Одиссея Георгия Лукина - Евгений Дубровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вас они, значит, тоже…
– Приблизительно.
Парень подошел ближе и начал разглядывать меня, а я его. Был он ниже среднего роста, худой, но не тощий. Чернобородый правильно определил: жилистый. Волосы у новичка были редкие, коротко остриженные и очень черные.
– Как вас зовут?
– Роман.
– Георгий.
– Очень приятно.
Эта фраза выглядела нелепо.
Мой новый знакомый взял одеяло.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Можно было подумать, что мы являемся героями приключенческого романа в духе «Графа Монте-Кристо». «Граф, вы должны умереть. Облегчить вашу участь никто не в силах. У вас есть предсмертное желание?» – «Да». – «Назовите его. Если это не затрагивает моей чести, я даю вам слово, что выполню его». – «Это не тронет вашей чести. Разрешите мне сорвать вон ту розу». – «Граф, вы благороднее даже, чем я о вас думал. Разумеется, я разрешаю вам сорвать эту розу». – «Благодарю вас. Позвольте, барон, преподнести эту розу вам». – «Я глубоко тронут, граф, и тем не менее я должен вас убить». – «Это ваш долг, барон». – «Спасибо, граф». – «Пожалуйста, барон».
– Вы здесь давно? – спросил Роман, вытираясь одеялом.
– Достаточно, чтобы все осточертело.
– Они хоть сказали, за что нас…
– Не больше, чем вам.
Я рассказал Роману все, что со мной произошло. Он слушал, вздыхая и потирая ушибленное колено. Затем поведал мне свою историю. Я записал ее так, как запомнил.
ПОСЛЕДНИЙ ВОЛЬНЫЙ ДЕНЬ РОМАНА СУНДУКОВА
В деревню Большие Мтищи, где его похитили, Роман приехал к своей тетке на летние каникулы. Было еще одно обстоятельство, которое выманило Романа из прохладных московских библиотек: у Романа кончились деньги. Сначала Роман отдавал самому себе грозный приказ расходовать в день не рубль, а полтинник, потом эта сумма уменьшилась до двадцати пяти копеек, но со временем, когда в кармане осталась классическая комбинация из трех пальцев и когда однажды Роман позавидовал бежавшему мимо кобелю с костью, Сундуков принял решение ехать к тетке в Мтищи. Было очень стыдно ему, Роману Сундукову, студенту философского факультета, читавшему в подлиннике Канта, Гегеля и напечатавшему статью в солидном научном журнале, ехать в поезде зайцем, прятаться от проводников.
Тем не менее Роман благополучно добрался до тетки, если не считать потери рукава у новой куртки, оторванного мощной рукой стрелка железнодорожной военизированной охраны. Тетка, единственная оставшаяся родственница, сестра погибшей в оккупации матери Романа, пришла в ужас, увидев худого, заросшего, оборванного племянника, всегда к одежде относившегося очень щепетильно. Роман соврал, что его обворовали и избили. Ему было стыдно перед доброй теткой, которая отказывала себе во всем, но высылала ему деньги регулярно. Дело в том, что последние деньги Роман ухлопал на приобретение редчайшего полного собрания сочинений Платона. Раза два-три в месяц, когда у него были деньги, Сундуков посещал базар, вернее букинистический ряд. Чего здесь только не было! Здесь всегда были тишина и порядок. Здесь торговались вполголоса, деликатно шуршали желтыми страницами.
Роман сразу обратил внимание на старичка профессорской наружности. У него была седая бородка клинышком, пенсне. Перед профессором возвышалась солидная стопка книг в толстых кожаных переплетах. «Платонъ. Сочинения», – прочел Сундуков. Платона торговал колхозник, несмотря на жару в теплой кепке и с мешком, в котором бился и гоготал гусь. Непонятно, зачем дядьке потребовался Платон, но тот обязательно хотел его иметь. Возможно, его покорил кожаный переплет. Старичок колебался. С одной стороны, мысль, что великий философ пойдет неизвестно на что, может быть, на сапожные стельки, коробила совесть старичка; с другой, колхозник умело использовал преимущества реально гогочущего гуся над абстрактной мыслью.
– На зернышке вырос, – говорил он, подбивая гуся ногой, чтобы он сильнее гоготал. – Хошь, в комнате держи, к осени на полпуда потянет, а хошь, щи из него свари. Жирнющие будут. Помянешь мое слово. На зернышке одном кормлен. Окромя каши да хлебушка ничего не давали.
– Это его резать надо, – мямлил старичок профессорской наружности.
– Вот делов-то. Да хошь, я его тебе задарма зарежу?
Наверное, все-таки гусь перетянул бы Платона, но тут в торг вступил Роман Сундуков. Он стал горячо убеждать старичка продать ему сочинения великого философа. Продавать их на стельки или еще неизвестно на что – это же преступление! В конце концов пристыженный старичок сдался. Он перевязал бечевкой кипу томов и вручил ее Роману.
– Пользуйтесь, молодой человек, на здоровье. Великий ум был.
Бережно обнимая книги, Роман зашагал с базара, Однако не прошел он и нескольких шагов, как его толкнули, книги выпали, бечевка лопнула, и Сундуков остолбенел. Один из томов Платона при падении раскрылся. Вверху крупными буквами было напечатано:
«СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ОККУ…»Нехорошее предчувствие овладело Романом. Он схватил том и принялся листать его дрожащими пальцами. Замелькали сообщения Совинформбюро, фотографии солдат, танков, орудий, репортажи Ильи Эренбурга из освобожденных городов. Роман схватил другие тома. Там было приблизительно то же самое. Сомнений больше не оставалось: вместо сочинений Платона ему всучили порезанную подшивку «Правды» за какой-то военный год.
Бросив тома, Роман кинулся к букинистическому ряду. Но «профессора» и след простыл…
Первые три дня Роман Сундуков чувствовал себя в Больших Мтищах неплохо. Он отъедался, отсыпался и, так как у тетки никаких книг не было, читал найденный на чердаке невесть как там очутившийся финансовый отчет акционерного общества «Грибачев и К°».
Но потом его стала одолевать скука. Однообразная еда, состоящая из щей и пшенной каши с постным маслом, не вызывала больше воодушевления, финансовый отчет акционерного общества был прочитан от корки до корки. Единственным развлечением стало разъяснение по вечерам тетке сущности учения Платона, но ей вскоре так осточертел Платон, что она спокойно не могла слышать его имени.
Библиотека в Мтищах была скверная. Но самое главное – в Больших Мтищах абсолютно никто не интересовался философией. Пробовал было Роман поговорить о высоких материях с библиотекарем, с провизором в аптеке, но ни учение Платона, ни тем более Фейербаха не встретило у них сочувствия. Еще хуже обстояло дело с девушками. Сначала они были поражены, встретив в Больших Мтищах столичного студента с такими умными разговорами, потом – польщены и старались сделать Романа своей собственностью, чтобы его можно было показывать знакомым. Третьим этапом взаимоотношений Романа с девушками было их стремление начисто выветрить из головы ухажера философские теории.
– Ну его к черту, твоего Платона, – говорила какая-либо из них, прижимаясь к нему лунной ночью. – Скажи мне что-нибудь…
– Ты напрасно так, – обижался Сундуков. – Мы еще не представляем себе величия Платона. Философия Платона пронизывает не только всю мировую философию, но и мировую культуру. В европейской истории после Платона еще не было ни одного столетия…
– А Нинка как на нас зыркнула, когда мы с тобой пошли, – заметил?
– Подожди со своей Нинкой… Мировые религии…
– Скажи мне что-нибудь.
– Так вот я и говорю… Мировые религии…
– Ну и целуйся со своим Платоном! – кричала вдруг девушка и убегала, а на следующий день обходила Романа стороной.
В тот злополучный день Сундуков проснулся поздно. Тетка давно уже была на работе. Сквозь закрытые ставни в комнату лилось много солнца, и даже отсюда, из прохладной горницы, было видно, какая на улице стоит жарища. Роман встал, умылся, выпил молока и сел на табуретку. Больше делать было нечего. Предстоял длинный-предлинный день абсолютно безо всяких происшествий. Роман вспомнил, что тетка просила его сходить в магазин за солью и даже обрадовался возможности убить полчаса, а если удастся разговорить продавца, то и целый час. Сундуков взял сумку, деньги и вышел на улицу.
День действительно обещал быть жарким. Солнце неподвижно повисло над огородами, и в ту сторону больно было смотреть. Помидоры на огороде сникли, под их раскидистыми кустами сидели куры, раскрыв клювы. В куриных глазах были лень и тоска. Из конуры высунулся старый кобель, по ошибке получивший в детстве кличку Жучка и пронесший ее через всю жизнь, склонил набок голову, чтобы поприветствовать молодого хозяина, но передумал, скривился и положил голову на лапы. «И куда тебя несет в такую жару? – говорил весь его вид. – Сидел бы в прохладной хате и лакал молоко». «Может, и вправду вернуться, поспать еще немного?» – подумал Роман и даже остановился, но в это время с реки дохнул ветерок и принес запах мокрого камыша, лягушек, тины, размягченной смолы, стекающей с горячих бортов лодок, и тонкий сухой аромат песчаных пляжей… Какие ничтожные детали иногда резко поворачивают всю нашу жизнь. Не прилети именно этот порыв ветра именно в эту минуту, и ничего бы не было. Но порыв ветра прилетел. Сундуков вдохнул измученными легкими сложные запахи летней реки, мотнул головой и поплелся в сторону магазина, который располагался на крутом берегу реки. «Куплю соли и проваляюсь на песке до вечера», – лениво думал он, впрочем, не испытывая особого удовольствия от этой мысли. Роман не привык купаться в одиночку, а в Больших Мтищах днем почти никто не купался – все работали.