Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния - Владимир Бацалев

— Ошибок в тексте много? — спросил я.

— Не знаю, корректор выправит, — сказал ответственный секретарь. — А на что ты еще способен?

Ну, я ответил в том духе, что я самый высокий житель Сворска и в позе Ромберга устойчив.

— Мне нравится твоя напористость. Вот тебе задание: езжай-ка в совхоз «Красный балтиец Сидоров», бывшее село Плотское, найди на ферме доярку Негрей и возьми у нее…

— Интервью? — не удержался я.

— Нет, пятьдесят рублей. Она мне должна.

— Вы это серьезно?

— Шутка, — сказал ответственный секретарь и захохотал так, что чуть не выпал из кресла. Хохотал он, стиснув зубы. Они у него шли через один, причем там, где были верхние, не хватало нижних, и наоборот. Вроде паза.

Механически, как папа, я подумал: «Если ответственный секретарь будет вести себя хорошо, я, пожалуй, сведу его со своим знакомым, который заведует стоматологической поликлиникой». Правда, он чересчур порядочный человек и, как бывший капитан корабля, считает, что самому себе должен вставить протез последним. «Только после крыс!» Еще он вдолбил в свою голову, что истинные моряки должны повсюду носить боцманский свисток и приветствовать друг друга трелью. Но я представлю ответственного секретаря этакой беззубой крысой и экипирую свистком, если, конечно, он будет послушен.

Но пока ответственный секретарь требовал от меня подчинения:

— Твоя задача — выяснить, как она добивается высоких показателей, и написать доступными для нашего читателя словами. Почитай в старых номерах про сельское хозяйство и поезжай.

Плотская ферма находилась у черта на рогах. Туда отправлялось два автобуса в день. Поэтому, наверное, меня и послали: другие нашли себе задание поближе. (Как выяснилось, они рыскали по птицефабрике в поисках героев труда, но с трудом нашли примеры хорошего отношения к делу и грустные вернулись в редакцию с ведром яиц.)

Я приехал. Доярка Негрей оказалась розовощекой упитанной девкой двадцати трех лет с некоторыми позывами именоваться смазливенькой. Когда я объяснил, что мне надо, она повела к стенду с какими-то графиками, цифрами, соцобязательствами и прочей дребеденью.

— Наглядность примера играет большую роль в воспитании отстающих звеньев, — сказал я и добросовестно переписал все цифры.

— А теперь расскажите о себе. С кем живете, чем увлекаетесь. У вас мама не знаменитая доярка? Папа не водит трактор?

— Одна живу.

— Сирота, значит. Из пригорода. Может, нам пойти и побеседовать у вас? Тут запахи, а мне все нужно знать, и это и наших интересах, иначе очерк выйдет вялым.

Она повела к себе, и по дороге я купил бутылку. В редакциях так принято, объяснил я. Доярке пришлось ставить обед, нe запивать же водку чаем. Потом мы очень мило побеседовали о качестве молока и гумуса — я пил из стакана, она — из рюмки, и разошлись. Стоя на остановке в ожидании последнего автобуса, я сказал себе: «Ну, куда ты, дурак, собрался? Сиротливые доярки раз в жизни с неба падают». Купил еще одну бутылку и вернулся.

— Опоздал на автобус. Не знаю, что и делать… Придется у вас ночевать.

Опять пили и говорили о пользе силоса. Потом она постелила мне на кровати, а сама залезла на печь. Полежав с полчаса и подготовив себя к изнурительной осаде, потому что подобных девушек приходится уговаривать долго, я на цыпочках подкрался к печной лавке. Доярка не шевелилась. Я осмелел и забрался на печь, и уже нащупал грудь, и сунулся губами туда, где, по моим расчетам, находилось ее лицо, как вдруг она с такой силой двинула мне коленом пониже живота, что я кубарем полетел вниз и шлепнулся на дощатый пол. И как упал, скрюченный в три погибели, так и пролежал до утра, не шевелясь. А она повернулась на бок и захрапела.

— Для кого бережешься, дура? — спросил я утром. — Для принца? Принцы к дояркам не ездят…

Но очерк об этой заразе я все-таки накатал, причем особенно расписал, какая она комсомолка.

— Дело идет, беру тебя в корреспондентский штат, — сказал редактор Куриляпов, скользя карандашом по моей заметке. Странно он читал газету — каждый столбец сверху донизу, словно на полосе была только одна статья. А может, так и надо. В сущности, все статьи на одну тему.

— Товарищ Сплю работает на полставки, другую половину я держал в резерве. Пиши заявление и забирай.

С этого дня я совмещал три должности и стал высокооплачиваемым сотрудником редакции, ничего не делая…

Майор уже храпит над журналом. Незнайка, видимо, так и ушел в школу с несобранным портфелем. Я кидаю в Сплю ластиком и попадаю в макушку. Сплю просыпается.

— Надо работать, — говорю я. — Открывайте журнал и регистрируйте письма трудящихся.

— Здесь-на-чаль-ник-я, — отвечает майор.

— Делайте, что вам говорят, товарищ начальник. Письма идут в редакцию каждый день, горы писем…

«Во вчерашнем номере в рубрике „Мужчины в доме“ вы печатали советы, как лучше установить мебель в квартире. Мне советы понравились, но вот беда — нет квартиры. Помогите через газету, похлопочите, вам не откажут. Я уже десять лет работаю на…»

— Это письмо в архив без комментариев, — говорю я майору и поднимаюсь

— Вы-ку-да? — спрашивает Сплю.

— Курить.

«Объясните, пожалуйста, на страницах вашей газеты, почему у человека сначала вырастают молочные зубы, а потом — коренные? Почему выпадают молочные? Может, они ненастоящие?»

— Это, наверное, вы написали и спрятались за псевдонимом, — смеюсь я, протягивая майору письмо, и поднимаюсь.

— Вы-ку-да? — спрашивает Сплю.

— Курить.

«... Работаю на заводе токарем, значит, я пролетариат. А участковый говорит, что никакой я не пролетариат, а хулиган, деклассированный элемент. Объясните, пожалуйста, какова моя классовая сущность». Во как! Значит, и дом у человека есть, и работой доволен, и телевизор вовремя ремонтируют, а ему все мало. Объяснений захотел!

— В архив.

— О-пять-ку-рить?

— Нет, в сортир.

«Дорогой „Девичник“ (так называется воскресная страничка для женщин)! Меня никто не берет замуж. Мальчики говорят: „Ты жирная для семьи“. Расскажи, „Девичник“, как похудеть? Продавщица маг. № 8 райпищеторга Елена Тулстул».

Это уже кое-что. Я открываю справочник, звоню в магазин и прошу автора к телефону:

— Из редакции, по вашему письму. Вы в каком отделе работаете?

— В гастрономическом.

— Отлично! На днях к вам заглянет наш корреспондент, занесет советы. Ну, и вы встретьте его, как полагается. — Колбаса давно была мне нужна в больших количествах, а клянчить каждый раз у товарища Примерова надоело. Он в отместку требовал от меня невозможного.

— О-пять-в-сор-тир? — спрашивает Сплю.

Я на эту рожу уже смотреть не могу, а все равно сижу и слушаю. Ведь интересно, какую дурь он еще спросит? Я напускаю серьезный вид и говорю:

— Все, майор, кончилось мое терпение, — снимаю телефонную трубку и звоню на склад его жене. — Слушай! Уйми своего кобеля, не то его дурость на тебя выльется.

Сплю засовывает ладони между колен и закрывает глаза. Он так делает, когда ему становится страшно. Наверное, майора в детстве часто лупили по рукам.

«Верните мне мужа, детям — отца, а стране — гражданина…»

А ключ от квартиры не надо?.. Сил нет читать эту дребедень. Может, предложить Сплю сыграть в «Морской бой»? Но он, подлец, ставит последний корабль в последнюю свободную клетку и частенько меня обыгрывает.

Я иду в кабинет ответственного секретаря.

― Илья Федорович, надоело дурью маяться. Дайте какое-нибудь задание.

Ответственный секретарь крутит на пальце кольцо из скрепок, смотрит в окно и говорит:

— В центральных газетах, которые для нас не просто печатное слово, а руководство к действию, пишут, что современному производству нужны не директора, а хозяева. Причем хозяева эти липовые, на самом деле хозяин у нас — советский народ. Требуется директор, который был бы хозяином хозяев, но при этом не командовал бы хозяевами. Толком объяснить это невозможно, но сделать как-то надо. Вот тебе и задание. Возьми директора типографии или бани… Хотя баня — это не завод, но тоже — «производство чистых тел». Нет, лучше Сусанина. Ты же там работал, должен его знать.

— Он вчера пришел ко мне в трусах и в майке.

— Про тебя болтают, что ты пробивной малый? — спрашивает ответственный секретарь и смотрит на меня.

Я молчу. А что ответишь? Что слух обо мне прошел по всей земле великой?..

— У меня через неделю день рождения. Ты с деликатесами дружен?

— Я со всеми дружен, кто со мной дружен…

В двенадцать я прихожу домой, и следом за мной мчится Любка Чертовачая — кладовщица с базы райпищеторга. Сам бог велел взять такую в любовницы. Она одна съедает сервелата больше, чем все жители Сворска вместе взятые. «Кто полюбит меня больше всех, тот и получит больше всех при распределении материальных благ», — говорит Чертоватая.