Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Я только-только закончил формирование государств-клиентов на территории Анатолии, главным образом в Галатии и Каппадокии. Деиотару нужно было преподать урок, и я его преподал. Сначала я хотел урезать Галатию до первоначально небольшой площади вокруг Анкиры, но — о, о, о! — Брут вдруг взревел, аки лев, и с жаром накинулся на меня, защищая Деиотара, который должен ему несколько миллионов. Как смею я отбирать у такого замечательного человека три четверти его земель и превращать стабильно доходное царство в вечного должника всем и вся? Брут не может этого допустить и никогда не допустит! Шквал красноречия! Блистательные ораторские приемы! Правда, Матий, если бы Цицерон услышал все это, он бы от зависти рвал и метал. Кассий тоже внес свою лепту. Определенно они теперь больше чем друзья детства и даже чем шурин и зять.

В конце концов я отдал Деиотару значительно больше, чем хотел сначала, но он потерял Западную Галатию, которую поглотил Пергам. А Малая Армения слилась с Каппадокией. Брута мало что интересует, но за свое он дерется отчаянно. А именно за свои деньги.

Мотивы Брута столь же прозрачны, как ключевая вода Анатолии. Но Кассий — самая темная личность из всех, что я встречал. Высокомерен, тщеславен и очень амбициозен. Я никогда не прощу его за тот оскорбительный отчет, который он послал в Рим по смерти Красса у Карр. Собственные заслуги он превознес до небес, превратив бедного Красса в ничто, в стяжателя и сквалыгу. Да, признаю, Красс имел слабость к деньгам, но в остальном он был велик.

В моей организации государств-клиентов Кассию не понравилось то, что сделал я это самоуправно, никого ни о чем не спросив, без дебатов в палате, без проведения каких-либо законов, без занесения их на таблицы, без учета чьих-либо желаний. Я все решил сам и сам же осуществил. В этом отношении быть диктатором просто прекрасно. Колоссальная экономия времени при подходе к проблемам, справедливо и беспристрастно справиться с каковыми можешь лишь ты. Но именно это не нравится Кассию. Или скажем так: ему бы это понравилось, если бы диктовал свою волю он, а не я.

У меня, кстати, есть теперь сын. Царица Египта подарила его мне в июне. Конечно, он не римлянин, но будет править Египтом, поэтому я не очень печалюсь. Что касается матери, то ты вскоре увидишь ее и все поймешь. Она хочет приехать в Рим после того, как с республиканцами — какое неверное слово! — будет покончено. Ее агент, некий Аммоний, собирается прийти к тебе и просить, чтобы ты выделил ей участок земли у Яникула, рядом с моим садом. Там начнут строить дворец для ее пребывания в Риме. Когда будешь составлять документы, запиши эту недвижимость на меня, а Клеопатра пусть ведет все расчеты.

Я не хочу разводиться с Кальпурнией, чтобы жениться на ней. Это было бы некорректно. Дочь Пизона всегда была мне примерной женой. Мы, правда, весьма редко виделись с ней, но у меня есть шпионы. Итог таков: Кальпурния вне подозрений. Настоящая жена Цезаря. Очень хорошая девочка.

Я знаю, мои слова могут тебе показаться где-то грубыми, где-то неделикатными, а иногда и уклончивыми. Но я изменился, Матий, меня теперь не узнать. Нельзя, чтобы человек так возвышался над другими людьми, но я боюсь, что именно это со мной и произошло. Те люди, которые могли бы встать рядом и чем-то мне за мои же деньги помочь, все умерли. Публий Клодий, Гай Курион, Марк Красс, Помпей Магн. Я чувствую себя маяком на Фаросе — вокруг нет и вполовину чего-либо столь же высокого. Если бы у меня был выбор, я бы себе такой участи не избрал.

Когда я перешел Рубикон и пошел на Рим, что-то во мне словно сломалось. Как же несправедливо они со мной обошлись! Неужели они действительно думали, что я не решусь на такой шаг? Я — Цезарь, и мое достоинство, мое dignitas мне дороже жизни. Разве мог Цезарь позволить им облыжно обвинить его в измене и приговорить к вечной ссылке? Немыслимо, невозможно. Если бы надо было повторить все, что сделано, я повторил бы не колеблясь. И все же что-то во мне надломилось. Я никогда уже не смогу стать тем, кем хотел быть, — просто дважды консулом, великим понтификом, полководцем, которому нет равных, и старейшим государственным деятелем, чье мнение интересует палату первым после мнения избранных на новый срок и правящих в данное время консулов.

Теперь я — бог в Эфесе и бог в Египте. Я — диктатор Рима и правитель мира. Но это не мой выбор. Ты меня знаешь достаточно, чтобы понимать, о чем я говорю. Это мало кто понимает. Все ставят себя на мое место и подменяют мои мотивы своими.

Известие из Салоны о смерти Авла Габиния потрясло меня. Замечательный человек, сосланный по ложному обвинению. Откуда бы Птолемей Авлет взял десять тысяч талантов, чтобы ему заплатить? Я сомневаюсь, что бедняга вообще получил за работу что-либо сверх двух тысяч. Если бы Лентул Спинтер поторопился уйти из Киликии и перехватил у Габиния тот контракт, скажи, его тоже занесли бы в проскрипционные списки? Разумеется, нет! Он был boni, а Габиний голосовал за Цезаря. Вот чего не должно быть, Матий: чтобы для одного — один закон, а для другого — другой.

Все-таки в одном случае мой inimicus Гай Кассий словно бы утратил дар речи. Когда я сказал ему, что его брат Квинт обобрал Дальнюю Испанию, погрузил награбленное на корабль и отплыл в Рим, не дождавшись приезда нового губернатора Гая Требония, Кассий не проронил ни слова. И когда я сказал ему, что перегруженный корабль опрокинулся и затонул в устье реки Ибер вместе с Квинтом Кассием, он тоже ничего не сказал. То ли потому, что Квинт был моим человеком, то ли потому, что Квинт запятнал всех Кассиев.

Буду в Риме приблизительно в конце сентября.

Еще одно письмо Цезарь написал несколько раньше, сразу после битвы, и отправил его в Киммерию — Асандеру. В письме он повторил то, что сказал послу-киммерийцу. Киммерия должна четыре тысячи талантов золота Понту и две тысячи — казне Рима. Он также сообщил Асандеру, что его отец убежал в Синопу, очевидно направляясь домой.

Перед отъездом Цезаря из Никомедии пришел ответ. В нем Асандер благодарил Цезаря за внимание и сообщал, что по прибытии в Киммерию Фарнак был убит. Теперь царем Киммерии стал Асандер, безмерно желающий войти в клиентуру диктатора Рима. В качестве свидетельства его доброй воли письмо сопровождалось двумя тысячами талантов золота. Еще четыре тысячи талантов были посланы новому губернатору Понта Винициану.

В результате, когда Цезарь плыл по Геллеспонту, его корабль вез семь тысяч талантов золота и большое количество золотых же корон.

Первую остановку он сделал на острове Самос, где обнаружил одного из своих более или менее умеренных оппонентов — влиятельного консуляра-патриция Сервия Сульпиция Руфа. Тот встретил Цезаря с радостью и покаянно вздохнул:

— Цезарь, мы были несправедливы к тебе. Прости меня, если можешь. Честно говоря, я никогда не думал, что дело зайдет так далеко.

— В том, что затеяли эти люди, твоей вины нет. Я только надеюсь, что ты возвратишься в Рим и возобновишь работу в сенате. Вовсе не для того, чтобы поддакивать мне, а чтобы рассматривать мои законы и предприятия с точки зрения их ценности для общего блага.

Там, на Самосе, Цезарь оставил Брута, которому было обещано жречество. Поскольку Сервий Сульпиций являлся большим знатоком жреческих законов и процедур, Бруту хотелось у него поучиться. Единственное, о чем Цезарь жалел, — это что со своим приятелем не остался и Кассий.

От Самоса он поплыл к Лесбосу, где повидался с наиболее непримиримым своим оппонентом Марком Клавдием Марцеллом, который яростно отклонил все его предложения.

Следующая остановка — Афины, горячо поддерживавшие Помпея. Этому городу не повезло: Цезарь наложил на него огромный штраф. Большую часть времени он потратил на поездку в Коринф, расположенный на перешейке, отделявшем Грецию от Пелопоннеса. Несколько поколений назад Гай Муммий ограбил Коринф, и город так и не оправился. Цезарь прошел по покинутым зданиям, поднялся к цитадели с названием Акрокоринф. Сопровождавший его Кассий не мог понять, чем он так восхищен.

— В этом месте просто необходимо пробить канал через перешеек, — заметил великий человек, стоя на узкой полоске твердой скалистой породы, вздымавшейся высоко над водой. — Тогда кораблям не надо будет плыть вокруг мыса Тенар, особенно в штормовую погоду. Они смогут прямо из Патр попадать в Эгейское море. Хм…

— Это невозможно! — фыркнул Кассий. — Тут до воды футов двести.

— Нет ничего невозможного, — спокойно возразил Цезарь. — Что касается старого города, его надо вновь заселить. Еще Гай Марий хотел разместить здесь своих ветеранов.

— Но ему это не удалось, — резко сказал Кассий. Он пнул камень и пронаблюдал за тем, как тот, подпрыгивая, катится вниз. — Я хочу остаться в Афинах.

— Боюсь, не получится, Гай Кассий. Ты поедешь со мной в Рим.