Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Антология

– Не хочешь съездить посмотреть «Лаобинчэн», шеф? – Вошедшая Ду Цзюаньхун не направляется сразу к моему столу, а подходит с этими словами к окну в метре от меня.

Умеет же эта женщина выбирать позицию! Встала как раз там, где сияет солнечный свет, загородила его своим телом и ждет, пока я подниму голову, чтобы взглянуть на нее.

Я не тороплюсь, секунд через десять поднимаю голову, не поднимая век, но вижу чарующий солнечный свет на ее фигуре и очаровательную усмешку. Она понимает, что я смотрю на нее, и неторопливо приближается, как манекенщица. «Мать его, Ду Цзюаньхун, не устала еще кривляться?» – ругаюсь про себя. Но сколько бы я ни ругался про себя, на лице ничего не отражается. Уже привык к этим женским штучкам, когда они, не боясь надоесть, без устали кокетничают. Принимаю у нее список дел на сегодня и неспешно проглядываю, направляясь к стоящему у окна дивану, и только когда меня накрывает льющийся во все стороны солнечный свет, прочитываю: «09:00–10:00 – заседание совета директоров. В 12:00 обсуждение с начальником секретариата городской управы основной структуры производства экологически чистых продуктов, обед в ресторане “Уолл-стрит”. В 18:00 тайваньский коммерсант приглашает на ужин в ресторан “Красный терем”». Опять два застолья, от этой еды уже воротит!

– На ужин в восемнадцать не пойду. – С этими словами бросаю взгляд на наручные часы: ровно восемь тридцать.

– Управляющий Ван говорит, что этот тайваньский коммерсант господин Хуан настаивает на вашем присутствии, он уже провел несколько сделок с нашей ювелирной компанией Чжубао. По его словам, Хуан проявляет большой интерес к основной структуре производства экологически чистых продуктов и надеется на возможное сотрудничество с головной компанией.

– А ну-ка вызови мне сюда управляющего Вана. – Я яростно ткнул в телефон на столе. – Набери его мобильный. Немедленно. – Уже проговорив, вспомнил, что очень хочется по малой нужде, и торопливо удалился.

Когда я вернулся из туалета, Ду Цзюаньхун уже закончила разговор по телефону.

– Восемь сорок, через десять минут можно идти на совет директоров, он в девять. – Она сидела на диване, и произнесла это отрывисто, как военный, делающий краткий доклад.

Похоже, она за Ван Дунфана заступается, мол, он из добрых побуждений притащил этого тайваньского коммерсанта, чтобы тот принял участие в крупном проекте, на который компании надо выходить, а капитала недостаточно. И чего я так разозлился, непонятно. Похоже, она не собирается уходить из комнаты заседаний совета директоров, хочет посмотреть, как я разгневаюсь, когда войдет Ван Дунфан, и чем этот гнев вызван.

На нее я внимания не обращаю. Сижу в своем директорском кресле и звоню домой, жене.

– Сокровище мое! Поела? Ребенок в школе?

Пустая болтовня, можно было и не спрашивать. Но это для Ду Цзюаньхун пустая болтовня, а для жены – нет. Жена может подумать, что я начинаю заботиться о ней и о ребенке. Вообще-то хочется сказать жене что-нибудь легкомысленно-тошнотворное, чтобы выкурить Ду Цзюаньхун отсюда. Покосившись на нее, замечаю, что она смотрит на свежие цветы, делая вид, что не слушает, и чувствую, как игривые слова лезут назад в глотку.

Когда входит управляющий Ван, говорю:

– Иди займись делом, малышка Ду!

Ей ничего не остается, как уйти. Проходя мимо Ван Дунфана, еще и подмигивает ему. Думает, раз она спиной ко мне, так я и не вижу, как она глазки строит. Да я по одному движению головы и аккуратно спадающих на плечи волос в дверях уже вижу, что она делает ему знак глазами.

Сижу в кресле, опустив голову, и изучаю справочник компании. Управляющего Вана «мариную» перед столом. Гневаться я и не думаю, как предвкушала Ду Цзюаньхун, этот гнев неизвестно откуда взялся. Каким бы он ни был беспричинным, не могу же я ни с того ни с сего отругать своего высокопоставленного работника! Не сержусь, но и говорить ничего не говорю, посмотрим, как он себя поведет. Этого тайваньца я видел уже не раз, этакий дух обезьяны, нечистоплотный ловкач, соображает по мелочам, не очень-то он мне по душе. К этому застолью я сегодня не готов, вот и вызвал управляющего Вана, чтобы по крайней мере послушать, с чего вдруг этот тайванец проявляет интерес к моим планам по экологически чистым продуктам. Если что-то подходящее, пусть на него выходит Хэ Жэнь-цзи. Это мой однополчанин, капитан, заместитель главного управляющего.

– Шеф, этот тайванец как услышал, что вы – бывший военный, так очень захотел встретиться с вами. – Говорит управляющий Ван чуть слышно.

Не поднимаю головы, но знаю, что левая рука у него на правой в почтительном жесте. Управляющие филиалами не обращаются ко мне «президент совета директоров» и не величают почтительно «главный», для них я – «шеф». Мне тоже нравится, когда меня так называют. Возможно, кто-то из моих смышленых работников покопался в моем деле и выбрал это слово, чтобы выслужиться. Это слово действительно для меня в радость, потому что маршалов тоже называли «служивый»[8]. Но этого довода было еще недостаточно, чтобы я согласился встретиться с тайваньцем. Вот я и сидел, не поднимая головы. Потому что, подними я голову, надо будет что-то говорить, а заговоришь, надо будет давать какое-то заключение. Но я не мог допустить поспешного заключения до того, как обдумаю, до того, как он мне все разъяснит со всех сторон. Такая уж у меня привычка, и я считаю, что это отчасти похоже на стиль маршала Линь Бяо[9].

– Шеф, этот тайванец тоже военный, служил в морской пехоте и вроде дослужился до капитана.

Так, решение принято. Поднимаю голову и, глядя на управляющего Вана, четко произношу:

– Ну, раз военный, тогда встретимся! Только сегодня никакого бизнеса, сначала надо стать друзьями! Значит, решено – в «Лаобин-чэне»!

Управляющий вышел сияя. Я глянул на часы: до заседания еще сорок секунд.

Подошел туда, где из окна лился солнечный свет, уселся на диван, откинулся на спинку, все лицо залило солнце. Не палило, а ласкало. Я мог наслаждаться еще тридцать секунд.

– Едем в «Лаобинчэн», шеф? – Это вошла Ду Цзюаньхун.

– Нет.

– Не едем?

Наверняка она была ошарашена, хоть и спросила «Едем в “Лаобинчэн”», шеф?» будто походя, словно в этот «Лаобинчэн[10]» я точно должен был хотеть отправиться. Это новый проект, в который наша компания за год вложила больше всего средств. Руководил проектом лично заместитель генерального директора Хэ Жэньцзи, и с прошлой недели это уже официальное предприятие. В командировке я пробыл месяц, сегодня первый день в компании, и по логике вещей взглянуть на него было абсолютно необходимо. Важная часть повестки дня утреннего заседания тоже посвящена «Лаобинчэну». И после завершения заседания нужно было ехать туда, Ду Цзюаньхун все уже подготовила.

С написанным на лице недоумением она проследовала за мной в зал заседаний.

Подчиненные с грохотом встали, я махнул рукой, и все так же дружно сели.

Сколько раз говорил: не вставайте, нет, все равно встают, потому что из двадцати присутствующих на заседании пятнадцать – бывшие военные. Никто не в форме, никто не отдает честь, но мне по-прежнему все это нравится. Я как-то бросил в шутку: мы – армия коммунистов, а если так не устраивает, то армия националистов. Последние – армия пораженческая, а мы – победоносная. Мне импонирует то, как проводит армейские совещания высший командный состав Народноосвободительной армии Китая: без формальностей, все вместе обсуждают доступный стиль работы, а по окончании совещания все аплодируют. А в армии националистов в начале такого совещания все вытягиваются по стойке «смирно», щелкают каблуками, с соблюдением всех армейских ритуалов. Но в плане тактики пользы от этого никакой, и их армия, без сомнения, обречена на поражение. Все это, конечно, можно увидеть в кино.

Теперь Поднебесная давно уже такая, какой ее создала НОАК, и все эти жесты и формы не имеют значения. К тому же мы проводим заседание совета директоров, и я больше не настаиваю: встаете, так вставайте! Когда все, как один, с шумом встают, это не может не радовать, а тому, как я машу рукой, предлагая сесть, я, как ни странно, сам того не ведая, научился у киноактера Сунь Фэйху, подражавшего генералу Цзяну, который нередко делал такие жесты. Иногда мне и самому это кажется забавным, но если подумать: они все вместе с шумом встают, а я говорю «Садитесь». Разве так не смешнее? Ну прямо как учитель средней школы!

Обо всем, связанном с ночным клубом «Лаобинчэн», от имени главного управляющего клуба рассказал Хэ Жэньцзи. Члены совета директоров слушали с воодушевлением и восторгом.

В конце Хэ Жэньцзи сказал, что занимался этим ночным клубом в полном объеме, начиная со строительства и отделки и кончая официальной регистрацией, а теперь нужно назначить туда генерального директора. Он с самого начала заявил, что сам в гендиректоры не метит. Члены совета директоров как по команде уставились на него. Потом, тоже как по команде, повернулись ко мне. Понятное дело, считают, что пост гендиректора ночного клуба «Лаобинчэн» – хлебное местечко, и как только Хэ Жэньцзи, человек, почти год горбатившийся на этом новом проекте, может выпускать его из рук? По сути дела, лишь я понимаю, что Хэ Жэньцзи искренен, не тот у него характер, чтобы работать гендиректором ночного клуба.