Семейство Борджа - Дюма-отец Александр

Фердинанд оценил Александра с присущей ему проницательностью, что, впрочем, не помешало ему, как мы вскоре увидим, первому заключить с ним союз.

Герцогство Миланское номинально принадлежало Джан Галеаццо, внуку Франческо Сфорца, который 2 февраля 1450 года стал правителем против воли жителей герцогства, и завещал его Галеаццо Марии, отцу юного принца.[24] Мы говорим номинально, поскольку подлинным правителем Милана был в то время не законный наследник, а его дядя Лодовико[25] по прозвищу Моро, что означает Тутовник, которое было ему дано из-за изображенного в его гербе тутового дерева. Изгнанный вместе с двумя братьями из Милана – Филиппом, который был отравлен в 1479 году, и Асканио, который впоследствии стал кардиналом, Лодовико вернулся туда через несколько дней после убийства Галеаццо Марии, происшедшего 26 декабря 1476 года в церкви Сан-Стефано, и стал регентом при восьмилетнем герцоге. Лодовико правил герцогством вплоть до двадцатидвухлетия принца и, по всей вероятности, правил бы и дальше, но несчастный юноша захворал через несколько дней после того, как выразил желание взять власть в свои руки, и в городе стали поговаривать, что его отравили одним из тех медленно действующих, но смертельных ядов, жертвой которых в ту пору государи становились весьма часто: даже если кто-нибудь из них заболевал самой обычной болезнью, причину ее обычно приписывали чьей-то выгоде. Как бы там ни было, Лодовико удалил слабого и неспособного заниматься делами герцогства племянника в цитадель Павии, где тот медленно угасал на глазах его жены Изабеллы, дочери Фердинанда Неаполитанского.

Что же до Лодовико, это был честолюбивый, смелый и хитрый человек, который не чурался при нужде ни меча, ни яда и был полон решимости занимать место племянника независимо от того, умрет тот или нет.

Флоренция хотя и продолжала называться республикой, но постепенно теряла все свои свободы и фактически, хотя еще не юридически, принадлежала Пьеро Медичи, которому, как нам известно, Лоренцо завещал ее, словно отчее добро. К несчастью, сыну было далеко до своего высокоталантливого родителя: он был красив, тогда как Лоренцо отличался редкой уродливостью, имел приятный мелодичный голос, тогда как Лоренцо всю жизнь гнусавил, знал греческий и латынь, легко поддерживал беседу и импровизировал стихи почти с тою же легкостью, как это делал тот, кого называли Великолепным, – все справедливо, однако будучи невеждой в вопросах политики, он относился с заносчивостью и высокомерием к тем, кто пытался просветить его в этом отношении. Впрочем, Пьеро предпочитал удовольствия и женщин, беспрестанно занимался физическими упражнениями, которые позволяли ему блеснуть в глазах представительниц прекрасного пола, главным образом игрой в мяч, в коей был необычайно силен, и поклялся, что, как только закончится траур, он заставит говорить о себе не только Флоренцию, но и всю Италию благодаря роскоши своего дворца и шуму своих празднеств. Так по крайней мере решил Пьеро Медичи, но судьбе было угодно распорядиться иначе.

Что же касается светлейшей Республики Венеция, в которой правил дож Агостино Барбариго, то к тому времени, когда начинается наш рассказ, она достигла высшей степени блеска и могущества. От Кадиса до Азовского моря не было ни одного порта, который был бы закрыт для тысяч ее судов; в Италии, кроме лагун вдоль побережья и старого герцогства Венецианского, она владела провинциями Бергамо, Брешия, Крема, Верона, Виченца и Падуя. Кроме того, в ее владении находились Тревизская марка, состоявшая из областей Фельтре, Беллуно, Пьеви-ди-Кадоре, Ровиго и принципата Равенна, Фриули без Аквилеи, Истрия без Триеста; на восточном побережье Адриатики она владела Зарой, Спалато[26] и прибрежными районами Албании; в Ионическом море ей принадлежали острова Закинф и Корфу, в Греции – Лепанто и Патры, на Пелопоннесе – Корони, Наполи-ди-Романе и Аргос и, наконец, на островах архипелага – множество небольших городов и поселений, не считая Крита и королевства Кипр.

Таким образом, начиная от устья По и кончая восточной оконечностью Средиземного моря, светлейшая республика владела всей прибрежной полосой, а Италия и Греция казались ее предместьями.

В местах, не захваченных Неаполем, Миланом, Флоренцией или Венецией, правили мелкие тираны, пользовавшиеся на своей территории абсолютной властью: семейство Колонна – в Остии и Неттуно, Монтефельтро – в Урбино, Манфреди – в Фаэнце, Бентивольи – в Болонье, Малетеста – в Римини, Вителли – в Читтади-Кастелло, Бальони – в Перудже, Орсини – в Виковаро и герцоги д’Эсте – в Ферраре.

И наконец, в центре огромного круга из могучих держав, второстепенных государств и мелких тираний возвышался Рим – самый благородный, но и самый слабый из всех, без влияния, территории, войска и денег.

От новоизбранного папы требовалось вернуть городу все это; поэтому давайте посмотрим, что за человек был Александр и годился ли он для столь важной миссии.

Родриго Лансоль родился в испанском городе Валенсия в 1430 или 1431 году; как утверждают многие историки, по материнской линии он принадлежал к королевскому роду, который, прежде чем подумать о папской тиаре, претендовал на корону Арагона и Валенсии. Уже в детстве мальчик отличался быстрым умом, а повзрослев, стал выказывать большие способности к наукам, главным образом в области права и юриспруденции; он выдвинулся как адвокат и своим даром обсуждать самые тонкие вопросы вскоре снискал себе славу. Однако это не помешало ему оставить внезапно карьеру правоведа и податься в военные, пойдя таким образом по стопам отца, но, доказав в нескольких кампаниях свое хладнокровие и мужество, он почувствовал отвращение и к военному делу. Как раз в это время умер его отец, оставив сыну значительное состояние, и молодой человек решил вообще ничем не заниматься, идя на поводу у своих капризов и фантазий. Примерно в ту же пору он сделался любовником некоей вдовы, имевшей двух дочерей. Когда вдова умерла, Родриго взял дочерей под свое покровительство: одну отдал в монастырь, а вторую сделал своей любовницей, поскольку она была неописуемо хороша собой. Это и была знаменитая Роза Ваноцца, родившая ему пятерых детей: Франческо, Чезаре, Лукрецию и Гоффредо; как звали их пятого ребенка, неизвестно.

Отойдя от общественной деятельности, Родриго был целиком погружен в любовные и отцовские радости, когда узнал, что его дядя, любивший племянника, словно родного сына, избран папой и принял имя Каликста III.[27] Однако в ту пору молодой человек был пленен своей дамой сердца до такой степени, что честолюбие в нем умолкло и новость огорчила его; он решил, что теперь ему волей-неволей придется возвратиться к общественным обязанностям. В результате, вместо того чтобы лететь во весь опор в Рим, – как сделал бы на его месте любой, – он ограничился тем, что написал его святейшеству письмо, в котором просил дядю не оставлять его своими милостями и желал ему долгого и успешного понтификата.

Среди множества честолюбцев, сразу же окруживших нового папу, такая сдержанность родича показалась Каликсту III удивительной: он знал, какими достоинствами обладает Родриго, и теперь, осаждаемый со всех сторон посредственностями, оценил скромного молодого человека еще выше и в ответном письме заявил, что тот должен немедленно сменить Испанию на Италию и Валенсию на Рим.

Это письмо вырывало Родриго из блаженства, в котором он пребывал и которое могло превратиться в оцепенение среднего обывателя, не вмешайся в это дело судьба. Родриго был богат и счастлив, свойственные ему дурные наклонности исчезли или, по крайней мере, утихли; его пугала сама мысль сменить теперешнее сладкое существование на жизнь, полную честолюбивых волнений, поэтому он оттягивал свой отъезд в Рим, надеясь, что дядя о нем позабудет. Однако этого не произошло: через два месяца после того, как Родриго получил письмо его святейшества, в Валенсию прибыл римский священник, который привез ему бенефиций, дававший двадцать тысяч дукатов годового дохода, и строгий приказ немедленно вступить в пожалованную ему должность.