Человек с Железным оленем - Александр Харитановский

Сейчас возле тропы через Ганальскую тундру, по которой ехал Травин, прокладывается асфальтированная магистраль. Она свяжет порт Петропавловск с долиной реки Камчатки – житницей полуострова.

Ну а другие дороги и тропы, где пробивался Травин?

Можно привести в пример десятки разного рода пробегов на разных видах транспорта. От Камчатки до Москвы через Сибирь, Казахстан, Среднюю Азию, Кавказ, то есть почти по трассе Травина, проехал на автомобиле диспетчер Петропавловского морского порта Левон Газаров. Он армянин и так же, как когда-то «восковцы», вместе с другими молодыми прибыл пятнадцать лет назад на далекую Камчатку.

30 мая 1960 года общественность областного центра проводила Газарова на «москвиче-407» в удивительное путешествие. Машина была самой обыкновенной, без каких бы то ни было приспособлений. Вместе с Л. Газаровым отправилась и его жена Зинаида Павловна. И что же, они успешно преодолели маршрут и 25 октября того же года были в Москве. На спидометре – 22000 километров.

В лаборатории Московского автозавода имени Лихачева специалисты хирургически досконально изучили газаровскую машину. Но к великому удивлению, кроме стертых до корда шин, ничего особенного не нашли…

Как это вы решились без большого водительского опыта? – спросили камчатских автомобилистов на прессконференции, которая была устроена в конференц-зале завода.

– Мы надеялись на технику, выпущенную Московским предприятием, – быстро ответил Газаров.

Он сказал не все: техника – тоскливое железо без умелых рук и горячего сердца.

Осенью 1963 года на Камчатку прилетели: известные, чехословацкие путешественники Мирослав Зикмунд и Иржи Ганзелка, начавшие с Дальнего Востока свой большой вояж по СССР. Здесь они спросили о Травине. Увы, Глеб Леонтьевич в это время колесил где-то на Украине. Но чехов обрадовала встреча с Газаровыми. Они побывали у них дома, посмотрели фотографии, выслушали рассказы об интересном путешествии. В память о знакомстве оставили на своей книге «Африка грез и действительности» надпись по-русски:

«Левону и Зине с большим желанием новой богатырской поездки из Камчатки. И чтобы успешно в Прагу втроем. Искренне Ганзелка, Зикмунд. 16. 10.63».

«Втроем» – это еще и о дочери. Газаровых Джульетте, студентке Камчатского музыкального училища.

Недавно я спрашивал Левона Аваковича о туристских планах, о путешествии с Камчатки в Чехословакию.

– Думаю, такая автопоездка состоится, – ответил Газаров.

– Хорошо бы!

Нет, пути Травиных не зарастают. И только никто пока не решается повторить необыкновенный северный переход на веломашине. А может быть такой и не нужен?.. Возможно, спорить не буду. Но если состоится, то о нем непременно напишут книгу. Мужество остается мужеством.

Я за чудаков!

В мае 1960 года в Петропавловске-Камчатском состоялся большой вечер, на котором чествовали сорокалетие трудовой и общественной деятельности Глеба Леонтьевича Травина. Его наградили золотыми именными часами. Когда в центре города открылся крупнейший в области стадион, то Травин возглавил колонну молодых спортсменов, совершив со своим велосипедом-ветераном круг почета. Это было, конечно, заслуженно и трогательно. В этом же году Глеб Леонтьевич передал свой знаменитый велосипед и прочие доспехи и документы, свидетельствующие о его полярном переходе, в Ленинградский музей Арктики и Антарктиды, где они хранятся по сей день.

Недавно Глеб Леонтьевич Травин вышел на пенсию. Но к нему совершенно неприменима стандартная фраза «отправился на заслуженный отдых». Какой там отдых!

В городе опять, как в далекие 20-е годы, заговорили: Травин собирается в путешествие, купил «москвича». И опять его машину (теперь уж авто) погрузили на судно-турбоход «Советский Союз». На ветровом стекле надпись: «Петропавловск-Камчатский».

Первую весточку я получил от Глеба Леонтьевича месяца через четыре, в начале 1963 года. Он писал:

«…Обкатку я сделал, проехав из Владивостока в порт Находку. Потом развернулся и направился в Хабаровск. Тут заехал к старшему сыну Юрию, который служит в Советской Армии. Далее – в город Биробиджан. (Город! А была крошечная станция и сельсовет. В 1928 году мне там делали в паспорте отметку «Сельсовет «Тихонькая»).

В Биробиджане поставил машину на платформу и высадился в Горьком, где гостил у сестер мой младший – Валентин. Ему уже исполнилось четырнадцать. Взял его с собой, и мы двинулись в Москву. Затем через Калинин, Новгород, Псков, Ленинград в Прибалтику. Валентин за дорогу стал отменным водителем. Побывали мы в Эстонской ССР, в Латвии, Литве, Белоруссии, на Украине и Черноморском побережье. А затем вернулись в Псков и Ленинград и обратно в Горький.

Подарок коллектива – фотоаппарат имел должную нагрузку. Дороги радуют – прекрасные. Но были и казусы. Однажды перевернулся с автомашиной, но обошлось удачно. Показатель спидометра – 11064 километра. Недоразумений с автоинспекцией не имел…

Да, и все же это не велосипед и мне не двадцать пять!»

В углу приписка: «Всей душой и сердцем на Камчатке!»

Неугомонный человек!

Я снова взглянул на карту его путешествий. Какое мужество, какая воля нужны для такого похода. 700 дней пути только по Арктике! Полное бездорожье, пурги, купания в ледяной воде, блуждание среди торосов и в снегах островов, безмолвие полярной ночи.

Пробег Травина был одним из первых, если не первым советским велопутешествием на большое расстояние и единственным в мире полярным велопутешествием. К нему хочется применить эпитет «фантастический»: подумайте, если вытянуть воображаемую ленту этой колеи, то она дважды опояшет земной шар.

Переход Травина остался «областным рекордом». Известность отважного следопыта не вышла за берега далекого Камчатского полуострова. Причина этого кроется главным образом в том, что Травин рассматривался как «самодеятельный турист». По правде сказать, в те годы в нашей стране французское слово «турист» не казалось благозвучным, ассоциируясь чуть ли не со словом «праздношатающийся». «Путешествие ради удовольствия, развлечения» – так трактовал понятие туризма настольный энциклопедический словарь 1927 года.

Как бы то ни было, но идея путешествия не была понята. Сам же Глеб Леонтьевич не поднимал этого вопроса. Теперь, через тридцать с лишним лет, он даже склонен несколько иронически смотреть на свой юношеский порыв. «Романтика! Надо было задержать меня на Турксибе или Беломорканале», – говорил он полусерьезно в день нашего знакомства.

Тут уж приходится защищать Травина от него самого, от пробравшегося с годами в душу скепсиса. Без светлой целеустремленной романтики, помноженной на знания и труд, мы не построили бы в столь короткий срок тот же Турксиб, не освоили бы Северный морской путь, не двинулись бы в едином порыве на целину. А разве советская ракета – это не ожившая мечта!