Кинжал и яд - Жюльетта Бенцони

После смерти Калигулы Агриппина с сыном вновь поселилась в своей вилле на Авентинском холме, но радовалась она недолго. Молодую женщину поджидали новые треволнения: с гибелью Калигулы она избавилась от смертельного врага, однако на троне уже восседал другой император. Все нужно было начинать заново!

Сменивший Калигулу император Клавдий приходился Агриппине дядей и считался слабоумным. В день убийства его вытащили из-за занавески, где он прятался, стуча зубами от страха, и поволокли на императорский престол. Впрочем, человек он был кроткий, тихий, образованный… и совсем не такой глупый, каким казался. На самом деле Клавдий долгое время успешно разыгрывал роль безобидного дурачка, что позволило ему уцелеть при всех государственных переворотах. Он сохранил жизнь — и это было самое главное, ибо жизнь со всеми ее радостями Клавдий любил, хотя ему давно перевалило за пятьдесят.

А еще он любил свою жену Мессалину, которая была лет на сорок его моложе: ее опасная красота воспламеняла его уже начинавшую стынуть кровь. Мессалина, чей злобный нрав не был ни для кого секретом, помыкала своим супругом, словно собачонкой на привязи… и ненавидела Агриппину, инстинктивно угадав в ней врага. А в таких случаях эта маленькая похотливая тварь мгновенно показывала зубы и пускала в ход когти. Она не желала, чтобы красивая вдовушка свободно разгуливала по Палатинскому дворцу и разыгрывала перед Клавдием роль нежной племянницы. Агриппина вполне могла пробудить в нем желание своими прелестями, и Мессалина не сомневалась, что соперница без зазрения совести использует любой шанс. Родственные отношения с Клавдием ничуть не помешают ей залезть к нему в постель и прогнать оттуда Мессалину. Поэтому кроткая Мессалина заявила Клавдию, что у нее сердце разрывается при виде печали и одиночества Агриппины, которая должна либо вступить в брак, либо не высовываться из своего дома на Авентинском холме. И вскоре вышел императорский указ, в котором Агриппине возбранялось появляться во дворце до тех пор, пока она не выберет себе нового супруга.

Вступить в брак? По правде говоря, Агриппина уже думала об этом: ее тяготило вдовство, из-за которого она оказалась в ложном и неуютном положении. Богатый, влиятельный и знатный мужчина всегда является наилучшей ширмой для предприимчивой женщины, тогда как бедную беззащитную вдову всякий может обидеть.

Но приказывать легко… куда труднее найти такого мужа, который отвечал бы всем требованиям разборчивой Агриппины. Она совсем было решилась на брак с невероятно богатым вдовцом Гальбой, однако этот глупец никак не желал расставаться с матерью покойной супруги — женщиной проницательной и решительной. Агриппине пришлось в этом убедиться в тот злополучный день, когда она без всякой задней мысли явилась к Гальбе с невинным дружеским визитом. Разъяренная фурия буквально вытолкала ее за дверь с криком:

— Прибереги свои улыбки и вздохи для другого, Агриппина! Гальбу ты не получишь! Ему не нужна вдова Агенобарба! Убирайся прочь!

Агриппина убралась, но не забыла внести имя старухи Юлии в свой черный список. Недолго будет мерзавка скрипеть, когда исполнится предсказание Локусты!

Именно тогда прославленный оратор Пассиен с робостью переступил порог племянницы Клавдия. С давних пор он обожал ее, не смея надеяться на взаимность, и лишь теперь, узнав о приказе Мессалины, дерзнул прийти. Пассиен заявил, что, если Агриппина согласится стать его супругой, он положит к ее ногам свое сердце, безграничную любовь и все состояние…

Состоянием этим отнюдь не следовало пренебрегать. Пассиен был, вероятно, богатейшим человеком Рима — разумеется, после императора. Он славился пристрастием к роскоши, и Агриппина, которой не слишком много перепало от имущества Агенобарба, сочла этот вариант приемлемым.

— Я всегда восхищалась твоим талантом, Пассиен, — сказала она с ободряющей улыбкой. — Я буду тебе верной и покорной женой.

Пассиен о таком и мечтать не смел. Он упал перед красавицей на колени, а затем ринулся зажигать факелы в честь бога Гименея. Через несколько дней торжествующая Агриппина устроила грандиозное празднество в своем новом дворце, куда пригласила дядю и «милую тетушку» — с единственной целью посмотреть, какую мину скорчит Мессалина при виде драгоценностей, которыми осыпал жену Пассиен!

Увы, брак с Пассиеном недолго радовал Агриппину, и недолго она утешалась мыслью, что стала самой богатой женщиной в Риме. Прежде всего, она очень скоро ощутила разочарование в своем супруге. Это был превосходный человек и в высшей степени талантливый оратор, но у него совсем не оказалось честолюбия — он был вполне доволен своей судьбой и не желал никаких перемен.

— Чего нам не хватает? — с нежностью говорил Пассиен жене. — У нас есть все: любовь, богатство, слава. И нет на свете женщины красивее, чем ты.

Безусловно, это звучало лестно, однако Агриппина могла бы многое сказать по поводу того, чего ей не хватает. Корона, пресловутая корона! Мысль о ней преследовала Агриппину, которая не оставила надежды в один прекрасный день завладеть ею.

Молодая женщина убивала время, выслеживая Мессалину, — насколько это было в ее силах. Интуиция подсказывала ей, что рано или поздно эта красивая мегера сделает какую-нибудь глупость и тем самым погубит себя. Разве не шептались люди о том, что время от времени императрица, закутавшись в тяжелый плащ, наведывается в подозрительные притоны Субурры, где, словно последняя проститутка, заводит шашни с гладиаторами и матросами? Агриппина была убеждена, что нужно лишь дождаться того момента, когда Мессалина совершит какое-нибудь непростительное безумство.

Пока же она целиком посвятила себя воспитанию сына, и можно смело утверждать, что юного Нерона не приводило в восторг такое материнское рвение. Агриппина требовала, чтобы он во всем превосходил сына Мессалины, молодого Британника, а это было делом совсем не шуточным. Нерон, любивший музыку и поэзию, вынужден был часами заниматься гимнастикой, принимать участие в бешеных скачках на лошадях, проходить полный курс обучения будущего олимпийского чемпиона — и все это ради того, чтобы мать насладилась его победами над сыном соперницы.

— Я хочу общаться с поэтами и с тобой, — жаловался он своему наставнику Сенеке. — Почему мать подталкивает меня к соперничеству с кузеном?

— Потому что надеется увидеть тебя на римском престоле! — отвечал испанский философ, посвященный во все тайны своей хозяйки. — Для этого ты должен стать самым сильным.

— Но это же смешно! — негодовал мальчик. — С того дня, когда я стану императором, никто не посмеет соперничать со мной.