Цена твоего прощения - Дина Сдобберг

Как проходит первый день после свадьбы? Кто-то продолжает празднования, кто-то собирает друзей, кто-то уезжает путешествовать. А я пыталась как-то привыкнуть к этой мысли. Документы, выданные вчерашним числом, говорили о том, что я теперь тоже Агирова.

То есть из одного непонятного и подвешенного состояния я перешла в другое, ещё более непонятное. Как быть и что делать, как говориться. Я даже испытала некую своеобразную благодарность к Сабиру, что, во-первых, привёз продукты, и пока я готовила, было время переварить новости. А во-вторых, за его решение, что мы сегодня остаёмся дома. Потому что я себя чувствовала какой-то пришибленной. - Мы ждём гостей? - спросила... эээм... мужа, показывая на гору печёнки в раковине. - И все любят печёнку? - Нет, я один всё съем. - Усмехается и смотрит так, словно главное блюдо, это я. - А ты не лопнешь? - с сомнением посмотрела на примерно килограмм пять печени. - Ну, зато точно не останешься голодным. - Обещаешь?- рычащий шепот на ухо и руки, что свободно и бесцеремонно гуляют по плечам, животу, бёдрам. - Лично, с ложечки накормлю. - Пытаюсь выскользнуть из слишком наглых объятий.

Но кто бы ещё меня отпустил. Сабир пользуется тем, что я развернулась к нему лицом, и только сильнее прижимает к себе, крепче. Шумно вдыхает запах туго заплетённых волос и очень медленно наклоняется к моим губам. А я, как зачарованный кролик, смотрю в его глаза и застываю в ожидании, все мысли о сопротивлении или о том, чтобы сбежать из таких, сразу превратившихся из наглых в надёжные, объятий, пропадают, словно их и не было.

Когда до поцелуя остаются буквально миллиметры, Сабир останавливается. И хотя шумное дыхание выдает его собственное напряжение, его губы расплываются в улыбке. Наверное, со стороны мы странно смотрится. Он огромный, нависший надо мной, и я, словно натянутая струна, тянусь к нему. А он улыбается! Ждет, значит, что делать буду?

 Нападаю, легко преодолевая эти ничтожные миллиметры, и кусаю Сабира вместо поцелуя. Кажется, я немного не рассчитала, потому что почувствовала солоноватый привкус крови. Но я явно решила играть не на своем поле. Сабир сжал меня так, что казалось ещё чуть сильнее, и затрещат рёбра. С рычанием дикого зверя он набросился уже на мои губы, не сдерживаясь, жадно кусая, подчиняя, заставляя принять его напор и уступить, подчиниться. Почувствовать его голод и желание.

Но уступать ему не хотелось. Даже в поцелуе. Я не готова только принимать, смиренно ожидая, когда господин соизволит вспомнить о своей собственности! Нет уж! Если я жена, значит я равная. Ни пленница, ни любовница, ни временная девка для утех. Жена! Которая должна и помочь, и поддержать, и вовремя остановить. Прислушиваться к мнению мужа я должна, но не бездумно слушаться!

И откуда только храбрость взялась, но я запускаю пальцы в короткие волосы на его затылке и прижимаю его голову, хоть в этом и нет необходимости, потому что кажется губы слиплись намертво. И сама начинаю его целовать, кусаю его губы и тут же зализываю раны, извиняясь за причинённую боль. - Дикая! Лисица бешеная! - хрипло шепчет он, утыкаясь мне в шею. - С ума сводишь, дразнишь. Распаляешь с полуоборота, сама обжигаешь, инстинкты растравливаешь. Доиграешься, Киррра! Додразнишься! - То есть мужа целовать мне нельзя? Супружеский долг только готовкой ограничивается? - что творю, он же и так на грани, мышцы под кожей каменные от напряжения. Несколько секунд тишины и Сабир начинает смеяться. - Видела бы ты свои глазки сейчас, лисёнок! Храбрая мышка перед веником. - Ему идёт улыбка, делая его мягче и моложе. - Только учти, жена, что после таких поцелуев, твой супружеский долг ограничится кое-чем другим. Пошёл – ка, я в зал, пока наш завтрак не перенёсся на неопределенное время.

Быстро поцеловав меня в висок, Сабир ушёл ворочать свои железки. А я развернулась к раковине. Щеки горели. Вот это я выдала экспромт! От собственной смелости внутри аж потряхивало и одновременно хотелось улыбаться.

Мысль о том, что непонятно, зачем это надо было ему, самому Сабиру, и почему так странно произошло, испортила настроение, но ненадолго. Никогда не понимала желания обмануть саму себя. Вот и сейчас, уж себе бы я могла признаться, что этот дикий, неуправляемый и порой совершенно не воспитанный мужчина, что может бережно и аккуратно поправить локон, выбившийся из причёски, и этими же руками переломать кости не так что-то сказавшему бандюку, мне не безразличен. Настолько не безразличен, что я очень хочу быть для него важной и значимой, и не только как работник. Я хочу, чтобы он был моим, принадлежал мне целиком и полностью. Хочу, чтобы он испытывал ко мне те же чувства, что разбудил во мне.

И вот тебе, Кира, исполнение желаний! Ещё даже до того, как ты их озвучила. Я так боялась, что будет потом. Но разве свидетельство о браке и обручальное кольцо на пальце не гарантия того, что он не исчезнет из моей жизни также стремительно, как и появился? Разве стал бы он связывать себя со мной, если бы я была бы ему безразлична? И теперь, я не просто одна из многих.

Ну да, господин назначил меня любимой женой! Любимой ли? О желаниях своих, об ощущениях он уже говорил не единожды, а про чувства ни разу. Да и способен ли на чувства такой мужчина, как Сабир? Жёсткий, властный, не терпящий неподчинения, нагоняющий страх, даже на своих подчинённых и бойцов! Таким, как несколько минут назад, я вижу его крайне редко. И никогда при посторонних.

 И пока в голове мысли вольным табуном носятся, как хотят, руки уже промывают печень. И потихоньку, сосредоточенность возвращается, ведя за собой спокойствие и уверенность. "Решайте задачи, всегда исходя из их приоритетности", говорил нам-студентам профессор в университете. Вот сейчас главная задача, накормить мужа. Вот этим и займусь.

Когда вернулся Сабир, я уже укладывала слоями печеночные блины, промазывая их жирным пралине из перетертых грецких орехов, жаренного лука и тушёных в сливках грибов. И пусть мне частенько говорили, что пралине это сладкая смесь для начинки конфет, я всё равно считала по-своему.