Путешествие Ибн Фаттумы - Нагиб Махфуз

— Садись, — сказал он. — Добро пожаловать.

Когда Фам оставил нас, жрец произнес:

— Фам сообщил мне, что тебя зовут Кандиль Мухаммед аль-Инаби и что ты из страны ислама, верно?

— Да, это так.

Сверля глазами мне грудь, он сказал:

— Наверняка, как и всякий иноземный путешественник, ты пришел за знаниями!

— У мудреца всегда есть мысли, скрытые от случайного человека, — вежливо ответил я.

— Будь откровенен и не бойся. Смысл откроется тому, кто стучится в дверь с чистым сердцем.

Я глубоко задумался, затем начал разговор о том, что меня волновало:

— Самым шокирующим для меня в Машрике стали отношения между мужчиной и женщиной.

Он усмехнулся:

— Половина, если не все бедствия других народов, происходят оттого, что они не сбросили оков, сдерживающих инстинкты. Ведь если ты насытился, то живешь в свое удовольствие!

— В нашей стране Господь учит нас совсем другому! — осторожно заметил я.

— Я знаю, как это происходит в вашей стране. У вас принято заключать брак, который часто заканчивается ужасной трагедией. Даже удачный брак держится исключительно на долготерпении. Разве не так, уважаемый? Наша жизнь — и проще, и счастливее.

Я спросил, испытывая напряжение:

— А что если женщине надоест мужчина, а он не перестал ее любить?

— Женщин много, он найдет себе утешение. Все ваши беды происходят от вашей неудовлетворенности.

— Даже зверь ревнует свою самку.

— Мы должны быть выше животных, — улыбнулся он.

— Мы никогда не придем к согласию, — пробормотал я, скрывая свое отвращение.

— Я признаю это. Но и ты должен понять нас правильно. Мы воспеваем простоту и игру. Наш бог не вмешивается в наши дела. Он говорит нам только одно: ничто в жизни не вечно, да и она уйдет в небытие. Таким образом, он молчаливо повелевает нам, чтобы мы прожили свою жизнь, играя и наслаждаясь.

Набравшись дерзости в этом непростом споре, я сказал:

— Я слышал вашу проповедь, и она противоречит тому, что вами правит повелитель, которому принадлежит здесь все.

Он с сожалением покачал головой:

— Иностранцы часто указывают нам на это. Но именно господин отражает набеги кочевников. Он, как и другие господа, — единственная возможность противостоять алчности таких земель, как Хира. Да, война угрожает нам, и господа готовы нас защищать. Они в состоянии пресечь любое насилие внутри страны, обеспечивая рабам безопасную жизнь. И разве можно считать чрезмерным то, что они владеют всем, притом, что они покупают оружие и содержат наемников?

Я сказал с вызовом:

— Есть и другой порядок, обеспечивающий людям их права и защиту Родины, случись что!

Мужчина разжал плотно сжатые губы и категорично произнес:

— На нашей земле есть разные существа: растения, животные, рабы, господа, и у каждого своя природа, отличная от другого.

— У нас люди — братья от одного отца и матери, и нет различия между Султаном и ничтожнейшим из существ, — гневно ответил я.

— Ты не первый мусульманин, с которым я говорю, — пренебрежительно отмахнулся он. — Я много чего о вас знаю. То, о чем говоришь ты, — ваш девиз. Но значит ли что-то ваше пресловутое братство в реальных отношениях между людьми?

Получив жестокий удар в сердце, я вспылил:

— Это не девиз, это вера!

— Наша религия, — ухмыльнулся он, — не претендует на то, чего не в силах выполнить.

Мне захотелось быть предельно откровенным.

— Вы мудрый человек, и я удивляюсь, как вы поклоняетесь луне, считая ее богом?

— Мы видим его и понимаем его язык, — впервые ответил он серьезно и резко. — А вы видите вашего Бога?

— Он вне разума и чувств.

— Тогда он — ничто… — расплылся в улыбке жрец.

Я чуть не дал ему пощечину, но сдержал свой гнев, попросив прощения у Господа.

— Буду просить Бога наставить вас на путь истинный, — сказал я.

— И я буду просить о том же, — улыбнулся он.

Пожав ему на прощание руку, я вернулся в гостиницу с болью в сердце; нервы были на пределе. Я пообещал себе больше слушать и меньше спрашивать, либо вообще не вступать в спор во время путешествия.

— Наша религия прекрасна, но образ жизни — как у язычников! — с горечью я сказал про себя.

На следующий день рано утром я направился на рынок в шатер Арусы. Старик приветствовал меня улыбкой, а Аруса сказала кокетливо:

— Что так поздно? Я уж думала, ты сбежал.

Я поцеловал ее в губы, и она уже собиралась увести меня в наш уголок за шторой, как я остановил ее, чтобы сказать отцу:

— Отец, я хочу жениться на Арусе.

Старик захохотал, обнажив беззубый рот:

— Так поступают в вашей стране?

— Да, и тогда я возьму ее с собой в путешествие, чтобы вместе вернуться к себе на Родину.

Он посмотрел на дочь:

— Что думаешь, Аруса?

— При условии, что он обещает вернуть меня в Машрик, как только я захочу, — радостно ответила она.

— Это твое право, Аруса! — не колеблясь, ответил я.

— Но у меня нет права давать окончательное согласие. Все мы рабы господина, а он наш законный владелец. Отправляйся во дворец и заяви стражнику, что ты хочешь купить Арусу.

На моем пути возникло препятствие, которое я не мог предвидеть. И мне непременно нужно было через это пройти. Половину дня я провел с Арусой в расслабленности и наслаждении. Вернувшись в гостиницу, я поведал Фаму о том, что меня беспокоило, и он пообещал отвести меня к стражнику. Так мне было суждено войти в ворота дворца. По дороге в покои стражника я смог увидеть часть сада, утопающего в цветах и пальмах. Стражник сидел в центре просторной комнаты на большой софе розового дерева, с мягкими валиками и подушками. Ему было за шестьдесят, полный, с тяжелым взглядом, от которого исходила отстраненность и высокомерие. Фам поцеловал ему руку и изложил мою просьбу. Стражник махнул рукой в знак отказа.

— Мы запретили продажу, нам нужно больше рабов, — сказал он. Затем посмотрел на меня:

— Если хочешь, присоединяйся к нам, как это сделал Фам. Вступай в ряды рабов, получай безопасность и развлекайся с наложницей.

Я поблагодарил его за щедрость и покинул дворец с сердцем, изнывающим от горя и потери. По дороге в гостиницу Фам сказал:

— Наслаждайся девицей, пока не пресытишься, а это случится очень скоро!

Сам не сознавая того, он только умножил мои печали. Фам продолжал:

— Неподходящее время для исполнения твоих желаний. Есть новости, что Хира готова объявить нам войну.

— Под каким предлогом? — спросил я его с тревогой.

— Они жаждут захватить сокровища владык и зеленые пастбища, — усмехнулся он с горечью. — Им не нужно искать предлога.

Меня охватила тревога, и страдания мои усилились. Мы расстались недалеко от рынка, и я тотчас же направился к шатру Арусы. Старик встретил меня, пристально изучая выражение моего лица. Он сказал:

— Твои попытки не увенчались успехом, клянусь луной.

Аруса глупо рассмеялась, и я с сожалением подтвердил:

— Мои старания пошли прахом.

Указывая на Арусу, старик сказал, смеясь:

— Она ждала тебя!

— Я не переживу, если наша связь окажется временной.

— Любые отношения преходящи, чужак, — усмехнулся старик.

— Лучше бы они не кончались, — не выдержал я.

Он рассмеялся:

— Что за эгоист этот путешественник! Ох уж эти сложности… Мы народ простой и не любим замысловатостей.

— Будто вы не знаете, что такое любовь!

— Мы знаем, что она есть удовольствие на ночь или на неделю, месяц, в самом безумном случае год. Чего ж большего ты хочешь?

Я серьезно спросил его:

— Что можно посоветовать такому безумцу, как я?

— Возьми ее в пользование, каждый раз возобновляя договор, пока не разлюбишь.

— Для этого мне опять нужно обращаться к стражнику?

— Вовсе нет, это мое право как родителя. На сколько ты хочешь?

— На как можно больший срок.

— Бери ее в пользование помесячно.

— Пусть так и будет.

— Но если она захочет, договор будет расторгнут.

Я кивнул в знак согласия, а он сказал:

— Три динара в месяц.

Сделка состоялась, и мы с Арусой ушли в нашу комнату в гостинице. Я решил не омрачать своего счастья и жить только настоящим моментом. Я попросил ее:

— Позволь мне прикрыть твое красивое тело.

— Не делай из меня посмешища, — раздраженно бросила она.

Я покорно уступил. Она казалась мне прекрасным миражом, который вот-вот растает, и я наслаждался им, хотя сердце мое одолевали призраки разлуки и несчастья. Однако жизнь с этой прекрасной женщиной была замечательна, обещая душевный покой и умиротворение. Она любила гулять по пастбищам и бродить по рынку. Однажды мы шли вместе счастливые, когда нас увидел аль-Кани бен Хамдис. Он подошел ко мне со словами:

— Мы отправляемся завтра на рассвете.