Один и без оружия - Корн Владимир Алексеевич

Стрельба Грека и его людей тоже изрядно поутихла, пусть и не совсем. Изредка с их стороны раздавался одиночный хлопок или короткая очередь. Теперь, когда обе стороны находились в почти равных условиях — в темноте, тактика Грека изменилась. Обнаружив цель, один из его людей делал прицельный выстрел и быстро менял позицию, ведь вспышка в ночи демаскирует стрелка. Другие старались засечь врага по ответный вспышке, после чего пытались его убить. Затем меняли позицию сами, благо густых зарослей для укрытия здесь хватало с избытком. Тактика беспроигрышная. И единственный в ней изъян — тот самый нелепый случай в виде шальной пули, выпущенной наугад.

С вершины холма, где мы с Трофимом находились, разглядеть все подробности не представлялось возможным. Но я точно знал, что именно так все и происходит.

Через некоторое время случилось то, чего Грек и добивался: его противник перестал отвечать. Ткань палаток — защита от пуль никудышная, а другой в лагере при всем желании отыскать невозможно. Теперь оставалось дождаться рассвета.

— Абвер может попытаться уйти в Радужное, — поделился своими соображениями я. — На рывок.

— Сомнительно, — не согласился со мной Трофим. — Мы же ясно дали понять, что и с этой стороны их ждет прием.

То-то он несколько раз пальнул по лагерю из моего «бенелли», хотя дистанция явно была не для ружья.

— И потом, Греку нужно лишь немного сдвинуться по зарослям ближе к нам, чтобы пресечь такую попытку в корне. Если они еще не там. Лодки Абвера сожжены, так что им только вплавь остается. На свой страх и риск: купальный сезон здесь ждать еще долго — сам от Кирилла слышал. Зажали мы их, и никуда они теперь отсюда не денутся.

Я с ним согласился.

Время от времени я поглядывал в сторону Радужного, откуда гипотетически могла прийти подмога, чтобы вовремя дать знать о ней Греку своей пальбой, после чего уйти в заросли. А если понадобится, и в горы. И еще я гадал о судьбе Демьяна. Откровенно говоря, в связи со всей этой ночной суматохой о его существовании я на некоторое время успел забыть. Жив ли он? Вполне возможно, его убили сразу же, как только началась стрельба. Но что в этом случае могли сделать мы? Чем помочь?

Еще я размышлял о том, чем для меня обернется встреча с Греком. Теперь, когда их разыскал. Вернее, они меня нашли. Ну почти разыскал. Или почти нашли. Сомнительно, конечно, чтобы они взяли на меня заказ — не те это люди, но теперь многое может измениться. А самое главное, мне придется сделать выбор — отправиться вместе с ними или продолжать делать то, для чего сюда и прибыл. С другой стороны, и сам Грек, и другие тоже страстно мечтают вернуться на Землю, недаром же они хотели отправиться к пику Вероятности. Возможно, их заинтересует мое предложение попытаться найти портал. Или вместе убедиться в том, что его не существует, чтобы избавиться от лишних иллюзий.

И еще я думал о Светлане. Как бы то ни было, нас с ней связывает нечто большее, чем просто дружба. Ситуация может оказаться не слишком для меня приятной: придется оправдываться и перед ней, и перед Лерой. Хотя, наверное, нет — только перед Валерией. Светлане я ничего не обещал и ни в чем ей не клялся. Но если Света полезет ко мне целоваться на глазах у Леры, неизвестно, как отреагирует та, которую люблю по-настоящему.

Или мне кажется, или все на самом деле так происходит из-за большей продолжительности суток, но рассвет на этой планете длится куда дольше, чем на Земле. Сутки здесь определенно длиннее, и их продолжительность даже мне при желании удастся установить. Чего там сложного? Воткнул палку, сделал отметку, когда тень от нее самая короткая, засек по часам, которые показывают земное время, и жди следующего полудня. Разница покажет, насколько местные сутки длиннее. Наверное, покажет. Но в любом случае они определенно отличаются от земных.

Наконец рассвело полностью. И теперь, при свете дня, хорошо было видно, что в лагере нет ни малейшего шевеления. Трупы, а их было достаточно, лежали в полной неподвижности, что и немудрено, и совсем неудивительно. Но не было видно и тех, кто все еще жив.

— Нормально их проредили! — заметил Трофим. — Я семнадцать насчитал.

Самому мне удалось обнаружить на одного меньше, но это ничего не меняло. Единственное, что можно было сказать точно: половина или даже чуть больше валяются мертвыми на песке. Кирилл не смог ответить, сколько их именно. Сказал лишь: человек двадцать пять — тридцать. Так сколько же их осталось в живых? Четырнадцать, если их три десятка и отнять те, чьи тела удалось насчитать мне? Восемь, если их двадцать пять и принять во внимание подсчет Трофима? А если больше тридцати? Это важно, ведь даже один-единственный несет в себе потенциальную угрозу. Оставалось только надеяться, что у Грека куда более точные данные. И по-прежнему ждать.

— Это кто из них такой смелый? — Трофим наблюдал за лагерем при помощи Пашиного монокуляра. — Признаешь его? — протянул он прибор мне.

— Боря Гудрон, — практически сразу ответил я, едва только приложил его к глазам. Заодно окончательно убедился: нападение на лагерь — работа именно Грека.

Гудрон шел к лагерю расслабленной походкой, небрежно размахивая клочком белой ткани.

Маленьким таким клочком, не больше носового платка. И я с тревогой наблюдал за тем, как он подходит к лагерю все ближе. Понятно, что его подстраховывают, и все же риск получить пулю у него велик. Я на миг задумался: смог бы вот так, как он? И честно признался: не знаю. А вот он — может.

Трофим не пытался вернуть себе монокуляр, и я продолжал пристально рассматривать лагерь. Существовала крохотная надежда подстраховать Гудрона с другой стороны. И света теперь достаточно, и карабин у Трофима с отличным боем — я успел убедиться. А Гудрон меж тем все шел и шел, пока наконец не остановился на краю лагеря. Он начал что-то говорить, и я невольно улыбнулся: язык у него острый как бритва! Ситуация не совсем подходящая, но с него станется язвить в любой.

Вскоре из палаток начали появляться люди Абвера, и одним из последних вышел он сам. Без оружия, с руками на затылке, они собирались рядом с Гудроном. Затем дружно уселись на колени, держа руки все там же.

— Сколько их осталось?

— Семь человек, — ответил я, возвращая монокуляр. По крайней мере, тех, кто может передвигаться самостоятельно. Должны же среди них быть раненые? — Пошли и мы?

Какой смысл оставаться здесь? К Гудрону уже присоединились Слава, Гриша, Янис и сам Грек. Гриша так вообще по-хозяйски в лагере что-то осматривает. И по-прежнему неизвестна судьба Демьяна. Сколько я ни пытался разглядеть его самого или его тело, так ничего и не увидел.

— Пойдем, — согласился Трофим, первым поднимаясь на ноги.

Мы неспешно побрели в сторону лагеря и успели пройти треть расстояния, когда Трофим удивленно сказал:

— Смотри-ка что!

Из зарослей слева от нас показались три человека. Нет, опасений они вызывать не могли, но само их появление стало для нас полнейшей неожиданностью. Зато пришло понимание: попытайся люди Абвера уйти в Радужный, у нас с Трофимом была бы неплохая подмога.

— Этих не знаю, — сказал я.

— Я тоже их прежде не видел. Так, Дима, может, мне ускориться? Предупредить всех, чтобы они тебя настоящим именем не называли — к чему тебе это?

— Думаю, сами догадаются.

Они признали меня издалека, чем угодно готов поклясться. Но не проявляют к моей персоне особого интереса, который в несколько иной ситуации непременно имел бы место. И это означает, что, когда мы с ними встретимся, никто не кинется ко мне, заорав во все горло: «Теоретик, так ты, оказывается, жив, бродяга, черт бы тебя побрал! Мы думали, что ты уже ласты отбросил!» Или что-нибудь в том же духе.

Я оказался прав. На мой приветственный взмах рукой и Грек, и все остальные отреагировали примерно таким же образом. Как будто встретились знакомые друг другу люди, которые вместе выполнили работу. Мы обменялись репликами, в которых тоже все было по делу. Грек поблагодарил за неожиданную помощь и переключился на разговор с теми троими, появление которых из зарослей стало для нас с Трофимом полнейшей неожиданностью.