Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник) - Пелам Вудхаус

– Не верьте газетам, – сказал он. – Что это за жирные младенцы в купальных костюмах?

– Купидоны, Джордж.

– Почему?

– Они божества любви.

– При чем тут любовь?

Эйлин отрешенно съела жареную картошку.

– Джордж, – сказала она, – вы стараетесь меня рассердить. Вы не знаете, как вредно сердиться за едой! Папа именно так испортил себе желудок. Пожалуйста, кликните официанта, пусть принесет еще баранины.

Джордж сурово оглядел зал.

– Почему, – спросил он, – в Лондоне все одинаковые? Мне говорили, что китайцев не отличишь друг от друга, но это ложь. А здесь… – Взгляд его скользнул по толстому джентльмену за соседним столиком, который тихо ел пирог с рыбой. – Видите этого типа в сером костюме? Если бы он стукнул вашего Фредди, связал и пришел вместо него в церковь, вы бы не заметили.

– Они совсем не похожи, – возразила Эйлин. – И какой он вам Фредди? Вы с ним не знакомы.

– Знаком. Мало того, он просил меня называть его по имени. «Да ладно, старик, какие Трипвуды? Для друзей я Фредди».

– Джордж, вы это выдумали!

– Ничего подобного. Мы познакомились вчера на боксерском матче. Он перехватил у меня пятерку.

– Вы просто хотите меня с ним поссорить. Это нехорошо, Джордж.

– То есть как «поссорить»? Я говорю чистую правду. Вы сами знаете, что не любите его, и выйдете замуж за меня.

– Откуда вы взяли, что я его не люблю?

– Если вы, глядя мне в глаза, скажете: «Я его люблю», – все. Откажусь от своих притязаний и буду нести ваш шлейф.

– Официант уходит, – сказала Эйлин.

Джордж подозвал жреца и заказал еще баранины.

– Прошу, – холодно заметил он. – Наслаждайтесь.

– Да, Джордж! – воскликнула она. – Тут такое вкусное мясо!

– Станьте немного духовней. Я не хочу говорить о еде.

– На моем месте, Джордж, вы бы ни о чем другом не говорили. Я понимаю, у отца диета, но мне очень трудно есть одни орехи и травки.

– Так не ешьте. Вы просто помешались на своем отце! Не хотел бы его ругать…

– Ладно, Джордж, говорите прямо.

– И скажу. Вы его распустили. Нет, я никого не виню. Видимо, дело в характере. Он сердитый, вы уступчивая. Возьмем эту диету. Хорошо, ему нельзя ничего есть, кроме всяких бананов. А при чем тут вы? Почему он вас заставляет…

– Он не заставляет, я сама, чтобы ему было легче. Если я сдамся, он закажет pate de fois gras[9]. Или омара. Какой это ужас, Джордж! Аппетит десятилетнего мальчика, а желудок – Рокфеллера. По отдельности еще ничего, но вместе…

– Что ж, – сказал Джордж, – если вы морите себя голодом, говорить не о чем.

– Но вы все равно будете говорить?

– Конечно, буду. Возьмем этот идиотский брак. Кто его подстроил? Ваш папа. Почему вы не протестуете? Не хотите его обидеть. Ладно, сделаю все за вас. Поеду в Бландинг.

– В Бландинг?

– Фредди меня пригласил.

– Джордж, дорогой, разве вы не читали книг по этикету? Разве вы не знаете, что нельзя гостить у кого-то и ухаживать за его невестой? Так никто не делает!

– Никто? Взгляните на меня.

Эйлин мечтательно глядела вдаль.

– Интересно, – вымолвила она, – как это – быть графиней?

– Ответа вы не узнаете, – заверил Джордж. – Этот ваш кретин графом не станет. Старший брат, лорд Бошем, здоров как бык, и у него три здоровых сына. У Фредди столько же шансов на титул, как у меня.

– Джордж, вы мало читаете. Старшие сыновья беспрерывно ходят на яхтах со всей семьей. И тонут.

– Эйлин, хватит шутить. Я полюбил вас на «Олимпике», объяснился два раза там же и один раз в поезде. С тех пор восемь месяцев подряд я прошу вашей руки и устно, и письменно. Теперь я поехал домой, в Шотландию, вернулся – и что же? Вы собираетесь замуж за этого оболтуса.

– Вы – истинный рыцарь, Джордж. Другой бы на вашем месте ругал моего жениха.

– Зачем? Он кретин и пугало, но вообще я против него ничего не имею. Это вам он не подходит. Какой бы вы были женой серьезному рабочему человеку!

– Разве Фредди работает?

– Я не о нем, а о себе. Прихожу домой, устал, на службе бог знает что делается. Тут подходите вы, кладете мне на лоб прохладную руку…

Эйлин покачала головой:

– Не надо, Джордж. Вы мне очень нравитесь, но мы друг другу не подходим.

– Почему?

– Вы слишком сильный, слишком властный. Наверное, вы сверхчеловек, о которых так много пишут. А я слишком мягкая. Вам нужен кто-то вроде Джоан.

– Опять эта Джоан! Кто это?

– Моя школьная подруга, я ведь училась тут, в Англии. Потом я уехала, а вчера встретила ее на улице. Отец у нее разорился и умер, она очень много перенесла. Где она только не служила! В театре, в магазине, всюду. Какой ужас, да?

– Кошмар, – без особого пыла откликнулся Джордж.

– Она такая сильная, – продолжала Эйлин, – вы бы прекрасно ужились.

– Спасибо. Брак не бокс. Мне нужна кроткая, уютная, жалостливая жена. Поэтому я люблю вас.

Эйлин засмеялась:

– Ну, Джордж! Пойдемте, у меня масса дел. Если Фредди в городе, он захочет со мной повидаться.

Эмерсон покачал головой:

– И что вам дался этот Фредди? Ничего, приеду в Бландинг, там разберемся. Вам от меня не уйти.

3

Мы, умные, ученые романисты, сменяем романы на сценарии потому, что сценарий намного приятней и проще.

Скажем, если бы я писал сейчас для кино, на экране возникла бы надпись:

МИСТЕР ПИТЕРС ОБНАРУЖИЛ ПРОПАЖУ

А зрители бы увидели, как сердитый человечек все это изображает. Минутное дело.

Печатное же слово требует большего.

Вынести бурю довелось той же Эйлин. Страдает всегда невинный.

– Старый гад! – кричал мистер Питерc.

– Папа!

– Что «папа»? Ну что «папа»? Да лучше бы он дом у меня отнял! Понимает, мерзавец, что почем! Казалось бы, можно оставить на секунду будущего родственника! Куда там! Коллекционер – хуже разбойника. Я бы скорей доверился синдикату Джесси Джеймс – Дик Тарпин – капитан Кидд[10]. Хеопс четвертой династии! Он больше пяти тысяч стоит!

– Папа, напиши ему. Он такой милый. Это он не нарочно.

– Не на-роч-но?! А как, по-твоему? Взял на сохранение? Старый клептоман! Нарочно, нарочно, не волнуйся. У него в замке музей. Я бы пять тысяч дал, если там найдется хороший взломщик! Взял бы он скарабея, стукнул заодно твоего лорда…

– Папа, скажи ему, он отдаст.

– Прямо сейчас! Отдаст он! Он помолвку расторгнет. Только намекни, он такую отмочит фамильную честь!..

– Я не подумала.

– Ты вообще не думаешь, то-то и плохо, – заключил беседу мистер Питерc.

Эйлин не заплакала, она плакать не любила, но, при всей своей кротости, обиделась – такие сцены всегда огорчали ее – и, воспользовавшись минутным затишьем, выскользнула из комнаты.

Ей очень хотелось, чтобы ее утешили. Кто же? Джордж Эмерсон? Он может перейти от слов к действиям. Вероятно, он считает, что лучший способ утешения – посадить ее в такси и отвезти в регистратуру.

Тогда к кому же ей пойти?

Перед ней встал образ Джоан Валентайн – сильной, уверенной, веселой, несокрушимой. Она надела шляпку и пошла к ней.

Как ни странно, на четверть часа раньше туда же отправился мистер Джонс.

4

После бурной, тяжелой сцены приятно перенестись в обитель мира и счастья; и я рад, что летопись наша уводит далеко от мистера Питерса, в курительную комнату Бландинга, известную своим уютом.

Когда Эйлин шла к подруге, в комнате этой находились три человека. Поближе к дверям, в кресле, сидел и читал Фредерик Трипвуд. Неподалеку распластался молодой человек, смотревший сквозь очки в роговой оправе на спинки игральных карт (Руперт Бакстер, бесценный секретарь лорда Эмсворта, недостатков не имел, но пасьянсом баловался). Дальше находился сам граф, тихо куривший сигару.

Книга, которую читал Фредди, привлекала красно-бело-желтой обложкой, украшенной вдобавок чернобородым человеком, светлобородым человеком, безбородым человеком и дамой, состоящей из глаз и волос. Чернобородый человек из каких-то своих соображений привязал даму к сложной машине, светлобородый помогал ему, а вот безбородый, вылезая из люка, целился в них обоих.

Под картинкой была подпись: «Руки вверх, негодяи!», а наверху – надпись: «Феликс Кловли. Похождения Гридли Квэйла, сыщика». Фредди читал с упоением. Лицо его пылало, волосы встали дыбом, глаза вылезли. Он переживал то же самое, что герои.

В наше время всякий, если постарается, найдет словесность, соответствующую его умственному уровню. Серьезные ученые люди терзали Фредди латынью, греческим и английским, но он с овечьим постоянством отвергал все шедевры, созданные на этих языках, предполагая, что, кончив школу, читать ничего не будет.

Однако он ошибся. Через годы он стал читать о Гридли Квэйле, сыщике. Только Гридли вносил свет в его унылую жизнь, был оазисом в пустыне. Хорошо бы, думал Фредди, познакомиться с человеком, который это пишет…

Лорд Эмсворт курил, прихлебывая виски с содовой, опять курил, опять прихлебывал и наслаждался миром. Разум его был пуст настолько, насколько может быть пустым человеческий разум.