культурные источники, сформировавшие личность создателя Дон Кихота, задастся вопросом: откуда взялся этот автор с его скрытым религиозным нигилизмом, вселенской иронией, кругозором, ученостью, выхваченной не из монастырских или университетских стен, а словно бы из воздуха, — тот должен отправиться именно сюда.

Мы с толедским историком и экс курсоводом-любителем Рикардо Гутьерресом бессистемно петляем немыслимыми маршрутами, которые не имеют ничего общего с теми, что описаны в путеводителях («Тут же как с «Дон Кихотом», — доказывает Рикардо, — по сути роман — собрание новелл»), и наконец он выводит нас с неожиданной стороны к Кафедральному собору.