Ружьё - Виктор Цененко

Оксана смотрела на Юлю и видела богиню. Стройную, властную, одетую неброско, но максимально со вкусом. Тигрица. Богиня. Она может всё. Оксана ощутила странный жар, о котором уже и думать забыла. А когда-то она и сама чувствовала себя как-то так, как Юлия, и тоже была хороша собой, но всё куда-то унеслось, забылось, утонуло в уродливых свитерах и штанах, немытых волосах, в беготне и попытках выжить. Юлия зовет ее потусить вместе. Вместе! Нельзя отказываться. И не хочется отказываться. Позвонит нетрезвому уже Павлу и скажет, что сегодня будет поздно, останется еще подзаработать. Если дозвонится до него, конечно. Да и ладно. Вообще, будь что будет. Похер. Сегодня, наконец, ее день. Так говорит богиня. И в кармане целых пятнадцать тысяч за день — десятка и пятерка премии. Так, глядишь, она и не вернется однажды к Паше, в то место, которое и на жилье не очень похоже. Станет классной, красоткой, снова станет красоткой. Жизнь налаживается, господи, жизнь-то налаживается. Ее Чеховское ружье, наконец, выстрелило.

Эпилог, необязательный к прочтению

Это Федор. Случилось вот что. Как раз за секунду до смерти я, идя путями борхесовского персонажа из не помню какого рассказа, сумел зависнуть во времени, оно как бы растянулось из мига в компактную такую, мобильную протяженность. Может вечность, но это вряд ли, да и не хотел бы я такой вечности. Боль, кстати, неописуемая. И холод — мало того, что пол здесь ледяной, еще и я, насмерть убитый, весь окоченел. И да, похоже, время хоть и растянулось, но тратится. Я постепенно ускользаю куда-то в пропасть. И прежде чем уйти я отправляюсь в магазин бытовой техники. Там работает один мой знакомый, но сегодня не его смена. Да и хер с ним. Я бреду по рядам — гигантские экраны, домашние кинотеатры, колонки, сабвуферы. «А вы на какую сумму ориентируетесь?», «Лучше берите вот этот, он дороже, но вы же пришли за качеством» — вспоминаются пассажи. А вон и она. Мария Алексеевна. Стоит и отчитывает новенького слюнтяя. А он повесил нос и обтекает. Я приближаюсь вплотную, вижу, что он старается задержать дыхание. Ну да, брат, понимаю. Алексеевна, вижу по глазам, замечает это. Бесится еще больше. Я понял — у нее дар, она умеет беситься просто так, по собственному желанию. И, когда выплескивает это, получает определенное удовольствие, разрядку. Ну, я так думаю, что получает. Иначе, зачем?

Объездив новичка, она идет в свой маленький кабинетик. Никогда здесь не был. Только издалека смотрел. Стол, кресло, стена увешана графиками, бумажками с цифрами, фамилиями. Она что-то щелкает на компе, читает почту, отвечает начальству в CRM. Начальство в сообщениях называет ее Мари и Машка. Диалоги там уж больно суровые. Ей говорят, что план она не выполняет уже пятый месяц и, как бы, что она вообще себе думает? Я ловлю себя на мысли, впервые, что она почти моя ровесница. Теперь, сидя и принимая от начальства горькую клизму, она неожиданно перестает быть злобной, панцирь сползает, Мария превращается в девушку и даже так — забитую девочку. Я всегда воспринимал ее как старшую. Она и правда постарше, но всего на пару лет. Всего на пару!

Она закрывает крышку ноута и сидит молча, глядит в стену. Выпрямившаяся, не моргает. Только пальцы рук, лежащие на компьютере, подрагивают, будто бы по ним бегает электричество. И дышит Маша маленькими рывкам. Глаза влажные. Интересно, что она думает? Но в мысли я залезть не могу. Она вытаскивает сотовый из сумки, ковыряет сообщения, почту. Набирает номер и начинает тараторить что-то подружке. Голос ее узнать сложно, он как у совсем еще девушки, студенточки. Дружелюбный, теплый и в то же время, если прислушаться, очень печальный. Она будет ждать, когда подруга перезвонит. Кладет трубку, тут же лицо ее снова темнеет. Собирается домой, ведь уже вечер. Еще раз смотрит цифры на доске. Хватает губку и вначале стирает что-то на графике, а потом просто бросает ее на пол, гасит свет, хлопает дверцей и, нервно звякая ключами, запирает свой маленький кабинет, похожий на усыпальницу.

Параллельно я вижу, как парни тащат очередного товарища. Бросают его так, что ноги приземляются мне прямиком на живот. Но я уже и не чувствую. Молодцы парни, все-таки. Профессионалы, всё четко. Интересно, сколько им платят. Возможно и приличные деньги. Все же, не картошку носят на рынке.

А Маша, тем временем, посредством маршрутки, добирается до дома. Это пятиэтажка на Военведе. Она прислоняет магнитик к двери подъезда, взбирается на четвертый этаж. Отпирает квартиру. Ну и что, есть там кто? И я вижу, что нет. Нет никого. Брожу из комнаты в комнату, а всего комнат две. Нет мужа, который ее чмарит, детей нет, а значит что? Психология ваша ху*ня полная, не расколола ты ее, сослуживица. Может нужно было не на заочку ходить, а на очку? Не думаю, впрочем, что была бы разница. Семейства или мужа, или просто сожителя — ничего такого нет в этой квартирке. Не слишком убрано, но все равно ясно, что мужик здесь если и появляется, то только по приглашению. Пустота буквально звенит. Одиночество шуршит простынями.

Маша пишет кому-то, набирает. Всё подруге Элле. Но та, видимо, занята чем-то своим. Она сдергивает с себя одежду. Тут я вначале замешкал и думал отвернуться, но потом решил, что, во-первых, она столько меня ментально трахала, что мне стыдно не должно быть, а во-вторых я вообще сейчас умру и о чем тогда речь. Я подумал, глядя на процесс, что есть две большие разницы между девушкой, раздевающейся перед парнем, специально, с постановкой и настроением, и девушкой, раздевающейся наедине с собой, девушкой уставшей и, кажется, на грани срыва. Я вот подозревал, что у нее все нормально, и муж дома или кто там еще. Кошка — уж точно. Что она отрывается на нас просто потому что ей от этого еще лучше, что это хобби. Но ей и с нами плохо, и без нас. Она совсем одна. Унылая такая и тихая.

В общем, раздевалась она как-то неаппетитно. Под одеждой — вполне себе ничего барышня, с некоторым простительным целлюлитом, но сутулилась, была напряжена и в общем, не высекала никакой искры. И да, мне уже нечем чувствовать эротизм, но, уверяю, я бы также сказал и раньше.

Резюмируя, скажу так, я увидел привядшую девушку, которой было