Господь, мы поднимаемся - Николай Петрович Гаврилов

Детская память яркая, свежая, не загружена хламом ненужных воспоминаний, как у взрослых.

Мария до мельчайших подробностей помнила, как бродила по покрытым снегом и лужами улицам, не зная, куда ей идти. Дошла до самой окраины городка, до дороги, ведущей на Орлеан: почему-то ей казалось, что мама ушла по ней. Долго стояла там, на обочине. Мимо неё по грязи проезжали телеги, изредка брели какие-то люди, а девочке все казалось, что вот-вот, через минуту, она увидит светловолосую женщину, идущую обратно.

Они с братом как-то выжили. Помог местный кюре, падре Николас. На следующий день в их лачуге горел очаг, отсвечивая на замазанных глиной стенах красными и черными тенями. Накормленный козьим молоком, Патрик сосал завернутый в тряпочку жёлтый кусочек меда, а Мария носила его на руках по комнате и клялась себе, что никогда его не бросит. С тех пор она заменила брату мать.

Но каждый день, каждую минуту она продолжала ждать маму, черпая в этом ожидании силы для следующего дня.

– Всё маму ждешь? – весело и безжалостно издевались над Марией мальчишки с их улицы. – А она никогда не вернётся! Давно сдохла твоя мама! Висит где-нибудь в лесу на осине, одни кости остались. Или в омуте.

– Не, – подхватывали другие. – Люди говорят, что она пьяница, с солдатами живёт. Таскают её по шатрам. Бросила она вас и думать забыла. Ты даже матери своей не нужна, уродина, дочь шлюхи.

Большинство мальчишек не были злыми, но дети часто живут подражанием. Каждый, словно соревнуясь в жестокости, старался крикнуть ей что-нибудь самое обидное, чтобы она заплакала. При таких высказываниях маленькая Мария сжималась, как камень, и смотрела на небо, туда, где её жалели. С самых ранних лет девочка, а затем и её брат поняли одно: жизнь безжалостна, мир лжив, здесь много говорят о добре, но добры только к себе, находки здесь призрачны, а потери навсегда, и временная радость приходит лишь для того, чтобы острее почувствовать новую боль.

Был ещё Господь на небе, который их любил, но Его образ, как и туманный образ мамы, пока оставался лишь неким понятием, ничем не проявляющим себя во внешнем мире. Наслушавшись странных проповедей падре Николаса, маленький Патрик утверждал, что это оттого, что люди Его убили, когда Он появился среди них.

Патрик не разделял терпеливого ожидания сестры, ему надоели рассказы, что мама вернётся. Он не помнил светловолосую женщину, для него мамой была сама Мария. Поэтому ходил за ней хвостиком и радовался тому, что дарила ему судьба в настоящем. А девочка продолжала ждать. Она ждала маму любой – пьяной, пропащей, неважно какой. Лишь бы вернулась. Она ждала её всегда: когда просыпалась, штопала Патрику рубаху, искала еду и даже когда спала. Ждала, что мама вернётся и порадуется, что дочь сумела сохранить себя, брата и очаг.

Так они и прожили более шести лет до знаменитой майской ярмарки в честь святого Дионисия.

Будущее сокрыто от нас, людей. Уже потом, когда всё происходит, когда события падают одно на другое, как выстроенные в определенном порядке костяшки домино, нам кажется, что мы изначально предчувствовали нечто такое, вспоминая случайно сказанные слова или обрывки снов. Но это задним умом. Мы стоим перед будущим с повязкой на глазах и ничего не знаем о том, что будет дальше. Во всяком случае, ни Мария, ни ее шестилетний брат Патрик не почувствовали тихий зов судьбы, когда в этот солнечный майский день услышали на ярмарке незнакомое имя «Стефан».

Слухи о каком-то необычном мальчике по имени Стефан запрыгали по тавернам и торговым рядам, разом вытеснив все остальные новости, стекающиеся на рыночную площадь, вытеснив даже слухи о колдунье из Лиля, которая по ночам превращалась в летучую мышь, чтобы пить кровь из своего спящего мужа.

Это потом, Мария придумала себе, что она сразу возненавидела это имя, как только услышала его впервые.

* * *

Ярмарка шумела, пела, танцевала, просила милостыню, гудела сотнями голосов.

– Я сам видел этого Стефана, – с воодушевлением рассказывал толпе слушателей какой-то крестьянин с коричневым от загара лицом. – Он идёт сюда по дороге на Орлеан. Через день-два будет в Сен-Дени. С виду обыкновенный ребёнок, ему всего одиннадцать лет, но вы бы послушали, как он говорит. Раньше он пас овец, но недавно ему явился ангел и послал его проповедовать по всем городам. Такого я ещё не слышал. Мальчишка говорит так, что даже камни плачут. Он говорит о том, что наша вера искажена, что пришёл час очистить грехи церкви. Он утверждает, что ангел приказал ему возглавить какой-то необыкновенный крестовый поход, о котором ещё не слышали в веках. А чтобы люди не сомневались, что его послало само небо, ангел передал мальчишке письмо для короля Франции, написанное рукой Господа. Я сам видел это письмо. Ребёнок показывал его, когда проповедовал на постоялом дворе по пути в Сен-Дени…

Жадные до чудесных слухов горожане толпились возле крестьянина, вытягивая шеи. Письмо особенно поражало. Каждый знал, что за всю историю земли Господь своей рукой написал людям лишь десять заповедей на двух каменных плитах, да ещё, будучи в человеческом обличии, начертил какие-то знаки на песке в притворе храма Соломона в Иерусалиме, но они, понятно, не сохранились.

Что-то действительно ожидалось в мире, раз потребовалось прямое письменное вмешательство Господа в дела людей, переданное не через Папу, а через неграмотного деревенского мальчишку.

– Скоро он сюда придёт. Сами всё увидите, – говорил слушателям загорелый крестьянин, довольный тем, что оказался в центре внимания.

Приблизительно то же самое о мальчишке говорили на разных концах ярмарки. О явившемся ему ангеле рассказывали по-разному. Кто-то говорил, что это был просто сгусток ослепительного света, без всяких форм, а кто-то утверждал, что ангел являлся точной копией самого мальчика, словно его зеркальным отражением. С такими же веснушками, с вихром нестриженых волос, с таким же голосом и жестами, одетым в залатанную тунику, вот только за его спиной были два мощных белоснежных крыла.

Из разговоров взрослых маленький Патрик понял только то, что завтра на ярмарке какой-то мальчик будет пророчествовать о походе на Иерусалим.

– Когда я вырасту, я тоже пойду освобождать гробницу Господню, – заявил он сестре, когда они подходили к своей лачуге.

Худощавая девочка искоса посмотрела на брата и вздохнула. Им, мужчинам, вечно всего мало. Им