Феликс - Олег Хафизов

Оказывается, он уже дарил Ольге "большой и толстый", но не снискал благодарности. Был в его жизни относительно денежный кооперативный период, который к тому же совпал с зыбким семейным счастием. Однако и в это время Феликс не был дома частым гостем. Уж больно противная была у Ольги приживалка – древняя, сварливая троюродная бабка, почему-то поселившаяся в их двухкомнатной панельной "брежневке". Феликс появлялся дома всё реже, дел на стороне становилось всё больше, и он пытался возместить недостаток ласки подарками, улещивал жену не физически, но материально.

Сначала он подарил ей кухонный комбайн против безделья, потом музыкальный комбайн от тоски, затем ещё одну штучку, которую я не в силах вообразить: электрический ножик.

Что такое электрический ножик – я не знаю до сих пор. Ольга утверждает, что вещь незаменимая: режет мгновенно, на такие ровные, тонкие и одинаковые кусочки, что залюбуешься. На пятачки, если вещь продолговатая.

Феликс стремился таким образом занять досуг жены полностью, поскольку собственный досуг заполнял куда более яркими утехами.

Феликс был человек рациональный и последовательный, а потому драгоценнейшим из его подарков стал здоровенный пластиковый член на батарейках. Феликс, видимо, считал, что большей утехи для скучающей жены и выдумать невозможно. И поначалу это было действительно так.

Ольга поразвлекалась с "дылдой" разок-другой-третий, а потом поняла: муж умывает руки, она в ловушке.

Однажды она подала Феликсу на ужин вместо колбасы пластиковый член, пошинкованный электроножом на тончайшие ровненькие кусочки. Об этом печальном событии напомнили Феликсу слова торговки о длинном и толстом. Рана непонимания кровоточила до сих пор.

– Так она вообще-то девка неплохая, – убеждал Феликс меня (а пуще

– себя), но грустно уточнял: – Только ссытся и глухая.

Представляешь, как она тебе обрадуется? Она мне все уши прожужжала:

"Что это у вас за такой знаменитый на весь мир Хафизов, который пишет эти замечательные мтериалы? Вот бы его пощупать хоть одним глазком… Она только не может понять, почему все твои статьи завершаются одной и той же фразой: "К сожалению, я не помню, чем кончился этот концерт (фильм, спектакль)". Кстати, почему?

– Потому что к концу я обычно нажираюсь, – честно ответил я.

Ольга встретила нас не совсем так, как предполагалось по её лестным отзывам. Во-первых, она не пригласила нас домой, а преградила путь своей пышной грудью, столь впечатляющей при крошечном росте.

– Кто это? – спросила она, указывая на меня кивком.

– Это знаменитый на весь мир и так далее… – завел свое обычное представление Феликс. Ольга его оборвала:

– Это не Хафизов. Хафизов в очках. А это опять какой-то бандит, алкоголик и наркоман.

Феликс стал её разубеждать со всем пылом красноречия, утверждая, что гений и бандитизм суть вещи несовместные. Ольга остановила его излияния ласковым поглаживанием по плечу.

– А знаешь что, любимый? – вкрадчиво сказала она.

– А что? – размяк Феликс, почти уверенный в успехе.

– Идите вы на хер! – сказала Ольга с неожиданной резкостью и захлопнула дверь. Круг замкнулся. Феликс был раздавлен, уничтожен, почти жалок.

– Жена меня /нагнала, – /растерянно произнес он.

Что нам после этого оставалось делать?

Я очнулся в незнакомом помещении, в третьем часу ночи. По стенам комнаты ползли следы фар, за окном моталось по ветру дерево, как ведьма на цепи, и сквозь космы его когтистых ветвей напряженно и ровно бил прожектор полной луны. Этот громкий свет меня разбудил. В моих ногах, на диване, различался какой-то тёмный силуэт. Силуэт не спал.

В несколько приёмов я вспомнил наш приезд к Бьорку – тому самому бородатому верзиле, который в первый мой день работы в редакции заглядывал в нашу дверь и размахивал ножом. Вспомнилось, что мы сошлись на рок-н-ролле, что попугая Бьорка зовут Деградация, а огромного доброго плешивого чёрного терьера, весьма напоминающего хозяина, – Оззик. Как зовут жену Бьорка, мне вспомнить не удалось, осталось одно впечатление неприветливости. Последнее моё воспоминание относилось к походу за бутылкой – третьей по счёту.

Автобус был набит битком, но мы с Феликсом почему-то сидели под нависающей молоденькой блондинкой с короткой стрижкой, в пышных рыжеватых мехах почти до пола.

– Девушка, а девушка, – галдел снизу Феликс, – а вы знаете, кто такой оптимист?

Нависающие, давящиеся старухи и домашние женщины оценивали происходящее с кислых позиций морального превосходства и пожевывали губами от брезгливости и нетерпения. Они ждали от девушки отпора, возмущения, строгости. Но девушка елейно отвечала:

– Кто?

– Это человек, который сидит в переполненном автобусе и пытается познакомиться с блондинкой. Как вас зовут?

Девушка отвечала: Настя, или Катя, или Дина. После этого ответа в моей очумелой голове не оставалось и тени сомнения, что она наша.

Феликс продолжал:

– Маша (или Оля, или Света), а из меха какого животного сделана ваша роскошная шуба?

Девушка оглянулась на враждебно внимательных пассажирок и заговорщицки пониженным голосом сообщила:

– Собачка!

– И не одна! – печально отозвался Феликс. Действительно, вся шуба была составлена из небольших прямоугольных кусочков не совсем одинаковых оттенков.

О глубине моего беспамятства говорила уверенность: силуэт в моих ногах и есть та самая блондинка, которая ещё не разделась или уже оделась. Блондинка между тем обернулась Феликсом и молвила человеческим голосом:

– Ну что, поехали?

Вопрос о цели поездки был не только праздным, но и нелепым. Надо было срочно добраться до редакции, проникнуть в здание и извлечь из него портфель с оставшейся водкой и деньгами. Это было почти невыполнимо, но ничего другого нам не оставалось. Мы сами сожгли мосты и продырявили шлюпки.

На улице стоял самый мёртвый час зимних суток. Ночная жизнь успела угомониться, утренняя ещё не началась. Редкие машины проскакивали мимо двух подозрительных типов, выползших невесть из какого вертепа. Из всех видов транспорта нам удалось завладеть наиболее тихоходным: огромным оранжевым трактором с трубой и колесами в человеческий рост. Двигалось это сооружение также со скоростью усталого человека – километра четыре в час. Кое-как втиснувшись вдвоём в кабинку трактора, мы повели себя не как благодарные попутчики, но как вероломные пираты, выловленные в открытом море доверчивым купцом. Феликс начал вертеть в руках выкидной нож, сыпать блатными словечками и угрожающими намеками, я подыгрывал в том же стиле. Тракторист томился и мечтал уже не об оплате, а об окончании беспокойной поездки.

Спрыгивая с трактора, Феликс велел водителю ни в коем случае не глушить мотор и ждать нашего скорого возвращения из редакции, словно мы шли брать кассу. Как ни странно, тракторист подчинился. Всё-таки страсть к наживе переселила в нём робость.

Главная трудность возникла при входе. Мы не могли достучаться до спящей сторожихи, потом не могли убедить её нас впустить. Феликс показывал ей сквозь стеклянную дверь своё удостоверение, прилагал паспорт, умолял, угрожал, материл, заигрывал, смешил, ставал на колени… Сторожиха то уходила спать, то возвращалась, то грозила милицией, то хихикала, то бранилась, то сочувствовала, но не открывала. Кажется, Феликс перебрал все мыслимые способы убеждения.

На его месте любой нормальный человек давно махнул бы рукой и пошёл спать. Но у Феликса в подобных случаях открывались сверхъестественные способности. При посредстве каких-то мнимых знакомых, каких-то вымышленных адресов и фальшивых воспоминаний он убедил сторожиху, что является чуть ли не её троюродным племянником.

Я, во всяком случае, ему поверил.

Сторожиха привела из соседнего корпуса типографии своего коллегу-сторожа с небольшой, но брехливой пёстрой шавкой – в качестве эскорта или понятых, – и все мы сообща ринулись в здание.

Попутно мнительная шавка слегка цапнула Феликса за икру.

Мы мгновенно изъяли из тринадцатой комнаты драгоценный портфель и, казалось бы, должны были раствориться в ночи как два призрака. Но

Феликс приступил к муторным, бесконечным поискам марганцовки, чтобы прижечь укус. Мы обшарили все кабинеты, все каптерки и аптечки огромного корпуса, и ничего не находили. Сторожиха предлагала

"племяннику" йод, зеленку, даже спирт, но Феликс упрямился, превращаясь из предупредительного пай-мальчика в нудного сквалыгу.

Только марганцовка, иначе он отрежет собаке голову и отвезет её в пастеровский пункт на экспертизу. Он даже сам вызовёт отряд ОМОН и бригаду "скорой помощи", если флакончик марганца не будет ему предоставлен немедленно.

Марганцовку нашли в аптечном пункте типографии. Мы взобрались на трактор, разбудили водителя, объяснили, где он, и по-черепашьи рванули на другой конец города, к цыганам. До меня дошло, что марганцовка нужна для приготовления джэффа.